Rambler's Top100



Альга Альгадова



АЛЕКСАНДРИЯ

 

В прошлом годку случилась одна историйка. Здесь в Киеве. Летом. Когда на деньги, предназначенные на всякие фервексы, колдрексы, аспирины и витамины С, покупаются мороженное, лед с водой и пиво разных стоимостей и сортов. Решили мы (мы - это громко сказано) с Петри пойти на пляж, ну типа оттянуться, т.е. загарнуть, хотя я этого страшно не люблю. Нет, загорать я люблю, но на пляж ходить - это не мое. Но Петри очень настаивал, сказал, что только лохи позорные не ходят на пляж летом, что пляж - это круто (наш-то, киевский). В общем, проще было пойти на пляж, чем переубеждать его в обратном.

Несколько слов о Петри. Петри никакой на фиг не Петри, обычный себе Петя или Петр. Но, его эти Петя/Петр страшно бесило: Петя - он считал, что как-то мелко, а Петр - это уж слишком. Поэтому он решил называться Петри, чтоб ни вашим, ни нашим. Была у Петри еще одна фишка, ему постоянно казалось, что потолок вот-вот возьмет и рухнет ему на голову, а сидя на унитазе, ему казалось, что потолок все время находится в движении и медленно опускается, в общем в помещениях с потолками он не чувствовал себя в безопасности. А в целом, он парень хороший, чувак, одним словом.

Я тоже пацан что надо, но о себе писать не буду, как-то нескромно описывать свою клевизну, да и хлопотное это дело.

Короче, приперлись мы на этот сраный, так называемый пляж. А пляжем мы тут в Киеве называем сушу, которая находится возле любого водоема. Понятное дело, для меня-то день был испорчен, но что ни сделаешь ради друга, хотя чего только не сделаешь. Можно подумать, что места другого нет, где полежать можно. Начали размещаться. Постелили подстилки, разделись до трусов и улеглись. Лежали мы молча. Нам с Петри давно уже нечего сказать друг другу. Наша дружба настоящая, крепкая, не фуфло, не жижа. Петри, словно юный натуралист, внимательно рассматривал все движущиеся перед его глазами ноги и задницы (все, что находится выше, не помещалось в его обзор). Я же лежал на спине, уставившись в одну точку возле солнца, так, ничего интересного, просто лень было крутить зеньками, а не смотреть ни на что тоже не получалось. О чем думал тогда Петри точно не знаю, наверное, о щелках-защелках и звездочках. Он никак не мог придумать, какой должна быть его будущая жена. Теперь же, находясь в таком месте и в соответствующей ситуации, небось, размышлялось ему именно об этом. Я же не собираюсь жениться, мне проще. А вот Петри тяжело засел на этой теме и главное без прогресса. Но я не вмешиваюсь, это как-то без меня. Я лежал тихо и думал о том, что неплохо бы подумать сейчас о чем-то глобальном и высоком, все равно делать не фиг, а потом времени может не быть на такое. Но как назло ничего путного не приходило в голову. Так оно бывает, когда мозги парятся на солнце. Не помню, сколько мы так тупо лежали, пока Петри не зашевелился. Я даже решил, что, видимо, он собирается за пивом сходить, но нет. Петри выступил с предложением пожевать интеллектуальных таблеток. Я давай яростно отказываться. Дело в том, что я завязал с высокой интеллектуальностью, меня теперь прет от другого. По молодости, конечно, без аптечки не обходился ни один хороший день, но потом, когда хороших дней не стало, то и заниматься внутренней ароматизацией стало бессмысленно. Теперь я ежедневно жевал "Орбит", пил кефир и минеральную воду и подолгу чистил зубы. Это придавало мне уверенности в завтрашнем дне, хотя потребности в нем особой и не ощущалось, но зато я твердо знал, что он наступит. А это вовсе немаловажные знания, знаете ли. Так вот, я, не теряя ни минуты времени, начал втирать Петри, что я уже не по этим делам. Но Петреха подготовил сильный номер, он сказал, что эти таблетки вовсе не колеса бестормозные, а настоящие лечебные таблетки. Петри рассказал (он рассчитывал на мое понимание), что за день до похода на пляж, шел по улице и тут какая-то нехилая сила затащила его в аптеку. Зайдя туда, он бесцельно разглядывал коробки и пачки с таблетками, читал их названия, внимание его привлек стенд с противозачаточными таблетками, думал прикупить, на всякий случай, авось пригодятся, но увидел табличку, что они продаются только по рецепту врача. Он еще удивился, зачем нужен рецепт врача для таких таблеток, а вдруг они срочняком понадобятся, какой тогда к хрену рецепт. Ну вот, с этой мыслей Петри шагнул к двери, но опять какая-то неведомая сила повернула его к стоящему возле двери стенду, и он увидел лежащие в ряд разноцветные упаковки таблеток. Но не цветом оказались знатны эти таблеткусы. Петрюху поразили и даже потрясли их названия: "Успокаивающие", "Женские", "Вдохновляющие", "От депрессии", "Интеллектуальные", "Бодрящие", "Сильные", "Активизирующие", "Весенние" и т.д. - чем-то похожие на названия пены для душа. Петри проперся от таких названий. Он с еще большим вниманием стал их разглядывать, на каждой упаковке был написан их состав, который состоял из обычных лекарственных трав в разной комбинации, ну типа: ромашка, мелиса, мята, чебрец, калина-малина, календула, шмендула и проч. К слову "интеллектуальный" он всегда питал слабость. Поэтому его тормознуло на "Интеллектуальных" таблетках. Состав: маточное молочко, какао, янтарная и никотиновая кислоты, имбирь, роза, кофеин, эфедрин, цветочная пыльца, дальше не помню. Петри решил, что таблетки серьезные, не попса какая-то, в виде ромашечек-кудряшечек и лютиков-бантиков, надо брать, к тому же аптекарь очень хвалил их, говорил, что очень повышают умственные способности и способствует развитию мозговых то ли тканей, то ли мышц, то ли извилин, не совсем понятно, а может всего сразу. В общем, не пожалел Петреха 2,98 грн. за 6 таблеток.

Что мне было делать при таком раскладе? Обидеть друга отказом я не хотел. Он, можно сказать эксклюзивом делится и не с кем-нибудь, и вообще не жлобится, мог бы ведь сам все сожрать, или для будущей жены припасти, так сказать свадебный подарок, чтобы умной была хоть пару часов. Но Петри выбрал меня. Крутая у нас дружба, правда? Конечно, эфедрин, входивший в состав этих таблектусов, меня сразу как-то нехорошо насторожил. Что-то слышал я об этом, но что точно, не помню. А еще эта никотиновая кислота. Я ведь курить зачем-то бросил. А тут без всякого кайфа никотином травиться. Так значит есть все таки какая-то польза в куреве для мозгов, если интеллектуальные таблетки не обходятся без никотуши. Отступать было некуда, да и если поразмыслить, то что плохого может случиться, если глотонуть (конечно, не злоупотребляя), одну-две таблеточки, рекомендованные фармацевтами для мозгов, ума, из рук друга, предложенные от чистого сердца. Хотя всякое случиться, может, или точнее, чего только не может случиться.

Я, поскромничав, глотонул две таблетки, остальные достались Петри. Довольные, почти счастливые, мы опять улеглись под солнышко. Кажется, Петри размышлял, идти ему за пивом и если идти, то сколько бутылок брать, или не идти, потому что пиво притупит действие таблеток, не тот эффект получится. Он всерьез много ожидал от них. Я же скептик, даже пессимист, поумнеть я, конечно, не стеснялся, был бы рад хоть одной толковой мысли, о каких-либо идеях я даже не мечтал. Я лежал и думал: "Ну, вот, наконец-то, сейчас я уже смогу подумать о чем-то масштабном, глубоко, рационально и интеллектуально, самое время". Но понимаете, никак, вообще ничего. Мне не хотелось тогда позорить эти злосчастные таблетки. Зачем? Человек все же старался, хотел сделать мне приятное, может даже с пользой, а может не проникся я в силу тех или иных свойств моего говеного организма, двери к раскрытию моей интеллектуальности заблокировались. Делать было нечего. Чтива тоже не было. С Петри говорить было не о чем, думать нечего. Короче, я заснул. Сколько спал - не помню. Но когда я проснулся, то охуел: вместо Петри на подстилке на боку, подперев руку под голову, лежало существо престраннейшего вида, в шубе, прятавшей тело и конечности, и в меховой шапке типа shapka's. Оно смотрело на меня, скривив губы в совершенно идиотской лыбе. Увидев такое, я, образно выражаясь, пересрал. Вначале я решил, что это от таблеток у меня такая пруха, но, вспомнив прежние свои серьезные обдолбки, я сделал вывод, что этого не может быть. Потом я понадеялся на то, что я еще сплю, и все это мне снится, но для сна это было сильно. Сны мне фантастические никогда не снились. К тому же этот запах. Это чудовище пахло чем-то зеленым, зеленым запахом, но с перегаром, типа тухлыми водорослями. (Если честно, то я не знаю, как пахнут тухлые водоросли, но у меня такая чуйка, что именно так, как эта туша в шубе.) Из-под шапки виднелись длинные синие волосы. Ресницы этого фейса меня аж возбудили: невероятно длинные, на них висела какая-то слизь, как будто они были вымазаны обильной смазкой или другой какой слизью, почем мне знать. В общем, я был удивлен, хотя к чему эти ужимки, да, я пересрал, а вы на моем месте нет что ли? Но главный испуг случился со мной, когда это оно заговорило.

- Ты один из водоплавающих?, - прочавкало оно голосом, похожим больше на женский, чем на мужской, только из этого я и сделал вывод, что имею дело с женским полом.

- Я плаваю неважно, так себе. Пловец я бесстрашный, но без страсти, может я и не пловец вовсе, - бормотал я сдуру. Я и вправду стремно плаваю.

- Может ты и не жилец вовсе?, - опять прочавкало оно, и как заржет, - шучу-шучу, не ссы в компот, дуринда, хлебать тошно будет.

Я сам далеко не пуританин, но такую пургу первому встречному никогда не гнал. Она достала из-под шубы литровую банку с медузами, вытащила одну и зажрала. Такой перформанс не каждый день увидишь, да и по трезвяни. А трезвяня была тогда точно, это я вам заявляю без балды.

- Не боись, - говорит, - я хорошая.

- А ты кто?,- спрашиваю.

Ответ: "Александрия".

Говорю: "Ну, вот мы почти и познакомились".

Я решил выглядеть максимально вежливым интеллигентом, действовать хитро и умно, тянуть время, пока Петри не подтянется. Ведь вместе мы сила, потому что наша дружба сильная, мужская.

- Я выбрала тебя, потому что ты самый красивый, - выдала Александрия.

"Ну вот и все", - подумал я, - "мне капец".

- Разве? Никогда не замечал этого, думаю, что ты ошибаешься, - сказал я.

- Не-а, дуринда, - раздалось чавканье.

Потом мы долго молчали, а с ее ресниц скапывала слизь и замерзала сосульками прямо на шубе. Сильное зрелище.

Она мне все время задавала какие-то странные вопросы, тянуло ее на гнилой базар, типа, какую музыку слушаю? Что мне ей было рассказывать, что я старый рокер, панк и металлюга, что без Лед Зеппелин и Дип Перпл не вырос бы, а без Тома Вейтса, Ника Кейва и Соник Юз не получил бы диплома об образовании, что без Игги Попа, Вайя кон диос и Сепультуры мне на работу не прийти, а без Бека, АукцЫона и Девида Боуи не вернуться домой? Но мы все лето с Петри слушали "Ивонну". Хотя я фанат Джима Моррисона, а Петри - Джона Леннона. Как я мог объяснить это Александрии? Я ей рассказал про "Ивонну". На что она, скривившись в грубой ухмылке, чмокнув и съев еще одну медузу, заметила, что тоже любит хорошую музыку, умственную и качественную, преимущественно немецких композиторов и что иногда даже сама сочиняет.

Потом она подняла тему моды. Я заметил, что у нее стильный прикид. Она же не одобрила мои трусы, хоть они были фирменные Труссарди. Сказала, что нужно смотреть журналы и передачи о моде, чтобы знать, как не нужно одеваться. Только так можно быть моднее модного. А быть моднее модно - это не просто круто, это очень круто, это достойно. Ну, в общем, вы понимаете, если следите за модой и ходом событий. Еще она сказала, что быть моднее модного наша (моя и ее) главная жизненная задача, что нам придется нелегко, что нас не будет понимать и воспринимать всерьез всякая козлятина, и пророчила еще много, мягко говоря, неприятного. Короче, пурга мела и засыпала активно.

Потом она спросила, есть ли у меня девушка. Девушки у меня, в том смысле, в котором все понимают, не было. Какая девушка? У меня же был друг Петри. С девушками у меня всегда были хорошие отношения, но я не считал нужным держать какую-то из них при себе. Я за свободу всех девушек на свете и, конечно же, за свою. Любовь в целом как чувство и состояние души уважал страшно, ведь она же так красиво возвышает и украшает, как новогодние игрушки елку в углу комнаты. Александрия согласилась, что девушка должна быть свободна, но не все девушки понимают это. Сказала, что есть на свете много дур, которые хотели бы быть закреплены за каким-либо хреном, а на хрена, ей никто не рассказал. Думала, у меня узнать, но я тоже не знал этого, некомпетентен, так сказать. Любовь она видела не в таких святых и чистых красках, как я. Сказала, что даже если брать в идеале любовь между клевой барышней и клевым пацаном, то она заключается в блокаде смысла, в обоюдном ебеже интеллектуального уровня, и, если успеют, переходящей в физический, потом по любому будет обиже, и тогда, уже разбежавшись, эти двое остаются при приятных воспоминаниях об еще одном козле или козлихе.

Из всего можно было сделать вывод, что эта Александрия - особь непростая, проникновенная, романтичная во всех отношениях и с припудренными мозгами, если то, что находится в ее башке вообще можно считать мозгами.

Она еще много спрашивала всякого, мы болтали о мифах, о предрассудках, о старости, о погоде, о возможности покоя и говорить, глотая слова, о драгоценных камнях, об урожае арбузов, о смелых заявлениях политиков, о цене времени и слова. Она очень даже неплохо шарила, фишку рубила. Например, мы с Петри до такого балагана никогда бы не договаривались, хотя наша дружба - крутая.

Не знаю, как это произошло, заговорился я что ли, глотать слова, то ли как-то другим способом убаюкался, короче, очнулся я на каком-то острове-пляже, кругом натурально вода, такая землянисто-зеленого цвета, вокруг меня ходят розовые фазаны и блестящие павлины, а еще у меня болела голова, и я решил, что если что-то болит, значит еще не подох, хотя не исключается возможность, что стал инвалидом. По-прежнему светило солнце, и точка, на которую я уже смотрел, находилась возле него прямо напротив моих глаз, я пытался быть последовательным, восстановить всю цепь событий. Я думал о том, что, быть может, у меня есть какие-то срытые резервы, о которых доселе я и не подозревал. Я требовал от себя собранности и мужества, я взывал к своей гражданской ответственности, но ничего не выходило. Я пытался понять, что все это означает, как связать поход с Петри на этот гребаный пляж, посещение им аптеки, стремление к интеллектуальности, свою пустую припизденую голову без мыслей, Александрию, этих фазанов. Что это за прикол? Где Александрия? Где я? Где Петри? Как это вяжется с нашей сраной дружбой? Сколько мне лет? Я не мог вспомнить, сколько мне лет. Я забыл. Я до сих пор не могу вспомнить, сколько мне лет. Все говорят по-разному. Но я не склонен никому верить. Нет уже времени верить.

Что-то я отвлекся. Оставаться на острове не было смысла, поэтому я решил плыть хоть куда, ведь какой-то шанс у меня был. Мне удалось словить двух фазанов и одного павлина, я их принял за водоплавающий, но также не терял надежды на то, что они умеют летать. Резинкой от трусов я связал их за бока, мысленно попрощался с собой и жизнью и с криком: "Домой!", - отправился в путь. Мы летели-плыли, плыли-летели, тонули, тонули, тонули, плыли-летели, плыли-летели, тонули, молчали, летели-плыли, неплыли-нелетели, опускались, плескались, глотали воду-песок, тонули, плыли-летели, приземлились. Куда? На землю. Опять пляж, народ очумел, когда увидел, как я без трусов с двумя розовыми фазанами, между ними блестящий павлин, коснулись земли. Александрия аж привстала с моей подстилки, жирно чмокнула и сказала: "Это моднее модного". Рядом с Александрией был Петреха, радостный какой-то. Неужели она ему впаривала тоже, что и мне? Он подбежал ко мне, набросившись на меня, как набрасывается целая футбольная команда на игрока, забившего гол. Петри тогда сказал: "Ты отлично выглядишь, какой загар, ты что из-за морей прибыл, а медуз привез?". Я ничего не ответил, мне хотелось убить Петри, но мы же друзья, нашей дружбе нет конца, и я только обиделся.

 

Теперь я пью гоголь-моголь, от которого меня тошнит, и слушаю Френка Заппу. Хотя всю эту зиму я слушал R.E.M., из старинного, когда они еще были молодцами-певцами, а Майкл Стайп еще не трахался с этой мандовошкой Кортни. И чего только все нормальные мужики на нее западают, не пойму. Как по мне, обычная прошмандовка, о, бедный, бедный Курт.

Когда идет снег, Петри гуляет по Киеву с Александрией под руку. А я купил себе новые ботинки Доктор Мартинс и гуляю в них. Снег падает на удивление тихо. Вообще как-то тихо все вокруг меня. В такой же тишине, тогда еще шел белый снег, мы случайно встретились: я и Петри с Александрией или Александрия с Петри. Он все такой же клевый пацан, что и летом. Она все в том же прикиде, что и летом, шубейка вроде не обтрепалась, аккуратно носит, подстригла ресницы, ей так даже лучше, вместо слизи на них рисунки мороза, ног по-прежнему не видно, у меня на счет ее конечностей вообще есть сомнения. Они оба очень обрадовались, увидев меня, дело чуть не дошло лобызаний, но я сказал, что нужно дождаться лета, на морозе только лохи позорные целуются. Такое заявление возымело свое действие.

Петри сказал, что медузы - это охуеная вещь, от них нехилая пруха, еще он стал подвергаться нападению интеллектуальных волн, чувствует их приливы и отливы, а потолки приобрели некоторую статичность и совсем не давят. Что он хотел этим сказать, я так и не понял. Ясно одно, он пошел трудным путем образования и модернизации. Александрия грубо, но искренне лыбясь, только и прочавкала: "Ты все равно самый красивый, дурнида". Когда они уже отошли на метров двадцать, она повернулась и крикнула мне нормальным женским голосом: "Не забывай думать!".

И я подумал: "Хорошая пара выйдет из них; "Александрия и Петри" - красиво будет смотреться на свадебных пригласительных открытках, моднее модного, зашибись".

 

    © Альга Альгадова


[ Другие произведения ||Обсудить ||Конура ]


Rambler's Top100



Сайт создан в системе uCoz