Сергей Чертопруд

МГНОВЕНЬЯ ЖИЗНИ
(цикл рассказов)

Баба Люба

Блещут росинки,
Но есть в них принцип печали,
Не позабудьте
Басё

Посвящается Маргарите
Автор

В тот день мне исполнилось восемнадцать. Все мои приятели из дворовой компании, кроме Славки - ему через месяц, попали в армию. Да и меня самого через две недели ожидали нары "угрешки" . А потому сидели мы втроем в детской дворовой песочнице, где всегда собирались летними вечерами, и лениво обсуждали, как отметить мой юбилей.

- А может у Любы? - вопросительно глядя на кавалера, предложила Маринка - подружка кореша.

- Хм... Можно... - хмыкнул он и пояснил, - это ее двоюродная сестра.

Пятиэтажные кирпичные "хрущевки". Кусты сирени под окнами. Третий этаж. Красно - коричневая обшарпанная деревянная дверь. Гнусавый звонок. Хозяйка - двадцатитрехлетняя блондинка с аппетитной фигурой и огромными печальными глазами на красивом лице. Огромный черный кот - Маркиз, терся о её ноги. Вот так я впервые переступил порог этой "хаты".

Пока женщины хлопотали на кухне, мы курили у открытого окна в гостиной. Стряхнув пепел с сигареты, я зачем-то спросил:

- Она одна живет?

- Да, - Ответил он неохотно. И отправив "бычок" щелчком пальцев в полет, добавил кратко, - мать умерла четыре года назад, а отец ушел к другой.

Я оглядел комнату. Пара расшатанных стульев, квадратный стол, аскетичный старый сервант, черно - белый телевизор, разлапистая массивная люстра с пятью плафонами.

Первый тост мы подняли за мой юбилей. Я выпил стакан водки не закусывая - решил блеснуть перед сидящей напротив красавицы. Славка с Маринкой настолько были поглощены созерцанием друг друга, что казалось, они забыли о моем Дне рождения. Сам я, наливал себе больше всех, произносил длинные тосты, травил байки, рассказывал анекдоты в лицах - пьяное остроумие лилось полноводной рекой.

Обычно я говорю мало, но в тот вечер ... На самом деле хотелось взять в руки гитару и спеть пару душевных песен. Только для Любы. А так получился трехчасовой монолог писателя сатирика.

Приятель, вспомнив на миг о моем присутствии, посмотрел сначала на хозяйку, потом на меня, радостно хмыкнул и предложил:

- За Прекрасных дам! За тех, кто нас любит и ждет! За тех, ради кого мы живём! ...,- он мог говорить минут десять, но в тот вечер слушать еще один пьяный монолог...

- Соблюдай регламент! - приказал я.

Тогда он вновь погрузился в созерцание подружки. А у меня, как назло, иссяк родник красноречия. Иногда так бывает, когда внезапно осознаешь, что, в конце концов, юность останется на "гражданки", и тебя не встретят в песочнице, как раньше, и не будет прогулок до утра по ночному городу. Ничего не будет, кроме унылой "серой" взрослой жизни.

Во время застолья, Люба с грустью в глазах, положив голову на полусогнутую руку, пальцами другой задумчиво поворачивала хрупкий бокал. Взор ее зеленых глаз, выражавших тоску и нежность, вызвал во мне такую бурю смущения, словно увидел её беззащитно нагую. Мой взгляд ошалело метался по гостиной, но что то непреодолимо заставляло меня, хотя бы украдкой, как бы случайно, еще и еще раз, увидеть ее именно такою. И когда мой взгляд, очарованный её печальной улыбкой замер. Она не отвернулась! Наоборот её зрачки чуть расширились. Слегка наклонившись вперед, Люба поправила свои восхитительные волосы. Все это напоминало чудесный сон. Ночная улица затихла за окном. Запах сирени, словно предутренний туман, заполнил гостиную.

Вновь вернулось красноречие. Гости бесшумно выскользнули из комнаты, а я расслаблено полулежал на диване. Она устроилась рядом. Я вдыхал аромат её волос, наблюдал, как подрагивают её ресницы, как её взгляд стыдливо ускользает от моих глаз. Я мог бы наверно сидеть так часами, молча, вслушиваясь в её дыхание, чувствуя, как ночь неумолимо затягивает нас в вечность.

Люба первая потревожила тишину, спросив негромко:

- А тебя дома ждут? - в её вопросе прозвучали ожидание и тревога, словно от моего ответа слишком много зависело в её жизни.

- Родители считают, если в институт мозгов поступить не хватило, то для армии достаточно ... А где ночую - им без разницы ...

Кот, гордо ступая, двигался к нам. Маркиз, словно хозяин, пересек гостиную, нагло разглядывал меня горящими зелеными глазами. Запрыгнув на диван, он устроился на коленях у Любы, сладостно заурчал, когда она привычно, своими нежными пальчиками, коснулось густой шерсти. Это было так красиво, что казалось, будто кисть её руки живет своей жизнью, лаская этого аристократа и наслаждаясь от общения с ним ... Мне вдруг захотелось дотронуться до Маркиза, словно это могло соединить меня и ее... И когда все это произошло, все на мгновенье замерли... Кот обиженно спрыгнул с её колен и удалился из гостиной, но мы с Любой продолжали сидеть, словно околдованные чувствами друг друга...

Вдруг, радуясь словно ребенок, она спохватилась:

- Здесь бутылка Шампанского осталась... Целая...

Я кивнул, хотя меньше всего мечтал о коктейле "Северное сияние" в собственном желудке. Под негромкий звон бокалов она прошептала чуть торжественно и страстно:

- За этот майский вечер...

Остальное я прочитал в её взгляде...

- Ну, мы пошли, счастливо, - эти слова приятеля и шум хлопнувший двери, словно разбудил меня. Торопливо вылив остатки "игристого вина" в наши бокалы, я жадно сделал пару глотков, пытаясь как то заполнить паузу, возникшую между нами. Люба с тревогой в голосе спросил:

- А ты не много пьешь?

- Не волнуйся, - успокоил я её, - в салате не усну

- Главное песен не исполняй, - попросила она, - а то соседей разбудишь.

Она порывисто поднялась, достала из серванта две запыленные стеариновые свечи, и поставив их на стол, негромко попросила, указав на люстру:

- Выключи этот прожектор.

Я, шатаясь, добрался до выключателя. Причудливые тени плясали на стенах. Она, обняв меня сзади, что то прошептала... Эта весенняя дивная ночь, яркая как вспышка молнии, окунула нас в вечность ...

Ночи с Любой превратились для меня в медовый месяц. Потом были проводы у военкомата. Я так и не успел, почему то сказать ей самого главное.

Два года службы я жил на встречу с надеждой с Любовью и когда черная тоска терзала душу, то вспоминал ужин при свечах, сирень под окнами и ту ослепительную майскую ночь.

Когда я вернулся, то, зайдя в знакомую "хрущевку", с удивлением обнаружил, что там живут чужие люди, и ничего не знают о Любе. Потом пришел из армии Славка. Мы сидели вдвоем и вспоминали прошлое, и я спросил приятеля о ней. Славка налив водку в стакан и приказал:

- Выпей! - а потом и глухо произнес, - погибла она... Год назад... В ванной повесилась...

Иногда я брожу один по ночному городу, вспоминаю те счастливые, глупые дни и мне хочется крикнуть:

- Люди постойте! Не уходите! Ведь вы нужны друг другу живыми!

Система

Долгие дни весны
Идут чередой... Я снова
В давно минувшем живу.
Бусон

Посвящается Ромке
Автор

Он стремительно выпрыгнул из салона рейсового автобуса, наступив высоким армейским ботинком в центр лужи из грязного мартовского снега. Ловко увернулся от толпы желающих уехать, отскочив метра на три в сторону от дверей. Пристроил на плече продолговатый мешок с лямками - "трансфер". И уверено зашагал по поселковой площади в сторону кирпичного магазина, который примостился на пригорке.

Пройдя мимо полуразрушенного бетонного забора с кусками колючей проволоки, путник спустился с холма вниз к реке. Преодолев пять метров пути по разбитой набережной, он свернул на мост. На мгновенье замер, перед тем, как ступить на деревянный настил, вспомнив то хмурое апрельское утро. Ольгу. Как стояли они тогда у перил и глядели на бурлящий внизу поток...

Резко поправив "трансфер", он стремительно сделал шаг. Стараясь не смотреть по сторонам, торопливо преодолел мост. Не снижая темпа движения, вскарабкался на обрыв по обледенелой накатанной тропе, прошел мимо дач и вышел в поле.

Что-то вновь заставило его замереть. Мотнув головой, он попытался отогнать видение, как бежал через другое поле. И не один, а вместе с "братками" из взвода, с "волкодавами" из СОБРа и "операми" из ФСБ...

Вход в пещеру он отыскал быстро. Круглый овраг, похожий на кратер вулкана. В центре зияло отверстие - входной лаз. Квадратный, выложенный бревнами, колодец вёл вниз в горизонтальную штольню - начало системы каменоломен.

Около входа он неспешно переоделся. Надел старенький хэбэ. Сунул фонарь в специально нашитый на куртку карман. Второй светильник - "циклоп" надел на голову. Пару раз щелкнул выключателем, проверяя работоспособность. Равнодушно скользнул взглядом по короткой надписи "ЯНА" на талом снегу. Постоял безмолвно минуту. Зачем то шумно выдохнул и привычно полез вниз, упираясь ногами в промерзлые бревна сруба, пристроив "трансфер" на плече. Спустившись на три метра в подземелье, он пополз по горизонтальному извивающему коридору, словно гусеница, ногами вперед, волоча его за собой.

Красная площадь, так прозвали спелеологи грот около "входного колодца", был просторным и монументальным. Бурые пятна глины на желто - белом известняке. В лучах электрического света они напоминали очертаниями кремлевские стены, а несколько выступающих столбов были похожи на башни. Он включил фонарик. Пошарил конусом света вдоль стены. Нашел потрепанную тетрадь с хроникой всех посещений Системы за последние три месяца. Предыдущий Журнал выдержал полгода, а потом кто-то его украл. Начал листать влажные, пропахшие плесенью страницы, ища последние записи.

"Забросились в 22.10. Боцман, Федор, Дрон с Мариной и два "чайника". Будем стоять в новой части системы, в Приюте четырех. Выброска послезавтра".

"Пришли встречать трех "кипятильников". Прождали с 13.45 до 15.00. Ушли обратно. Боцман и Дрон. Зайдем вечером. Крот, если приедешь, иди в Приют четырех или в Чудо Юдо. Там двое стоят - Леха и Тимур. Ты их знаешь. Боцман".

Он неторопливо написал в Журнале: "Забросился в 17.15. Место ночевки неизвестно. Сначала побегаю по Старой части системы. Выброска завтра утром. Крот".

Он уверено зашагал по штольне, иногда чуть пригибаясь, порой преодолевая кучи камней, ловко обходя "водокапы" - места, где с потолка капала вода, а полу стояла посуда для её сбора. Он не спешил. У него в запасе было часов пять свободного времени. Воду он нес с собой. Переночевать он мог в любом месте. Даже в "шкуродере" - узком тоннели, где люди могли перемещаться только ползком. И при этом рискуя застрять между каменных глыб.

Он шел в Глиняный зал в новой части пещеры. Два года назад Ольга начала лепить там фигуру сфинкса из глины, и он все это время мечтал увидеть это загадочное существо. Тогда они остались в гроте вдвоем. Вся компания, во главе с Боцманом и под его мудрым руководством, закончив лепить женскую фигуру, отправилась в лагерь в грот Чаша. Там они пили уже вторые сутки, провожая в армию его и еще одного парня. Ребята так и не вернулись, бурно отметив завершение работы. Одни уснули по дороги, а другие продолжили бег по штольням, решив познакомиться с Чёрным спелеологом, а кто то остался на стоянке терзать гитару... А им было хорошо вдвоем в этой галереи глиняных фигур.

Он вскарабкался на каменную насыпь, перегородившую штольню, ведущую в грот, машинально отметив, что камней стало значительно больше и наверно через пару лет никто уже не сможет попасть в Глиняный зал. В Новой части системы периодически случались обвалы. Один раз его самого чуть не засыпало в "шкуродере" при переходе из Новой в Новейшую часть системы.

В Глиняном зале добавилось несколько новых скульптур - ёж с торчащими во все стороны иглами из спичек, телефон, компьютер и сфинкс. Он достал из "трансфера" кружку. Отрезал тесаком, привезенным из армии, ломоть черного хлеба. Налил из фляги водки. Замер на мгновенье, а потом тихо произнес:

- За тебя...

Прикрыл глаза. Словно на киноэкране, перед внутренним взором начали стремительно меняться кадры их последнего путешествия в систему ...

... Они сидели втроем около Глиняного зала, и думали, каким маршрутом возвращаться в лагерь. Тогда она и предложила заскочить в Новейшую часть системы:

- А если завалит? - лениво заметил Дрон, закурив. Ему хотелось поскорее вернуться в лагерь, пить водку, петь под гитару и наслаждаться жизнью. Он и в Систему лазил, что бы побегать в пьяным по штольням.

- Ну, вы знаете, что нужно делать, - спокойно ответила Ольга. - Я пойду одна. Сыграю в русскую рулетку... или не стоит, - добавила она через мгновенье.

- Пошли! - приказал внезапно он, - Только я первый! Зачем группе лишние проблемы? Там, где сыпется, будем обходить.

- Ну, я вас здесь подожду, - Дрон пристроил свечку на выступ в скале, устроился поудобнее и добавил, - долго не гуляйте, а то закуска закончиться...

...Он освещал рождающегося сфинкса двумя фонариками. При этом он глядел на неё. Увлечённая работой, она иногда бросала на него мимолетные взгляды. Когда их глаза встречались, то они понимали - любые слова лишь нарушат гармонию чувств...

Посидев неподвижно минут десять, он резко вскочил, энергично упаковал всё обратно в "трансфер" и снова отправился гулять по Системе. Ему захотелось побыть в одиночестве и до утра не встречать никого из прошлой компании.

Он забрел в Деканат. Так спелеологи прозвали лабиринт коридоров справа от Красной площади. Ходила легенда про одного "кипятильника" (человек который второй раз в системе) самостоятельно решившегося "заброситься" и попавшего в Деканат. Парень перепутал поворот, и ошибка обошлась ему двумя сутками блужданий. Как шутили потом спелеологи - "он сдавал экзамен Системе".

Внезапно он почувствовал присутствие человека. Инстинктивно отклонился к стене. Медленно сполз. Мгновенно выключив фонарик. Вслушиваясь все это время в окружившую его темноту. И только спустя пару минут он сообразил, что он в Системе, а не подвале осажденного дома. Торопливо щелкнул кнопкой выключателя и уверено шагнул за поворот коридора.

Луч "циклопа" наткнулся на миниатюрную фигуру в джинсах и штормовке. На "пенке" (коврик из пенеплена), скрючившись, сидел человек, обхватив руками коленки. Крот удивлено присвистнул. Встретить в Деканате девушку, да еще одну, оставшуюся на ночевку в таком месте. Это было невероятно. Как она здесь оказалась? Одна! Из компании Боцмана? Так он обычно не теряет людей, тем более "чайников". Даже при сильном опьянении всей группы. Тогда на "проводах", именно он собрал всех, кто уснул в штольнях на холодных камнях, и уложил спать в лагере на "пенках".

- Привет Ты откуда? - спросил он. Вопрос прозвучал так, словно они встретились на вечеринке, а не в мрачном подземелье. Незнакомка растеряно посмотрела на него, пытаясь сообразить, это сон или галлюцинация.

- Крот, - представился он и поинтересовался недоверчиво. - Ты забрасывалась вместе с Боцманом?

- Нет, - постепенно она начла адекватно воспринимать ситуацию, - Я должна была с ним встретиться, но опоздала. А сколько сейчас времени?

- Двадцать три сорок. На поверхности ночь. Так ты из трехчасовой группы, - сообразил он. - А почему ты здесь, а не около Журнала? - задал он очередной вопрос.

- Там холодно. И я решила пройти чуть дальше, - жалобно произнесла она, сообразив, сколько времени она просидела в оцепенение. Хотя ей казалось, что прошла вся ночь, и скоро компания будет возвращаться назад.

- И зашла в Деканат, - сделал он вывод. - Слушай, а тебя как зовут?

- Яна...

- А я Крот, - еще раз назвал он свое имя.

- Боцман часто про тебя рассказывал.

- Это он может, - печально усмехнулся он.

Положив рядом с её рюкзаком, упакованным в гермомешок, свой "трансфер", он сел. Достал из кармана огарок свечи. Зажег его и пристроил на выступе скалы. Внимательно посмотрел на девушку и удивился тому, что она не успела испугаться. А может просто ещё не поняла, что в Деканате её будут искать только через пару суток. Не раньше. Когда обнаружат, что она "забросилась" в Систему, а не потерялась наверху. Ведь завтра с утра Боцман пойдет обратно, минуя Деканат.

- Какие планы? - спросил он. Словно речь шла о том, как им провести вечер вдвоём - пойти на дискотеку, в гости к друзьям или остаться у неё дома. И начал перечислять варианты, - Можно сразу на "выброску" - там холодно, сыро и мрачно. Первый автобус не раньше семи утра. Можно в Чудо - Юдо к ребятам, но там нет горячего обеда и, похоже, и самих хозяев. Можно в Приют Четырех, но это три "шкуродера" и минут сорок быстрого ходу. А можно и здесь переночевать с холодным ужином, а утром наверх.

- Ночевать здесь, - устало выбрала она. Ей не хотелось идти куда то ещё.

- На ужин банка тушенки, черный хлеб, вода. Для желающих печенье и водка. Приём пищи через десять минут. Ночёвка. Утром сразу вылезем или подождём Боцмана и вместе с ним вернёмся в город, - произнёс он словно командир диверсионной группы.

Он распаковывал свой "трансфер", достал продукты, кружку, "пенку", спальный мешок, ещё одну свечку и начал готовить ужин. У Яны оказалась с собой два пакетика супа, кусок колбасы и батон белого хлеба. Супы он вернул ей обратно, а колбасу разделил на две части, пояснив:

- Половину на утро, а это сейчас съедим.

Во время ужина, после того, как она осознала, что с ней могло произойти, не загляни Крот в Деканат, у нее пропал аппетит. Пересилив себя, она сжевала пару бутербродов, запив их холодной водой.

Яна с удивлением наблюдала за парнем, который ловко орудуя ножом вместо ложки, поедал тушенку, изредка закусывая хлебом. Перекусив, он достал фляжку и вопросительно посмотрел на спутницу. Она отрицательно замотала головой. Налил себе грамм сто водки в кружку. Молча подержал чашку, мысленно произнеся, - "третий тост", и выпил залпом.

После трапезы он расчистил место для двух "пенок", аккуратно сложив в кучку у стены булыжники. Расстелил туристские коврики, уложив сверху "спальники" и пристроив свой "трансфер" вместо подушки. Нож он уложил под рукой. Армейская привычка.

Крот лежал на спине, глядя в том направление, где должен быть потолок и пытался уснуть. В том подвале он не спал трое суток. Даже потом, в расположение родной части, он периодически просыпался, услышав шорох или чьи то шаги. И сейчас, даже спустя полгода и порции водки, он не смог уснуть. Он находился в состояние тревожной полудрёме. Часто посматривал на часы, подсвечивая циферблат лучом фонарика. Яна то же не смогла уснуть. Несколько часов проведенных в одиночестве мешали уснуть. Она ворочалась, пыталась расслабиться, но сон остался на поверхности. Чувствуя её состояния и сам мучимый бессонницей, он вдруг спросил:

- А как ты попала в компанию Боцмана. На спелеолога ты не похожа...

- В клубе туристов водников познакомились. Он ещё и на катамаране любит сплавляться по горным рекам каждое лето.

- Понятно. Три года назад он был фанатом Системы. Как и я... - он вздохнул, вспомнив то счастливое время.

- Теперь он редко ходит. Говорят, кто-то погиб из его друзей. После этого он и перестал лазить в пещеры, - Она не знала подробностей той трагедии. Просто слышала, что группу засыпало и спасти никого не смогли. Не успели.

- Понятно... - он вспомнил тот день, когда в часть, где он служил, прислали пополнение. И встретив знакомого по спелеотуризму - пару раз они вместе "забрасывались", он узнал о той трагедии. Парень не ведал о его романе с Ольгой, и рассказал все подробности той операции по ее спасению. Почему он тогда не застрелился? Может год боёв и гибель друзей приучили его ценить жизнь или внезапная тревога и участие в операции по "зачистке", прервавшая их беседу, заставили думать о более прозаических вещах, чем гибель любимого человека. А после боя, снова бой, а потом ещё и ещё ...

Помолчав, он грустно добавил:

- Знал я тех ребят. Поэтому и оказался сегодня здесь. Завтра год будет, как они остались в Системе...

Она молчала, почувствовав, что кроме дружбы, что-то ещё связывало его с погибшими. И пожалела, что заговорила об этом. Может он и в каменоломни пришёл из-за этого. Встретиться с душами тех, кто ушёл. И её глупая выходка - желание переночевать в пещере, только нарушила его планы.

Он сглотнул ком, подкатившийся к горлу, и продолжил:

- Если хочешь, я могу рассказать ту историю. До утра ещё долго.

- Ну, если ...- начала она, подумав, как тяжело ему будет ещё раз переживать прожитое.

Он поведал ей обо всём, кроме своих взаимоотношений с Ольгой. Но она и так, интуитивно почувствовав, что значила для него та девушка.

Подъём, короткий завтрак и они собрались на "выброску". Они вылезли на поверхность, и он показал ей почти растаявшую надпись "Яна", пояснив:

- Через час следов не останется и о том, что ты была в системе ни кто не узнает.

Она молча кивнула.

Путь по раскисшему полю занял чуть больше времени, чем он рассчитывал. И на автобус они опоздали. Пока ждали следующего автобуса, а он пришёл только через час, они устроились на лавочке в павильоне остановке, молча глядели на дальний перелесок, где остался вход в Систему. И каждый из них думал о чем-то своём.

Внезапно он присвистнул, увидев на дороге Боцмана с компанией.

- Быстро они, - хмыкнул он, - Ну значит, тебя можно ему передать, живую и здоровую, закончив тем самым твоё посещение Системы. Жаль, конечно, расставаться, но мне в город надо - дела. А они, - Он проводил взглядом подъехавший автобус, - пока в ларьке пивом закупаться, пока чипсы сжуют, там и следующий приедет.

К ним подошла, с радостными восклицаниями, вся компания. Обменявшись с Боцманом и Дроном парой фраз, он услышал, как Яна начала громко рассказывать о своих приключениях остальным ребятам.

- Ну, вы даете, - произнес он, когда они отошли и от остальных ребят их отделяло метров пять, - чуть девчонку в системе не оставили.

- Так она сама полезла, - виновато заметил Дрон, - Шальная, как Ольга, - И умолк, запоздало сообразив, что сказал лишнее.

- Имя мы её видели, - примирительно заметил Боцман. Почувствовав, что твориться в душе приятеля. - Если не твоя запись в журнале, то "кипятильников" оставил бы наверху, а сам вернулись назад. Не только тебе она по ночам сниться. Майкл с Орлом завязали со спелеотуризмом. После той ночи...

- Знаю, - он мрачно кивнул, - я одного в Грозном встретил. Он институт бросил и ушёл "контрактником". А второй пьёт много. Ну, ладно, хватит о старом ... Завтра в шесть у меня…

Он торопливо попрощался с приятелями. Посмотрел на Яну. На мгновенья их взгляды встретились. Торопливо запрыгнул в салон автобуса. Водитель уже прогрел мотор. Двери медленно начали закрываться. И вдруг Крот увидел, как девушка стремительно рванулась следом за ним...

Это праздник повзрослевших детей

Мы источник веселья и скорби родник,
Мы вместилище скверны и чистый родник.
Человек, словно в зеркале мир - многолик,
Он ничтожен и он же безмерно велик.
Омар Хайям

Посвящается Игорю
Автор

Бормочущий телевизор заменил собеседника. Тёмно красное, приторное, с резким запахом спирта, пойло с бульканьем заполнило кружку. Подражая взрослым, он выдохнул, поморщился, и начал, глоток за глотком, вливать в себя дешёвый ликёр. Торопливо закусил вареньем. Снова налил.

Он пил за сегодняшний праздник. Всё. Конец всем мучениям и начало другой жизни. Выпускной вечер. Как долго он мечтал переступить порог ненавистной школы в последний раз и похоронить все воспоминания, связанные с этой школой.

В классе он был шутом. Очки в немодной оправе, вечно неряшливый вид, походка как у орангутанга - всё это вызывало только насмешки одноклассников. Дома не знали о его проблемах. Учился он средне. Читал Дюма, Джека Лондона и других классиков приключенческой литературы. Самостоятельно изучал каратэ - до.

Он привык к такой жизни. Правда иногда, стоя вечером у окна и глядя на шумную улицу, мечтал о другой, более радостной и счастливой жизни. Надеялся, что, поступив в институт, он получит всё, о чём можно мечтать в семнадцать лет.

Последние три недели его душу разрывали приступы депрессии. Он слонялся по пустой квартире, смотрел телевизор, листал старые журналы. Читать не хотелось. Тренировки забросил. И даже выпускной вечер не радовал, а наоборот, только усилил поток грустных мыслей.

Девица с растрепанными тёмными волосами, розовом шрамиком на левом виске, болтала с подругой по телефону. После продолжительного и бурного обсуждения предыдущего вечера, тогда они праздновали чей то день рождения, ее собеседница предложила:

- Ир, сегодня у меня выпускной. Может, появимся там всей компанией?

- Ну, не знаю ...- замялась девушка. Ей не хотелось быть одной на этом празднике. Со своим кавалером она поругалась на том дне рождения. А быть одной, пусть даже в окружение друзей, ей не хотелось.

- Скучать не будешь, - пообещала подруга, - у нас в классе знаешь сколько парней свободных? В крайнем случаи своего Макса на один вечер одолжу.

Вечером, когда он надел специально купленный для этого торжества костюм, то мама, глядя на него, произнесла с грустью:

- А ты ведь совсем взрослый, сынок!

Паренек медленно брёл к школе. На школьном крыльце толпились выпускники. Мальчики, надевшие униформу взрослых - костюмы, но всё еще остававшиеся подростками. Им еще через многое предстояло пройти, что бы стать настоящими мужчинами. Девочки - в красивых бальных платьях, ставшие самыми привлекательными и загадочными в этих туалетах, но еще не успевшие превратиться в мудрых правительниц мужских сердец и чувств.

Они не хотели и не спешили проститься с детством. А кому охота взваливать на себя груз проблем взрослой жизни? Как часто мы торопим время, мечтая вырасти, ещё не осознав, что нет обратного пути. Может поэтому, в душе все мы остаёмся детьми до самой старости, но только старательно скрываем это?

Программа "выпускного вечера" была традиционной. Сначала торжественные речи о "чудесных годах"; "о выборе своей дороги"; о педагогах, многому научивших своих питомцев и вручение аттестатов. Потом банкет, когда родители из-за всех щелей восторженно глядят на жующих детей. После трапезы - дискотека.

Он устроился в полутёмном углу актового зала, где стулья были нагромождены в несколько этажей. Развалившись в пыльном кресле, он лениво наблюдал за танцующими выпускниками. Он не умел, как они, так дёргаться. Однажды попытался, на школьном Огоньке, потанцевать, но его движения были столь неуклюжими, скованными и смешными, что только спровоцировали многих одноклассников устроить соревнование, кто лучше передразнит его. Он наверно продремал бы так до самого утра, но появление новой компании разрушило все его планы.

Ира вошла, в окружение друзей и подруг, в тот момент, когда диск - жокей выкрикнул громко:

- Белый танец! Очаровательные дамы приглашают мужественных кавалеров!

Подруги, обняв своих мальчиков, увлекли их в центр зала. Она растерянно оглянулась вокруг, и случайно заметила паренька, возлежащего в кресле и равнодушно взиравшего на бурлящий вокруг праздник. Она неуверенно шагнула к нему. Он вздрогнул, когда услышал её голос, заглушаемый звуками популярной мелодии:

- Молодой человек, можно вас пригласить?

Он повертел головой, ища соседа, к которому обратилась незнакомка. Ведь не к нему же. Исключено! Или это очередное развлечение одноклассников? Но почему нет зрителей? Он медленно поднялся, ещё не осознав происходящего, и побрёл за дамой, глядя себе под ноги.

Неумело обняв партнёршу за талию, стараясь не наступать ей на туфельки, он бережно начал кружить её по залу. Его взгляд упёрся в стену. О чём говорить? Он не знал.

- Меня Ирой зовут, а тебя? - не выдержав затянувшейся паузы, представилась она.

- Игорь, - глухо произнёс он, с трудом выдавив имя из себя. И добавил, чуть увереннее, - весело праздник отмечают.

Двое его одноклассников, ещё не успевшие привыкнуть к алкоголю, быстро опьянели. Они представляли собой комичное и жалкое зрелище. Весь класс откровенно издевался над этой парочкой, совершено позабыв про Игоря.

Мелодия кончилась. Он вернулся в свой уголок, вздохнул, когда вновь зазвучала музыка. Может впервые, когда он почувствовал свободу и свою значимость. Танцевал! И над ним никто не смеялся. Пусть молчал. Пусть шутка была неудачной. Но он танцевал. Жаль, это уже не повториться. Кому он нужен? Но он ошибся.

Она сама нашла его в полутёмном зале, когда вновь зазвучала медленная мелодия и устроилась рядом с ним. В нескольких метрах от них, свернувшись калачиком, спал одноклассник.

- А у вас всегда так? - спросила девушка, что бы начать разговор.

Впервые она почувствовала, что не знает о чём говорить. Словно этот паренёк, сам того не понимая, околдовал её. А ведь она привыкла укрощать любого сверстника! Хотя в глубине её души жила мечта о принце, который возьмёт все её заботы на себя, и больше не надо будет жить кошкой, которая гуляет сама по себе. Может, поэтому её друзья не могли быть принцами. Слишком просты и похожи были они друг на друга. А, впрочем, она и сама не знала, что хотела. В каждом новом мужчине ей виделся идеал, а потом наступало разочарование, и снова поиски. Так она и жила последний год.

Он, чуть оправившись от шока, ответил:

- Нет. Многие впервые выпили, вот и уснули. А у вас что, до дому все доползают?

- Обычно. Но иногда засыпают в дороге, - она улыбнулась так, словно они были знакомы не один день. Может именно это улыбка, а может просто парень осмелел. Но он пригласил её танцевать! Сам! И она не отказалась! Наоборот, словно ждала этого мгновенья. Она доверчиво подала ему свою миниатюрную ладошку. Взяв её за руку, он уверено повёл её в толпу танцующих пар. Чуть смелее обнял её. Его движения стали более уверенными.

Комплимент из его уст прозвучал неожиданно для обоих:

- Сударыня. Ваши глаза прекраснее, чем тысяча роз на рассвете в райском саду, когда капельки россы ещё не скатились в бархатистую траву, а полуденное солнце своими лучами не затмило яркость красок.

Она не привыкла к таким комплиментам. С интересом взглянула ему в глаза. Её дыхание участилось. Она чуть плотнее прижалась к нему.

Одноклассники язвительно комментировали происходящие. Посмеивались. Громко спорили о причинах их взаимной симпатии. Он, словно освободившись от тяжелой ноши, расправил плечи, вдохнул воздух свободы. Потом ещё раз. И утратил контроль над собой. Энергия, копившиеся годами, выплеснулась наружу, и закружила их вдвоём в вихре неземных наслаждений. А может это все просто ему приснилось.

Он почти касался своим лицом её волос. Жадно вдыхал аромат её кожи. Нежно шептал ей на ушко всякие глупости. Она не слушала его болтовни. Просто прижавшись, нежно обняла его мощные плечи, наслаждаясь происходящим. Казалось, всё исчезло, и остались только они вдвоём в пустом зале. И музыка звучала только для них. И эта ночь. И кто сказал, что в жизни могут быть более счастливые минуты, чем эти.

Снова тот уголок. Полумрак. Она осторожно водила своим пальчиком по его огрубелой, словно клешня краба, ладони. Коснувшись разбитых суставов, она спросила:

- Не больно?

- Нет. Не обращай внимания. Ошибки молодости.

Всё оставшиеся время они провели вдвоём.

Компания особо не удивилась, увидев нового Ирининого кавалера. Приняли как равного. Кто то предложил продолжить праздник на одной из квартир, вспомнив:

- Предки Макса на дачу укатили, можно у него.

- А он приглашал? - спросил кто то.

- Ну, будет приятный сюрприз для него и Ольги, - ответил инициатор продолжения вечеринки.

- А кстати, где они? - вновь спросил собеседник, особо не горевший желанием ехать, куда то ещё и мечтавший выспаться.

- Где то в школе заблудились. Найдём, - уверено заявил инициатор и отправился на их поиски.

Ира с Игорем, держась за руки, вышли на школьное крыльцо. Ему показалось, что мир изменился. Даже насмешки бывших одноклассников, загоготавших при его появлении и давшие серию пошлых и глупых советов, вызвали лишь его равнодушный вздох. Словно он перешагнул черту, отделявшую детство от юности, а они так и остались великовозрастными детьми. И ему, было чуть жаль их. Словно человеку понявшему, что истинный смысл жизни - жить в каждом мгновенье, а не в прошлом или будущем.

Июньское утро было прохладным. Он снял пиджак и осторожно прикрыл Ирины плечи. Она благодарно улыбнулась ему и обняла его. Они медленно спустились со школьного крыльца, словно уходя во взрослую жизнь. Толька сейчас, они начали понимать это.

- Вот и кончилось детство, - процитировал он слова из популярной в тот год песни. И вдруг неумело поцеловал Иру. Казалось, что она только и ждала этого мгновенья. Их поцелуй длился вечность.

Трое здоровых парней - местные подростковые "авторитеты", с которыми и старые взрослые уголовники, "завязавшие" с криминальным прошлым, предпочитали не общаться, были свидетелями этой романтической сцены. Они пили всю ночь, а утром решили заглянуть в родную школу, где, когда-то учились. Просто так. Проходили мимо. Будь Игорь один, может быть и прошли мимо. А так. Он целовался с красивой девчонкой. Это и спровоцировало их.

Ненависть и жажда мести, впитанная ещё в детстве, словно невидимый палач исполнили приговор, вынесенный в мечтах много лет назад, а сейчас только получившие санкцию на убийство. Все обиды и унижения, накопленные за эти годы, сконцентрировались в звериную злобу. Эти трое были сильнее и опытнее Игоря в уличных драках. Это было известно всем, кто оказался случайным свидетелем этой драмы.

Обычное обращение:

- Эй, очки! Ползи сюда!

Он уже не слышал этих слов. Ему казалось, что всё происходит, как во сне. Слишком заторможено и плавно. Мягко отстранив Иру, медленно, чуть пригнувшись, он двинулся вперёд, тяжело переставляя ноги. Во взгляде звериная злоба. Шпана растеряно наблюдала за его приближением. Кто то выхватил нож, и подражая взрослым, заорал истошно:

- Порежу, сука!

Этот вопль вывел хулиганов из оцепенения. Но слишком поздно.

Компания, наконец, отыскав Макса с Ольгой, растеряно наблюдала за этой схваткой. Они понимали, сделать уже ничего не смогут - просто не успеют.

Заторможенные, так казалось Игорю, удары. Двое корчились в конвульсиях на асфальте. А вот третий. Выпад руки с ножом. Боли от лезвия финки воткнувшийся в живот он не почувствовал. Только медленно накатывающейся слабость. Последний удар основанием ладони в лицо нападавшему и противник с воем повалился на грязный асфальт, ухватившись руками за кровавое месиво, где раньше был нос.

Ирина рванулась к нему. Он сделал неуверенный шаг навстречу ей, держась за распоротый живот. Руки были в крови. Рядом катались на земле, матерясь от боли и бессилия трое бывших "авторитетов". С воем подкатил милицейский УАЗик. Молоденький лейтенант, распахнув дверцу, скомандовал шофёру:

- Вызывай "скорую" и "дежурного". Одного порезали, трое ранены.

Игорь, близоруко щурясь, начал медленно оседать, пытаясь улыбнуться ей. Она, став на колени, старалась поддержать его тело, что бы он не завалился назад. Ей казалось, что коснись он грязного асфальта, то сразу покинет этот мир. Она всё шептала, переходя на крик:

-Не умирай! Ведь я люблю тебя! Не умирай...

Остров

Мои глаза - и вернулись
К вам, белые хризантемы
Видели всё на свете
Иссё

Он стоял, широко расставив ноги. Смотрел на мелькавшие за грязным окном вагона скорого поезда дачные поселки, и думал о том, что через трое суток его ждет возвращение в Москву. Короткие сборы. Инструктаж. Военный аэродром и снова работа...

Как и все "ходоки", он был суеверным. И старался не ходить на "боевые" в свой День рождения, хотя за эти пятнадцать лет многое бывало в жизни подполковника спецназа Андрея Л. по прозвищу Болт.

Снова Чечня. Для него это привычный маршрут. Четвертый раз за последние полгода. Он вдруг вспомнил, что многие его коллеги не любили цифру четыре. "Бог троицу любит" - любит поговаривать капитан Желтков, командир разведроты, где Андрей командовал взводом сразу после училища. И еще он говорил, что в жизни каждого должен быть свой остров, где он сможет найти все, о чем только можно только мечтать в афганских горах...

Желтков погиб нелепо. Когда закончился срок его командировки в Афганистане, он не стал ждать колонну, идущую в Союз, а улетел попутным вертолетом с одной из застав. Домой спешил, хотел на ноябрьские праздники с женой и дочкой побыть. О его смерти Андрей узнал через две недели, когда вернулся с "боевого выхода". Сбитую "вертушку" так и не смогли найти в горных ущельях. Отправили цинковый гроб с камнями, взятыми с той заставы, откуда он улетел. А через два месяца Андрей занял место капитана и начал сам водить группы спецназа на перехват душманских караванов с оружием.

Пятого ноября, если он не был на "боевом", то напивался - бутылка водки, буханка черного хлеба, банка тушенки и ... Он вспоминал тех, с кем уже не сможет сесть за один стол, тех, кто на больничной койке и тех, кто в рейде... А потом наступало утро, и он снова становился Болтом - неприметным мужичком с тяжелым взглядом зэка, прожившего полжизни на "зоне".

А поезд всё стучал и стучал колесами по бескрайним российским просторам. Андрей втянул в себя свежий прохладный ноябрьский воздух, вздохнул и двинулся на свое место.

Сидящий напротив него молодой парень, спрятал в сумку томик Гумилева, и заговорил с другим попутчиком - пожилым мужчиной, осилившим за все время поездки газету "СПИД Инфо", об особой роли России в развитии цивилизации и смутном времени наступившим для неё с 1917 года.

Прикрыв глаза, со стороны могло показаться, что дремлет, он отстранено взирал на суету этой жизни. Диалог двух попутчиков напоминал ему разговоры на кухне, где у отца, заведующего кафедрой отечественной истории местного педагогического института, собиралась интеллектуальная местная элита и они часами говорили о том же самом. Как давно это было.

О смерти отца он узнал перед самым выпуском из училища. Их готовили по спецпрограмме для "выполнения интернационального долга" в той стране, где почти все из учебного взвода уже побывали в декабре 1979. Кто в составе "мусульманского батальона", кто в составе псковской дивизии ВДВ, а кто, охраняя офицеров КГБ.

Он приехал в день похорон. Прямо на кладбище. Постоял вместе с другими родственниками и молодой вдовой - второй женой профессора. После смерти матери, когда Андрею было пятнадцать, отец полностью замкнулся в себе. Работа, работа и еще раз работа. Его спасли книги и ученики. Библиотека, самая великолепная в городе, и студенты, готовые часами слушать его лекции по истории России. Почти все они, кто смог, пришли проститься с любимым преподавателем.

С Валентиной, так звали его молодую мачеху, Андрей учился в одном классе. Она увлекалась историей России. Летом проводила экскурсии в городском краеведческом музеи, и могла часами рассказывать о каждом из экспонатов, десятилетиями хранившихся в стеклянных шкафах витрин. С его отцом она именно в музеи, куда профессор привел известного московского писателя. Гость готовил книгу о жизни легендарного революционера, просидевшего в местной тюрьме пять лет и совершившего побег из неё. После революции этот человек стал одним из руководителей ВЧК.

Литератор был поражен эрудицией юного экскурсовода, а профессор пригласил ее на свои семинары, проходившие по пятницам у него на кухне. Так Валентина стала частым гостем в их квартире Был ли Андрей влюблен в одноклассницу? Трудно сказать. Скорее восхищался и может даже немного боготворил. Сам он рос, как вся дворовая шпана. И мало интересовался наукой. Да и отец, погруженный в мир истории и живший в нём, просто не замечал сына. А он рано стал самостоятельным, серьезно изучал бокс и самбо, и мечтал о карьере офицера.

Когда его провожали в армию, то Андрей напился. Впервые в жизни. В ту ночь он пообещал своему другу Витьке Одинцову, поступившему в Рязанское военное училище ВДВ - они оба подали заявления, но зачислили только одноклассника:

- Я тоже буду офицером! Запомни это Витек!

- Дай Бог, свидимся, - рассудительно ответил тот, - После армии можно и без экзаменов поступать. Главное, в десант попади. На "дембель" когда пойдешь, возьми у ротного направление в училище. Они всегда дают.

Они встретились через несколько лет. Роту капитана Одинцова "духи" блокировали в горном ущелье. Андрей, рискуя попасть под трибунал, не дожидаясь приказа командования, взял с собой полтора десятка добровольцев, умевших только воевать, и прорвался к остаткам отряда друга. Он организует отход. А сам останется прикрывать, моля бога, что бы "вертушка" не была сбита при эвакуации раненых...

Через месяц Андрей был срочно переведен в военную разведку и стал "ходоком". Кличка Болт осталась ещё со времен училища, а хладнокровный расчёт и жестокость, удивлявшая, успевших привыкнуть ко всему, его коллег, проявилась впервые только тогда. Он превратился в хищника, который охотился в одиночку. И тогда у него появилось желание навсегда остаться в мире джунглей, где всё зависит от тебя и не надо боятся возврата в мирную жизни. Туда, где всё заранее рассчитано и предусмотрено на многие годы вперед самим обществом.

Когда он вернулся в первый раз из Афганистана, то не строил иллюзий о своей дальнейшей судьбе. В кармане уже лежало направление в военное училище. Первым, кого он встретил на пороге родной квартиры, была Валентина. Она почти не изменилась за эти два года. Правда, из угловатой девочки подростка она превратилась в красивую девушку.

Вечером, сидя за столом, мачеха деликатно ушла, он впервые за все годы, прошедшие со дня смерти матери, откровенно поговорил с отцом.

- Это ваше дело. Завтра я пойду в военкомат и оформлю все документы, а через неделю уеду в Новосибирск. Квартира мне не нужна. Жениться я пока не собираюсь.

- Но если ты хочешь...- начал отец.

- Это твоя жизнь. Моя осталась там, "за речкой". Живите, как знаете. Считайте, что нет меня. Погиб. Прилетел в цинке ...

- Андрюш... - бледнея и жадно хватая ртом воздух, только и сумел произнести отец.

- Я с кладбища. Лешку Михеева сегодня с утра хоронили. Он в соседней роте служил. Встретились только в самолете. Он в гробу, а я живой. Оба в Союз вернулись. Знаешь, как страшно было видеть глаза его матери. Ты живой, с орденом, а он мертвый... - Андрей плеснул в стакан ещё водки, залпом выпил и добавил, - за тех, кто вернулся в цинке... - и зарыдал, уронив голову на руки.

На следующий день он уехал. Сибирь, с ее морозами и тайгой, понравилась Андрею. Летом, взяв рюкзак и карабин, он уходил на месяц в лес.

После окончания училища и второй командировки "за речку" он стал инструктором в одной из частей спецназа. Там Болт прославился своими жесткими, но справедливыми, требованиями к курсантам. Он учил их, следуя принципу: "если не умрете на полигоне, то погибните в первом бою".

В родной город он приехал только на похороны отца. На вокзале сразу взял билет обратно, на ночной поезд, что бы поскорее покинуть этот города. Он боялся встречи с Валентиной и с матерью Лешки Михеева.

Когда была свадьба отца и Валентины, он послал телеграмму с поздравлением, а потом скупо сообщил в письме, объясняя своё отсутствие на свадьбе отца, что были учения - целый месяц, и его не отпустили. Он вообще писал он редко, кратко и сухо. Только описания тайги и охоты были красочными многостраничными. Отец, чувствуя свою вину перед сыном, со свойственной ему привычкой рассматривать любые события с позиции анализа взаимоотношений людей, словно на лекции по истории, подробно излагал в письмах хронику молодой семьи и жизни города.

Из одного из таких письма Андрей узнал, что сестра Лешки Михеева Ирина окончила школу и поступила в пединститут. Отец считал своим долгом помогать семье Михеева, решив, что Андрей и Леша были друзья. Хотя, кроме учебы в одном классе, их почти ничего не объединяло.

Михеев, после того, как отец бросил их, помогал матери содержать семью. После школы он сразу пошел работать, даже не пытаясь поступить в институт. И в отличие от Андрея, он знал, что его ждет в жизни. Сначала армия. Затем женитьба. Поступление на вечернее отделение местного политехнического института и работа на местном индустриальном гиганте, изготовлявшем военную технику.

Ирина подружилась с Валентиной. Нет, они не были близкими подругами, хотя во многом дополняли друг друга.

На поминках Андрей почти ничего не говорил. Мрачно сидел за столом, погруженный в свои мысли. Когда гости разошлись, помогал убирать со стола. За весь день он так и не поговорил с Валентиной. Когда Ирина собралась идти домой, он вызвался проводить ее.

Они медленно шли по спящему городу. Прохладный апрель окутал их свежестью и запахом гари. Любил он такую погоду. Где то прогромыхал трамвай, промчалась машина, полуночный прохожий торопливо юркнул в подворотню.

- Знаешь, а моя мама любила твоего отца. Они вместе учились в МГУ. Но он любил другую, кто ждал его все годы учебы. Пять лет. И встречаться только на каникулах, да еще письма, - ей очень не хотелось возвращаться домой. Видеть заплаканные глаза мамы, слышать ее тайные вздохи. Ведь даже после смерти отца Андрея она продолжала хранить эту тайну и поэтому не пришла на похороны проститься с человеком, которого безответно любила столько лет.

Они подошли к её дому. Она предложила зайти в гости, попить чая, но он сухо попрощался и быстро зашагал в сторону вокзала. Через полчаса Андрей сел на поезд и уехал из этого города. Уже лёжа на верхней полке скорого поезда увозящего его обратно в родную часть он переживал, что отказался от приглашения Ирины. Может и потом всё в жизни сложилось бы по-другому.

Хотя, жить в той квартире, где раньше жил Лёшка. Видеть каждое утро глаза его матери. Нет, он бы не смог. Это с годами привыкаешь к тому, что сегодня ты похоронишь лучшего друга, а завтра кто то поднимет третий тост на твоих поминках. Сколько раз он видел за эти годы глаза матерей, жён и детей погибших друзей. Может, поэтому и боялся семейной жизни. Ведь однажды и он может не вернуться из боя. И кто то из его сослуживцев сообщит его жене и детям эту трагичную весть.

Он редко приезжал в этот город. Все эти годы его комната в квартире профессора пустовала, словно ждала хозяина. Валентина, после смерти мужа, так и не вышла снова замуж. Она полностью посветила себя карьере преподавателя. Закончив аспирантуру, она осталась на кафедре отечественной истории и заняла место покойного мужа.

Боковым зрением он зафиксировал промелькнувший за окном освещенный яркими прожекторами элеватор. Поезд прошёл под широким автомобильным мостом. Огни местного индустриального гиганта, где мечтал работать Лешка, возвестили о том, что пора выходить. Он приехал. Вздохнув, он взял спортивную сумку, поднялся и неторопливо двинулся к выходу.

Молодая женщина вышла в коридор, и пропустив заспанную проводницу, задумчиво повернулась к окну, любуясь проплывающими пейзажами. Что то знакомое было в этом взгляде.

Ирина? Машинально пронеслось в голове. А мозг начал извлекать всю необходимую информацию. Она? По возрасту подходит. Место встречи? Да, она здесь живет. Взгляд скользнул по ее руке. Не замужем - почему то радостно отметил он. Попутчица вышла в тамбур, чуть замешкалась. Тусклая лампочка в мутном плафоне на потолке осветила ее лицо.

- Ирина? - вопросительно произнес он.

Она удивлено посмотрела на него, задумалась на мгновение, мучительно вспоминая имя.

- Андрей, - подсказал он.

Она растерялась, не ожидая встретить его в этом поезде. Он стремительно оказался у двери, опередив ее. Спрыгнул вниз. Распихал торговок, освобождая пятачок асфальта. Подал ей руку. Помог ей сойти. Когда он почувствовал тепло и мягкость ее ладони то, что, то лопнуло в нем.

Они выбрались из толпы встречающих. Он, словно ледокол, расчищал ей путь, бесцеремонно расталкивая встречающих и желающих уехать. Народ суетливо сторонился, пропуская столь странную пару. Когда они отошли метров на десять от шумной толпы у вагона, то остановились и несколько мгновений безмолвно глядели друг на друга.

- Снова встреча, - он смущёно улыбнулся, чувствуя, что секунды решают все. Он не мог потерять ее. Не мог. Мозг привыкший работать на опережение, стремительно выработал стратегию поведения, но женщина, сама того не подозревая, разрушила элегантную комбинацию завязки и развития романа.

- Да. Тебя сразу и не узнать, - она улыбнусь, так обворожительно, что ради этой улыбки многие мужчины были готовы свернуть горы, - ты ...

- Домой, если называть это домом. Комната в квартире, где я бываю, раз в полгода. Приехал на несколько дней, на кладбище зайти. Пятое ноября встретить в тишине. А потом снова работа, - он устало вздохнул, - а ты ...

- Домой. Ездила к двоюродной сестре, ну и по делам. А ты ...- в ее голосе прозвучала тревога. Она ждала ответа на свой молчаливый вопрос.

- Как видишь, - он продемонстрировал сильную, в старых порезах и ожогах, мужскую ладонь без обручального кольца, - Так и остался одиноким волком. Если не возражаешь, я тебя провожу.

Она кивнула, взяла его под руку, подарила еще одну восхитительную улыбку, и они неторопливо пошли к зданию вокзала. Они не стали ждать трамвая. Медленно бредя по засыпающему городу, они наслаждались процессом безмолвного общения друг с другом. И оба не сговариваясь, вспомнили тот вечер после похорон его отца. А через полчаса он сидел на кухне ее двухкомнатной квартиры, пил чай с клубничным вареньем и неторопливо рассказывал о своей жизни.

- ... После того как расстались тогда, уехал обратно в Учебно тренировочный центр. Потом Афганистан. Много чего было. А дальше "горячие точки" по всему бывшему Союзу. Погоны подполковника, через полгода на пенсию, нам год за два считают, как подразделению особого риска, - и пояснил, - спецназ ГРУ. А ты как жила эти годы...

- Мама умерла через полгода. Сердце не выдержало. Рано выскочила замуж. Жить надо было. Сам понимаешь. Разошлись через два года. А дальше... Я перевелась в финансовый институт. Закончила с красным дипломом. Теперь в местном Сбербанке работаю, - она глядела на него и пыталась проникнуть через его взгляд. И не могла.

- У меня похожая история. Женился. Жизнь офицера военной разведки, если нет дипломатического паспорта, хуже, чем у лейтенанта после училища. Месяцами на "боевых". Ну и она не выдержала, роман с бизнесменом... - он рассказывал это буднично, чуть опустив веки. Внезапно прервав рассказ, он внимательно посмотрел на нее. И она впервые почувствовала цепкий, хладнокровный взгляд охотника. Она непроизвольно содрогнулась. Он тяжело вздохнул, почувствовав её состояние и пояснил:

- Иногда моя жизнь напоминает сказку о красавце и чудовище, вот только не было в жизни красавцы ...

И она подсознательно поняла этого человека, и не нужно было больше слов, и вечной игры между Мужчиной и Женщиной под названием флирт...

Он прилетел в Чечню в конце ноября 1996 года. А через полтора месяца началась кровавая бойня. Андрея "накрыл" свой же снаряд. Оглушенный, он пролежал двое суток в развалинах, потом начал осторожно откапывать себя... Его считали пропавшим без вести. Командование привычно приготовило похоронку. Вот только некому ее послать - нет родных у Болта, кроме мачехи. Оформили приказ о его награждение. Посмертно. Но он выжил и появился в расположение родной части спустя десять суток. Контуженый, небритый, исхудалый, весь в крови и грязи, но живой ...

Он снова ехал в поезде. Теперь уже как бывший "ходок" по прозвищу Болт. Он не знал, что ждет его. Двое суток с Ириной. Она не обещала ждать. Просто сказала на вокзале "счастливо", и все ... Он позвонил Валентине, сказал, что едет, что ему просто хотелось отдохнуть несколько суток.

Поезд плавно подкатил к перрону. Проводник спал, и, выйдя в тамбур, он сам открыл дверь. Фонари на перроне спешили навстречу вагону. Не дожидаясь пока поезд остановиться, Андрей спрыгнул вниз и увидел бегущую навстречу ему Ирину ...

"Каморка"

Время дано и не подлежит обсуждению.
Обсуждаем ты - живущий в нем.
Восточная мудрость

Было это в середине восьмидесятых годов. Дешевая зеленоватая варенная колбаса еще регулярно выбрасывалась на прилавки столичных магазинов, а водкой торговало государство (днем) и таксисты (ночью). Республики нерушимого Союза с воодушевлением докладывали в ЦК КПСС о головокружительных успехах в Перестройке и Гласности.

В далеком и чужом Афганистане мы безуспешно пытались отстоять свои геополитические интересы, а в самом СССР жизнь текла сонно и размеренно. Поэтому встречу четверых московских ребят никто не заметил...

... Из распахнутого окна шестнадцати этажного дома хрипловатый голос популярного в те годы Владимира Высоцкого пел:

- За меня невеста отрыдает честно.

- За меня ребята отдадут долги.

- За меня другие отпоют все песни.

- И быть может выпью за меня враги.

А в "каморке", так подростки прозвали огороженный кирпичной стенкой закуток в подвале, песню не слышно. Так звучала своя музыка. На деревянном бочонке, где раньше в соседнем овощном магазине хранили соленые огурцы, сипя и посвистывая работал магнитофон "Электроника".

В углу помещения замаскировалось помятое жестяное ведро с обгрызаным веником. Рядом стоял окрашенный в зеленый цвет металлический шкафчик с наполовину оторванной дверкой. Трубы, обмотанные бинтами и щедро обмазанные белой краской, ветвились по всему помещению. Стены украшали плакаты американских кинозвезд вырезанные из молодежных журналов.

На старом диване с грязно-красной обивкой грациозно восседала девушка. Минимум косметики, раскованность и женственность в каждом движение - она не вписывалась в интерьер этого помещения, как и ее сосед - крепыш в выгоревшем камуфляже с Орденом Боевого Красного Знамени на груди, с обветренным лицом и взглядом старика.

На пустом сером пластмассовом ящике из-под стеклотары устроился прыщавый юнец - крестик на тонкой шеи, черная футболка с портретом С. Сталлоне и спортивные штаны - продукция первых кооператоров. Он все время ерзал, глядя по очереди на десантника, девушку и четвертого - здорового парня с крашенными светлыми волосами. Тот сноровисто разгружал спортивную сумку. Пара бутылок водки, полбуханки черного хлеба, кусок склизкой вареной колбасы, две банки "рыбных тефтелей в томатном соусе" заполнили стол - старый холодильник, лежащий на неровном цементом полу.

- За встречу, - буднично произнес Петран, когда "огненная вода" уже плескалась в граненных стаканах, закуска приготовлена, консервы открыты, а он сам уселся на единственный стул со сломанной спинкой. Юнец не выдержал и первым схватил свою емкость, и гордый от того, что его пригласили сюда, торжественно произнес подражая взрослым:

- За тебя, Серый! За твое возвращение!

И не дожидаясь, пока остальные пригубят напиток, залпом влил в себя обжигающую жидкость. На глазах выступили слезы. С трудом сдерживая кашель, он схватил кусок колбасы и торопливо начал жевать.

Ветеран, не обращая внимание на происходящие, помолчав после тоста, сказал, грустно посмотрев по сторонам:

- За тех, кто строил эту "каморку"! За тех, кто пил и любил на этом диване!

При этих словах Петран чуть заметно усмехнулся.

Он налили еще, хотя пить больше не хотелось. Атмосфера такая, словно недавно здесь кто-то умер, а труп еще не успели или не захотели вынести. И только Зеленый, так во дворе прозвали подростка, нетерпеливо воскликнул:

- Ну, чего мы ждем? У всех налито?

- Не гони, - оборвал его блондин.

И снова воцарилась молчание.

А Галя все это время глядела на десантника и пыталась отыскать в нем того веселого и бесшабашного парня по прозвищу Башка. И не могла. Словно из Афгана вернулся не Сережка, которого она когда-то любила, а чужой мужик с исковерканной душой и телом двадцатилетнего парня. И встретил он ее равнодушно. Словно знал о случившимся. А может он просто устал от того, что было ТАМ. Когда "из-за речки" вернулся ее брат, то пил целый месяц, пытаясь утопить в спиртном полтора года ада, но не смог.

Галя, не выдержав молчания, вдруг зачем-то спросила:

- А ТАМ страшно?

- Сначала да, а затем привыкаешь, - честно признался он. Хотя боязнь вернуться живым, но калекой - этот страх мучил почти всех. Спирт, "травка" - ничего не помогало.

Вновь все замолчали. И тогда Петран предложил:

- За родителей и тех, кто всегда ждет нас.

Девушка при этих словах чуть смутилась, но быстро овладела собой. Они выпили, снова забыв чокнуться. Словно поминали кого-то.

Парень снова "зарядил" стаканы и вопросительно поглядел на "афганца". Тот кивнул и лаконично произнес:

-Третий тост.

И залпом выпил. Остальные, кроме Зеленого, ничего не спрашивая тоже влили в себя спиртное. А тот растерянно смотрел на ребят, пытаясь понять тайный смысл этих слов. И тогда девушка тихо пояснила ему, боясь потревожить тишину:

-За тех, кто не вернулся из Афганистана.

Юнец, удовлетворенный объяснением, кивнул и подражая взрослым постарался выглядеть суровым, но алкоголь уже проник в кровь и на лице появилась улыбка.

-А ты много "баксов" привез... - внезапно поинтересовался он.

-Нет! - побледнев, злобно выкрикнул "воин-интернационалист". Пальцы с хрустом сжались в кулаки. Ему этот вопрос в Союзе задавали часто, начиная с таможни. Он медленно, выделяя каждое слово, начал говорить, - я там воевал, а не по базарам шлялся! Тебя бы туда на месяц сунуть. А потом и о чеках поговорим! Понял ...

-Там говорят шмотки дешевые. Привез бы, а здесь толкнул. Много бабок "наварил", - продолжил пьяный юнец.

Десантник попытался подняться, но Галя повисла на нем, тихо попросив:

- Не надо, Сереж. Он ведь ничего не знает про Афган!

- А ты знаешь? - оборвал ее ветеран.

- Немного. Там мой Колька служил. Рассказывал.

Петран снова наполнил стаканы. Правда, за что пить - не понятно. Они опорожнили емкости без общего тоста. Каждый мысленно произнес свой.

Сергей скользнул взглядом по выкрашенному белой краской потолку. Потом поглядел на дверь, где красовались две таблички: "Опасная зона" и "Проход запрещен". И вспомнил как когда-то строил вместе с Шуриком строили эту "каморку". Его размышления прервал Зеленый, задав глупый вопрос:

- А ты чем заниматься будешь?

- Сначала напьюсь, потом отоспюсь, а дальше видно будет. А вы как жили здесь? - равнодушно спросил он, глядя на юнца.

- Классно! - польщенный тем, что на него обратили внимание, хвастливо заявил Зеленый. - Торгую матрешками на Арбате. Могу и тебя пристроить. Нам охрана нужна.

- А как армия? - он вспомнил, что фарцовщику лет девятнадцать.

- Армия это большая семья, а сирота, - произнося эти слова он с превосходством посмотрел на сержанта.

- Петран, а ты как? - он утратил интерес к юнцу.

- Осенью на "Угрешку" с вещами, технарь закончил и пора служить. А так - свадьба через две недели. Ленка Зорина "залетела" - результат бурного романа. Ее предки хотели сначала заявления в милицию подать об изнасилование, но потом передумали.

- А ты хоть ее любишь? - участливо спросил Серега.

- Да, особенно сзади, - пошло пошутил жених, и серьезно добавил, - А как иначе, наверно да. Приходи на свадьбу. Там все наши, кто сейчас в городе, соберутся.

Постепенно они заговорили об общих дворовых знакомых. Выяснилось, что большинство из ребят в армии или в лагерях. Кто-то женился, а кто пьет "по черному". Внезапно Петран понял, что его, когда он вернется из армии, никто, кроме жены с ребенком и взрослой серой жизни, не встретит. Будут семейные заботы, вечные конфликты с тещей и пьянке с тестем, летом поездки на сельхозработы в деревню - все как у всех. И захотелось ему напиться, вот только водки почти не осталось, да и домой не хотелось приходить пьяным.

- А Шурик где? - внезапно спросил Башка.

- В Склифе. Он мотоцикл угнал и разбился, - грустно сообщила девушка.

- Тогда давайте завтра его навестим, - равнодушно предложил Петран, испытывая чувство вины из-за того, что прошло две недели с момента аварии, а они так и не съездили в больницу. Он хорошо помнил тот вечер. Угнанный накануне мотоцикл "Ява" они вдвоем вытащили из подвала, где тот простоял сутки. Потом покурили. И Галя вдруг захотела примерить шлем и случайно уронила его. Плохая примета. Вот она и сбылась.

Они еще посидели, а затем "блондин" внезапно поднялся и шатаясь двинулся к выходу. Глядя на ведро с веником он произнес невнятно:

- Ну я пошел, удачи...

Зеленый тоже решил уйти, но переступив порог "каморки" и сделав пару неуверенных шагов, он рухнул и уснул на грязном полу.

Десантник слил остатки водки в свой стакан, чуть придвинулся к девушке и попытался ее обнять.

- Не сейчас, Сереж. Ты очень пьян. - она нежно, но решительно отстранила его руку.

- А когда? - он несколькими глотками выпил содержимое стакана и равнодушно глядя на Галю, добавил - в прошлой жизни? Когда мы были счастливы и беззаботны. Так ее уже не вернешь. Прав был Шурик, когда написал, что здесь ничего не осталось! А я ему не верил. Другу не поверил! Я ведь мечтал, как встречу вас всех здесь и посидим мы в каморке, как два года назад. А потом я тебя пойду провожать по спящему городу. Мы долго будем прощаться у подъезда, я попытаюсь тебя поцеловать, а ты будешь все страстно шептать "здесь же люди ходят!".

Внезапно он молча достал из нагрудного кармана куртки комсомольский билет, из него извлек ее фотографию и кинул снимок на грязный холодильник. Встал и вышел "каморки". Перешагнув порог он произнес глухо:

- Простите меня за все!

А из распахнутого окна во дворе звучал хрипловатый голос Владимира Высоцкого:

- Кто меня там встретит.

- Как меня обнимут.

- И какие песни мне споют...

...А той встречи не было. Сержант ВДВ Сергей Рябинин погиб при выполнение "интернационального долга". Галя в то лето уехала в Крым к родственникам. Петран третий месяц постигал основы армейской службы в "учебке". А Зеленый со сломанной челюстью и сотрясением мозга лежал в больнице.

    © Сергей Чертопруд