S-138

РАФИК ФАТАХОВ

(окончание)

* * *

К тому времени, как за ним заскочил Фенол, настроение Рафика было на нуле. Он угрюмым взглядом встретил жениха, появившегося из платяного шкафа и ничего ему не сказал.

- Пора, дорогая! - весело крикнул Фенол, не обращая внимания на подавленное состояние своей невесты. Бас молча встал, и они, взявшись за руки, залезли в шкаф.

- А у нас свидетели будут? - поинтересовался по пути Раф.

- Ну, а как же! - ответил жених. - Будут конечно!

- Кто свидетель, а кто свидетельница?

- Свидетель - Джокер, свидетельница - Зэд.

- А почему свидетельница - парень?! - изумился Фатахов.

- Потому же, почему и невеста! - заржал Фенол и ускорил шаг. Фатахову пришлось сделать то же самое.

Когда они вошли в загс, Баса поразило количество народа, там присутствующего. Не скажу, что это количество было очень уж велико, но Бас вообще не ожидал никого увидеть, кроме свидетелей.

- А почему сюда так много народу забилось? - удивленно спросил Фатахов.

- Ну, а как же иначе?! Всем хочется лицезреть подобное! - объяснил Фенол.

Среди гостей Раф углядел Алекта, стоявшего с очень злым лицом и следящим за брачующимися.

- А он мне ничего не сделает? - испуганно спросил Рафик у своего нареченного.

- Не знаю, - ухмыльнулся Фенол. - Откуда же мне знать, мы же с ним в разладе!

Бас внутренне напрягся. Он снова поглядел в злые глаза Сумасшедшего Алекта. Тот ответил ему очень мрачным взглядом и кривой усмешкой. Рафик поспешно отвел глаза и стал глядеть себе под ноги. ему вдруг стало стыдно от того, во что он одет и что он делает, а главное, что это все видят.

- Ты не лякайся! - подбодрил его Фенол, прочесывая пальцами волосы. - Все будет хорошо!

Они подошли к месту, где должно было происходить бракосочетание, и до Рафика вдруг дошло, что это место похоже не на загс, а на зал суда, хотя тоже странный.

На местах присяжных заседателей сидело почему-то всего трое: Шея Пигоря, Черная Любовь и Тирэ. В роли судьи выступал Ю-Ноль. За прокурора был Зеленая Любовь, а за адвоката Пигорь. В стороне ото всех стояли два свидетеля. Зрители, в основном, были Басу не знакомы, среди них - Продики, Пипочка, Денис, Веселая Любовь, Муза и другие; но кое-кого он знал, например, Козлову, Кузьмину и Ангела. Единственно, кого не было на этом суде, так это потерпевших.

Ю-Ноль жестом указал брачующимся на скамью подсудимых, и шокированный Бас прошептал Фенолу:

- Что это значит?!

Фенол повернул к Рафику улыбающееся лицо с таким на нем выражением, что тот сразу понял, что дальнейшие вопросы бесполезны.

- Встать!! Суд идет! - заорал вдруг Ю-Ноль не своим голосом, и все зрители подтянули к себе воображаемые стулья, которые тут же проявились, и расселись. Бас закатил глаза, изображая, как здесь все запущено, и шумно вздохнул.

- Обвиняемому слова не давали! - рявкнул на него прокурор.

- Не обращай внимания, - шепотом поспешил утихомирить Фенол Баса, который явно собирался что-то возразить.

- Ну что это все значит?! - тоже шепотом возмущенно повторил Фатахов.

- А фиг его знает, дорогая, - улыбнулся в ответ невозмутимый Фенол.

- Вызываются свидетель и свидетельница! - провозгласил судья, и Зэд с Джокером пробрались на свидетельское место.

- Ну, как жизнь? - спросил у них Ю-Ноль.

- Супер-пупер! - громко и радостно ответили свидетели. Бас, облокотившись на трибуну, подпер ладонями подбородок и криво улыбнулся.

- Это хорошо! - так же радостно сказал им Ю-Ноль и, взяв со стола гонг, изо всех сил в него ударил.

- Аукцион!! - заорал он.

- Он что, взбесился?! - повернувшись к сидевшему с отсутствующим взглядом Фенолу, раздраженно бросил Раф.

- Мы здесь все взбесились, - монотонно ответил Фенол.

Бас стал нервничать. Ему не сиделось на месте, он ерзал и вертелся на стуле и ежеминутно оглядывался по сторонам. Кто-то подошел сзади и ласково погладил его по голове.

- Успокойся и сиди тихонечко, - раздался женский голос из-за спины Баса. Рафик нервно повернул голову. За ним стояла Муза Лехи. Бас тоскливо взглянул на нее, отвернулся и снова безнадежно вздохнул. Тем временем Ю-Ноль заговорил.

- Объект номер один. Мужского полу. Зовут Рафик, фамилия Фатахов. В определенных кругах известен как Бас, он же Бася, он же Басюк. Иногда представляется Андреем.

Рафик начал заливаться краской.

- Начальная цена - два эбигейла!

- Тебя что, тоже торговать будут? - сердитым шепотом спросил у жениха Рафик.

- Да вряд ли, - сказал Фенол. - Меня-то зачем? Хотя я вообще не знаю, что еще тут будет.

Раф недовольно прищелкнул языком и опять вздохнул.

- Два эбигейла - раз! - завопил Ю-Ноль. - Два эбигейла - два!..

- Пять эбигейлов! - раздалось из зала.

- О! - обрадовался Ю-Ноль. - Это интереснее. Пять эбигейлов - раз!!

Ставки медленно росли, повышаясь на один эбигейл. Рафик сидел, уставившись в одну точку.

- Тринадцать эбигейлов, - послышался безжизненный голос.

- С ума сойти! Тринадцать эбигейлов - раз! Тринадцать эбигейлов - два! Тринадцать эбигейлов.., - Ю-Ноль замер в ожидании, но никто не перебил. - Тринадцать эбигейлов - три!!! Продано!! - Он ударил в гонг. От зрителей отделился покупатель и направился к скамье подсудимых. К неожиданной радости Рафик узнал в нем Дамми. На сердце полегчало.

- А жениться мы что, не будем? - вдруг вспомнив, спросил Фатахов у Фенола.

- Да нет, наверное, - ответил блондинчик. - Зачем? Тебе это надо?

- Нет, - растерялся Бас. - Я думал, что тебе надо.

- Да ну, - весело сказал Фенол и куда-то ушел.

"Бредятина какая-то, - раздосадованно подумал Бас. - Выставили на посмешище…"

Дамми подошел и встал рядом с Басом. В руках он держал картонную коробку с эбигейлами. Оттуда до Рафа доносился специфический запах и повизгивание. Пигорь покинул адвокатское место и приблизился к Дамми.

- Здесь все тринадцать? - уточнил он.

- Да, - ответил манекен. - Все синие и все с зубчиками.

- Хорошо, - заключил Пигорь и забрал коробку.

- Прошу засвидетельствовать покупку! - проорал Ю-Ноль, стягивая с себя судейскую мантию.

- Свидетельствуем! - хором ответили Зэд и Джокер и тоже куда-то ушли.

- Ну, все. Все свободны! - объявил Ю-Ноль. - Всем улыбок!!

Зрители вместо того, чтобы потянуться к двери, разбрелись в разные стороны, и достигнув стен, поскрывались в них. За ними зал покинула судейская ячейка. В зале остались Бас и Дамми.

- Вот я тебя и нашел! - приветливо сказал Рафик.

- Да? - холодно спросил манекен. - А мне кажется, что это я тебя нашел. И купил, - ехидно добавил он.

- И чего ты со мной делать будешь? - с любопытством спросил Бас.

- А ничего, - равнодушно ответил Дамми. - Я тебя брошу, как ты меня тогда. И мне тебя ни чуточки не жаль.

Дамми исчез.

- Ну, блин! - только и смог проговорить Рафик. - Идиоты все какие-то! Комедию, блин, устроили! Не пойду к ним больше!

Он решил попробовать пройти за остальными в стену, потому что исчезнуть он не мог, а ходить было лень. Боли он не боялся, потому что ему было уже все равно. Подойдя к стене зала, он легонько попробовал ее плечом. Никаких результатов это не принесло. Бас разбежался и, зажмурившись, кинулся на стену. Больно ударившись об нее, он отлетел в сторону и повалился на спину.

- Да елы-палы!! - возмутился он, вставая и потирая места ушибов. Из стены вышел Ю-Ноль.

- Ты чего делаешь? - Он округлившимися глазами уставился на Баса.

- А что мне еще делать? - грубо сказал Рафик.

- Да уж, действительно! Ждать надо было! Меня, или еще кого. Ладно, давай руку!

Взявшись за руки, они прошли сквозь стену и очутились у Рафа в комнате. Затем Ю-Ноль помахал Фатахову ручкой и ушел обратно. А раздосадованный Рафик направился в кухню, где в холодильнике его ждала баночка джин-тоника.

* * *

Как это часто бывает, под влиянием проксаксизских тенденций Рафик однажды решил заняться творчеством. Это выразилось в его литературных исканиях.

Так как этот порыв не был насажен кем-то из проксаксизма ни в качестве эксперимента, ни в качестве издевательства, то вышло, в общем-то, довольно сносно. Хотя и не понятно, что явилось причиной подобного вдохновения. Рассказ Баса назывался "Зеленая нитка", он был законченным произведением, и я не вижу причин для того, чтобы не поместить его здесь целиком.

"Зеленая нитка".

Она уже в течение получаса занимается странным делом - наматывает на кисть левой руки зеленую нитку. Она делает это тщательно, аккуратно прикладывая один виток нити к другому, чтобы не оставалось промежутков. Нить, толстая и крепкая, больно впивается в нежную кожу пальцев. Остается замотать большой палец и кисть. У уже готовых пальцев теперь свободны только кончики, побелевшие от нехватки крови, которой спираль нити почти перекрыла доступ. Пальцы давно онемели и не сгибаются из-за толстого слоя зеленой нитки. Но она не прекращает оборачивать нить вокруг своей верхней конечности, меланхолично следя взглядом за движениями своей действующей руки.

Через какое-то время ей приходится сменить катушку. Она связывает концы новой и старой нитки в узелок, помогая свободной руке зубами, и продолжает накручивать себе на руку кокон.

Наконец ее работа подходит к концу, нить перемещается на запястье и, сотворив там небольшую манжету, безжалостно отрезается. Кончик нити она заправляет под манжету и какое-то время молча сидит, держа обе руки на коленях. Затем, отведя руку в зеленой перчатке в сторону, оценивающим взглядом смеривает результаты своих упорных трудов и снова укладывает руку на прежнее место.

…Из оцепенения ее выводит ощущение сильного дискомфорта, появившегося от того, что кисть затянута ниткой. Кровь перестала поступать туда, кисть полностью онемела, и это онемение начинает распространяться по всей руке. Не понимая, почему на руке у нее намотана какая-то нитка, не помня, когда и зачем она это сделала, она начинает судорожно искать кончик, чтобы поскорее распустить кокон.

Чем больше суетливых движений она совершает, тем больше немеет рука и усиливается дискомфорт. Наконец она хватает ножницы и, подцепив несколько витков, резко щелкает железными концами. Но нить уложена так туго, что разматывается слишком долго. У нее появляется непонятное противное ощущение во всем теле, хочется оторвать эту злосчастную руку и выбросить, чтобы прекратить нарастающую муку. Она все мотает, но от торопливости делает неполные обороты и некоторые витки не соскакивают с кисти. Она опять берется за ножницы и пытается разрезать кокон по всей длине. Очень хорошо резавшие ножницы становятся вдруг почему-то тупыми, и дело продвигается медленно. Она не разрезает нитки, а перетирает их железом, то и дело вонзаясь в кожу руки холодными остриями. Кокон в месте разреза начинает пропитываться кровью. Ее вдруг ужасает то, что вместо того, чтобы распадаться на короткие ниточки, кокон висит на руке, как разрезанная перчатка. Она нервно дергает рукой, и обрезки отваливаются. Переведя дух, она снова принимается резать.

Освободив кисть, она берется за кончик нитки, обматывающей большой палец и тянет в сторону. Витки нити струятся, легко соскальзывая с пальца. Теперь дело идет быстрее.

Наконец она освобождает всю свою несчастную, посиневшую руку. Совершенно не представляя, что же ей теперь делать, она тупо смотрит на освобожденную пленницу и пытается шевелить пальцами. Некоторое время спустя она начинает чувствовать в кисти покалывание, которое становится все сильнее.

- Оживает, - задумчиво произносит она.

Зеленые обрезки валяются на полу у ее ног. Она тяжело встает и, медленно передвигая ноги, направляется за совком и веником. Убрав мусор, она ложится на кровать поверх покрывала, заставляя заворчать пружины, и погружается в размышления, изобилующие пессимистическими нотами. Рука уже функционирует нормально, и боль в порезах делается все ощутимее. Порезы представляют собой длинный кривой прерывающийся шрам по ребру ладони. Рана не кровоточит, но щиплет, и это добавляет в ее мрачное настроение еще больше негативного.

Незаметно для себя она закрывает глаза, и в проявляющемся сне видит окружающую ее светлую сферу, разделенную на множество маленьких клеточек. Приглядевшись, она понимает, что сфера кажется клетчатой из-за сети, составленной из зеленых ниток. Вдруг вокруг начинает темнеть, потому что ряды ниток учащаются, а сфера сжимается. Наконец нитки касаются ее и обматывают все части тела. Она запутывается в них как в паутине, а они становятся все гуще, плотнее, покрывают ее коконом и сжимают все тело сильнее и сильнее. Часть нитей покрывают ее лицо, врезаясь в кожу с такой силой, что разрезают ее, и из порезов сочится кровь. Она уже не может открыть глаза, дышать становится трудно. Нитки проникают к ней в рот и облепляют язык; во рту и в горле пересыхает, и она закашливается сухим кашлем, чувствуя, что вот-вот задохнется… Вдруг ее сотрясает и она, недоумевая, открывает глаза. Что-то выбило ее из окутывавшего ее кошмара. Она тяжело дышит и никак не может прийти в себя.

Она спускает ноги с кровати и сидит, сгорбившись, какое-то время. Затем встает, стягивает покрывало с кровати и одежду с себя и залезает в постель. Под одеялом она ощущает какой-то тканевый комок и, запустив туда руку, выуживает спутанные обрезки зеленой нити. Несколько мгновений она в замешательстве глядит на то, что сжимает ее рука, потом, сохраняя внешнее спокойствие, встает, подходит к окну и выкидывает обрезки за его пределы. Высунувшись наружу, она прослеживает за их падением, закрывает окно и снова ложится. Засыпать ей страшно, но очень уж хочется спать.

Попытавшись представить что-то приятное, чтобы заснуть с этой мыслью, она прикрывает глаза и воображает себе праздничный город, широкую улицу с сетью магазинов. Она представляет, как идет и разглядывает яркие витрины, и наконец ее взгляд выхватывает из множества надписей ту, которая гласит: "Нитки".

На этом месте она резко открывает глаза и, закусив губу, начинает придумывать, что не могло бы быть связанным с этой неприятной темой. Ей представляется лето, морской пляж, загорелые люди, купающиеся и отдыхающие на песке… Закрыв глаза, она продолжает воображать эту картину, и ее охватывает дремота. Шум моря, голоса людей, крики чаек становятся все явственней, ярко светит солнце и искрится морская вода. Ей снится, что она с полотенцем в руке идет к морю, проваливаясь по щиколотку в мягкий песок. Не дойдя несколько метров до воды, она нагибается, чтобы положить полотенце, а когда поднимается - картина уже иная. Людей на пляже нет, и птицы тоже куда-то пропали. "Это сон, - думает она, - а во сне так бывает. Зачем мне во сне присутствие людей? Вовсе не обязательно!"

Она направляется к воде и по пути ощущает, что все время за что-то цепляется пальцами. "Водоросли что ли?" - удивляется она и смотрит вниз. Тут и там сквозь песок проглядывают зеленые нитки. Она бежит к морю, но нитки быстро обматывают ступни, затрудняя движение. Из последних сил она делает рывок и прыгает в воду, но не может нырнуть, так как по морской глади натянута зеленая нитяная сеть. Она опять запутывается в ней, и сеть начинает опускаться под воду…

В ту ночь она так и не проснулась"

Создавалось это творение глубокой ночью, при свете настольной лампы, и было написано за один присест. Откуда у него возникла эта идея, Рафик и сам не понимал, но за время написания он заметно помрачнел и загрузился, а когда погасил свет, ему стало не по себе. Он поспешно улегся и закутался с головой в одеяло. Там его и застал сон, и не скажу, что он был веселый и интересный, хотя и совсем не связанный сюжетом с собственными излияниями Баса на бумаге. Впрочем, судите сами.

* * *

Жарким летним днем Бас ехал в электричке к Пете на дачу. Все остальные по его сведениям были уже там, но Бас смог освободиться лишь недавно. "Ну и что? Мне же лучше, ничего не тащить, - уныло думал Рафик и скучая смотрел в окно мчавшегося вдаль от Москвы поезда на бесконечные деревья. - Они все без меня зато уже купили". Но лучше ему от этого не становилось, и наоборот, вспоминая о том, что ехать еще более часа, он все сильнее грустнел.

Наконец электричка остановилась на нужной станции, и Бас с облегчением покинул насиженное место.

Уже вечерело, но все еще было очень жарко. Раф закурил "Честер" и спустился с платформы. Через лес он шел не торопясь, потому что здесь было прохладно и очень уж приятно. Щебетали птицы, шумели деревья. У Рафика все это почему-то не укладывалось в голове в сочетании с целью, для которой, собственно, он ехал на дачу к Пете. Цель была совершенно обычная, и все, кто уже находился на месте, скорее всего вовсю претворяли ее в жизнь. Но у Фатахова был настолько романтический настрой, что чем ближе он подходил к даче, тем меньше ему туда хотелось.

Когда Раф оказался у дачи, он к удивлению своему не услышал ожидаемых им звуков. Там царила полная тишина, что было очень странно для ситуации, когда где-либо собирается подобная компания. Бас не знал точно, кто там должен быть, но ему было известно, что человек семь-восемь, не менее. И эти люди никак уж не могли вести себя так тихо.

Бас открыл калитку и пошел по заросшей тропинке. Под ногами захрустело битое стекло. "Опять что ли Чукин взбунтовался?" - подумал Рафик. За столиком, который находился между кухней и дачным домиком, никого не было. Раф приблизился к столу и недоумении остановился. Из дома донеслась какая-то возня, и через минуту оттуда вышел задумчивый Петя, который волочил за собой по полу что-то громоздкое. Приглядевшись, Бас увидел, что это тело. "Неужели они все уже так упились?" - поразился Бас. Петя, не замечая его, проволочил тело по ступенькам крыльца и потащил по направлению к сортиру. Басу стало не по себе. Петя скрылся за кустами, и до Рафа долетел звон битых теплиц, на которые Петя свалил тело. "Он бы не стал туда кидать пьяного… Он кого-то неживого туда положил, - стал размышлять похолодевший Бас. - Свалить мне что ли побыстрее отсюда?"

В это время Петя вернулся и снова скрылся в доме. Бас все никак не мог решить, как же ему поступить - ретироваться, спросить у Пети, в чем дело, или же просто наблюдать. Пока он делал последнее.

Через небольшой промежуток времени Петя появился на крыльце с другим телом и опять потащил его к туалету. На Рафа он не обращал ровно никакого внимания. Бас присел на стол и вытащил сигарету. Петя продолжал вытаскивать тела из дома. Наконец, Раф рискнул подойти поближе и посмотреть, кого в очередной раз тащит Петя. Когда он это увидел, ему стало очень нехорошо. Тело, которое тащил его приятель, принадлежало Пете. "Петя тащит Петю", - глупо подумал Бас, и, когда Петя опять отправился со своей ношей к сортиру, Рафик вошел в дом в комнату справа, откуда уже несколько раз появлялся Петя. Там ничего особенного не было, и Фатахов заглянул в смежную комнату. Там царила темень, окно было чем-то завешено, но при свете, пробившемся в комнату из открывшейся двери, Бас разглядел, что на дальней кровати что-то лежит, а также лежит что-то еще и около кровати.

Бас дрожащей рукой нащупал выключатель, и комната озарилась слабым светом, исходящим от единственной тусклой лампочке на потолке. Теперь Рафику было отчетливо видно то, что лежало около кровати и на ней. Это были тела на одно и то же лицо. И лицо это было Петино. Баса начало подташнивать. Пети валялись кое-как, с разбросанными в стороны конечностями и спутанными волосами, падающими на закрытые глаза. И лица у них всех были пьяные.

"А не снится ли мне это?" - вдруг пришло Фатахову в голову, и в этот момент кто-то оттолкнул Баса в сторону, и тот увидел Петю, вернувшегося за очередным телом.

- Петь? - осторожно окликнул его Рафик. Петя не обратил внимания и, взвалив свою копию на плечи, сгибаясь под ее тяжестью, вышел из комнаты. "Поеду-ка я обратно, - решил Бас. - И чего я сразу так не поступил? От любопытства-то кошка сдохла…" Он потянулся к выключателю, в последний раз окинув взглядом свалку Петиных тел. В ту минуту один из Петь открыл глаза. Он совершенно бессмысленным, мутным взором оглядел Рафика, с трудом приподнявшись, встал и шатаясь направился в его сторону. Рафик замер, вдавившись спиною в стену, но Петя прошел мимо него и покинул комнату.

Через пару минут Раф услышал грохот и грубый Петин голос, вопрошающий: "Ты куда?!". Фатахов, не дожидаясь, пока очнутся остальные Пети, погасил наконец свет и на цыпочках удалился.

Выйдя из дома, он уселся за стол, посмотрел в сторону туалета и увидел там Петю, согнувшегося в три погибели над кучей тел. Как показалось Рафику, все остальные Пети тоже просыпались и пытались встать, а настоящий Петя их старательно укладывал. По ступенькам спустился еще один Петя, еле держащийся на ногах. Он остановился в двух шагах от стола, за которым сидел Бас, и ухватился за ствол дерева, чтобы не упасть. Он опустил голову и нечесаные волосы закрыли его лицо.

- У-у, - произнес Петя, выражая в этом звуке свое состояние.

Настоящий Петр, так и не разобравшись с пробуждающимися копиями, возвратился, сел за стол напротив Фатахова и вытер тыльной стороной ладони пот со лба.

- Задолбали, - тихо и мрачно сказал он, ни к кому не обращаясь.

- Курить будешь? - спросил Бас, чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание, и протянул Пете пачку "Честера". Петя никак не отреагировал на вопрос и, облокотившись на стол, закрыл глаза.

- У-у, - повторил Петя, стоявший около дерева.

- Достал! - бросил, не оборачиваясь, настоящий Петя.

- Ты что, не видишь меня что ли?! - взорвался вдруг Рафик и, перегнувшись через стол, с силой пихнул приятеля в плечо. Тот качнулся от удара, но ничего не ответив и даже не посмотрев на Баса, вздохнул, вылез из-за стола и опять скрылся в доме. "Тягомотина, - подумал Раф. - Все, линяю". Он встал и покинул Петину дачу.

Дождавшись электричку, он забрался в вагон и принялся искать свободное место. Найдя его наконец, усевшись и вздохнув было с облегчением, Рафик вдруг осознал, во что он вляпался. В электричке было достаточно много людей, и все были Петями. С такой же кондицией опьянения и выражением на лицах, как и дачные. Тут Бас уже не сомневался, что спит. "Ну ясно, чьих это руг дело, - уныло пробормотал Рафик. - Совсем не смешно, не интересно и бессмысленно… И когда я проснусь?"

Поезд подлетел к платформе. Двери открылись и голос из репродуктора, само собой принадлежавший Черной Любви, объявил:

- Станция "Проснись!"

Бас немного потормозил, но вдруг понял, что это означает. Он резко вскочил и, наступая Петям на ноги и всех расталкивая, бросился к выходу из электрички, но железные двери сомкнулись прямо перед его носом с ужасающим грохотом. Бас попытался выбить стекло, но у него не получилось, и тогда он кинулся в вагон. Тем временем поезд тронулся. Пети глядели на мечущегося Баса из под прикрытых век и нагло улыбались, явно злорадствуя. Все происходило в полной тишине, копии не издавали ни звука.

Бас пробрался к ближайшему окну и, схватившись обеими руками за ручки, приподнял верхнюю его часть. Окно подавалось нехотя, но Рафик, изо всех сил нажимая на него снизу, смог открыть его на расстояние, достаточное для того, чтобы пролезть. Поезд все набирал скорость; платформа уже осталась далеко позади, и он мчался над крутым песчаным откосом. "А, раз сплю, то значит можно!" - решил Рафик и полез в окно. Сначала он просунул в него переднюю часть туловища и, вытянув постепенно вверх руки, зацепился там, сам не поняв за что. Потом выпростал ноги и повис на руках. Пети с любопытством наблюдали за его перемещением. Как ему быть дальше, Бас не знал. Вернее, знал, конечно, что надо отпустить руки и падать вниз, но сделать это он боялся и продолжал висеть за окном, а электричка, все ускоряя ход, летела вперед.

Вдруг один из Петь, видевший ближе всех к окну, встал и, высунув наружу руки, радостно улыбаясь, стал щекотать Баса. Рафик зажмурился, пытаясь превозмочь это ощущение, но долго выдержать не смог и разжал пальцы рук. Поезд проезжал теперь уже над каменистым склоном, и Раф со всей дури приземлился на него. Так и не открывая глаз, Фатахов покатился вниз по камням. Больно не было. Было обидно. Обидно по отношению к тем, кто это устраивал. Из окон уносящегося поезда доносился громкий многоголосный Петин смех.

На каменистой поверхности торчало одинокое дерево дуб. Рафа угораздило впечататься именно в него. Одновременно с ударом Фатахова посетила мысль, что платформа "Проснись!" уже очень далеко от этого места, и он напрасно так рисковал. В следующий момент с дуба что-то с шумом грохнулось и приземлилось рядом с Басом. Это оказался длинноволосый парень. Какое-то время он лежал без движения лицом вниз, и Раф с ужасом подумал: "Опять Петя!". Он уже думал было уносить ноги, но парень вдруг зашевелился и поднял голову. На Рафика глядело хитрое лицо с усами и карими глазами и с очень недовольным выражением.

- Ты сдурел что ли?! - раздраженно бросил упавший. - Ты чего меня стряхнул?!

- А я откуда знал, что ты на дубе сидишь? - возмутился Бас и грубо добавил:

- Кто еще сильнее сдурел!

Парень встал и поднял с земли валявшуюся неподалеку черную кожаную шляпу, вероятно слетевшую с его головы во время падения. Он стряхнул с нее пыль и надел. Раф все сидел около дуба и исподлобья косился на незнакомца. Неожиданно вверху прошелестела листва, и на голову незнакомцу свалилась разрисованная гитара, издав плачущий звон. Парень от неожиданности присел, а потом выругался сквозь зубы, злобно глядя на Баса.

- У тебя там больше ничего нет? - поинтересовался Рафик, опасливо вглядываясь в гущу зелени.

- Больше ничего! А тебе что надо? - резко ответил он.

- Да мне как раз не надо, - хмыкнул Бас.

- А ты случайно не боишься светящихся орлов? - зловеще проговорил незнакомец.

- К сожалению, нет, - поднимаясь и оглядывая себя, ответил Фатахов.

- А то бы я показал! - угрожающим тоном продолжал парень.

- Да ладно тебе, - примирительно сказал Бас. - Меня Андрей зовут. А тебя?

Парень подумал, поглядел на протянутую ему руку и нехотя ответил на рукопожатие.

- Ангел, - процедил он.

- Дубов! - сказал голос извне.

- Пошел ты! - отмахнулся Ангел в пустоту.

- А кому ты это сказал? - полюбопытствовал Бас.

- Черной Любви!

- Ба! Ты тоже их знаешь?! Может, мы вообще с тобой один сон сейчас смотрим?! - обрадовался Раф почему-то, скорее всего в надежде, что нашел товарища по несчастью.

- Да нет, я-то не сплю. Это ты спишь, а я тебе снюсь. - Ангел ухмыльнулся. - Я тоже оттуда!

Рафик погрустнел.

- Может, ты подскажешь, как мне проснуться, раз ты оттуда? - попросил он.

- Это не ко мне, - сухо ответил Ангел и, взяв гитару, стал забираться на дерево. В это время с дерева что-то снова упало, на этот раз что-то совсем маленькое и легкое. Это был Нимб. Дубов чертыхнулся, спрыгнул вниз, поднял его и снова полез на дерево.

- Сейчас крылья свалятся! - сострил Бас, но Ангел так на него посмотрел, что Бас поперхнулся собственной фразой.

Когда Ангел достиг нижней ветки, он наклонился к Рафу и наставительно произнес:

- Хочу на прощанье дать тебе один совет. Запомни: никогда… не садись на крышку пианино. - Он помолчал. - И знаешь, что… И вообще на крышку не садись. - С этими словами он снова стал карабкаться вверх, ловко цепляясь свободной от гитары рукой за ветки. Из заднего кармана джинсов торчал сложенный пополам Нимб.

- Интересно, там, в проксаксизме, много таких? - язвительно пробормотал Рафик и пошел в сторону, противоположную рельсам.

Он долго брел, глядя себе под ноги и поддевая носком кеда камешек. Когда он наконец поднял глаза, то увидел, что находится в пустыне. Рафик огляделся. Справа вдалеке маячило черное строение. Вздохнув, Фатахов побрел к нему. По мере приближения он начинал догадываться, что это за здание, и когда добрался наконец до него и увидел вывеску "Морг", то не сильно удивился.

- Так, теперь чего? - криво усмехнувшись, пробурчал Бас. Никаких позывов к действию он не ощутил. Рафик все-таки решил войти туда, хотя его и пугала мысль, что все трупы или манекены, лежащие там, окажутся вдруг Петями. Но в момент, как он потянулся рукой к дверной ручке, дверь открылась и на пороге возник его давний знакомый Дамми.

- Приветик, - ласково сказал он.

- Привет, - ответил Бас. Ему было сейчас не до Дамми, ему хотелось проснуться.

- Ну надо же! Мы опять встретились! Может, это судьба? - спросил манекен.

- Сомневаюсь, - сухо ответил Раф, вспомнив как Дамми его бросил после идиотской свадьбы. - Меня ваши сны достали. Я больше спать не хочу!

- Ты знаешь, что я могу тебя разбудить, - помрачнел Дамми. - Но я так хотел с тобой пообщаться…

- Раньше надо было думать, - грубо произнес Раф.

- Значит, ты все-таки покинешь меня? - глотая слезы, спросил альбинос.

- Я хочу проснуться! - громко сказал Рафик, подаваясь всем корпусом вперед. Дамми отступил на шаг и опустил голову.

- Ну, как знаешь, - горько вздохнул он. - Просыпайся…

Фатахов проснулся. Было уже утро. Поверх одеяла, укрывающего Рафика, лежали тетрадные листы, испещренные торопливым неровным почерком. Это был черновик его творения, которое он перечитал перед тем как заснуть. Он взял листы в руки и страдальчески закатил глаза. Вдруг Басу вспомнилось расстроенное лицо Дамми, и ему стало стыдно. "Ну вот, опять, - подумал он. - А в следующий раз (Бас уже забыл, что решил больше не посещать проксаксизм) он меня проигнорирует… Как журавль с цаплей, честное слово!". Раф свесил ноги с кровати и, съежившись от утренней прохлады, задумался.

* * *

На рассказе "Зеленая нитка" проба пера не закончилась. У Баса возникла идея написать трилогию, первой частью которой являлась уже знакомая вам "Зеленая нитка", а две другие были пока в замыслах. Одну из них он уже продумал, называться она должна была "Зеленая елка". А вот со второй Раф никак не мог решить, как лучше озаглавить ее, - "Зеленое платье" или "Зеленая скрипка". Наконец, остановившись на втором варианте и пометив это на полях своей трудовой тетради, он принялся за дело.

На этот раз писалось труднее, Рафик часто останавливался и глядел задумчиво в одну точку, подбирая слова. Тетрадь пестрела перечеркнутыми словами, а то и целыми фразами; пару листов пришлось выдрать. Сочинял Раф снова ночью, и глаза его слипались, но он нашел выход и смотрел попеременно то одним глазом, то другим, меняя их, когда один из них уставал так, что совсем было невмоготу.

Раз уж я представила для вашего внимания первое сочинение Фатахова, то, полагаю, есть резон показать вам и два остальных, чтобы можно было воспринять эту трилогию целостно. Что я и делаю.

"Зеленая ёлка"

В одном подмосковном лесу росла елка. Конечно, это была не единственная елка в том лесу, но описывать мы собираемся именно ее, ибо это была особенная елка. Так как лес, в котором она росла, находился на невысоком холме, то и елка, соответственно, тоже. Она росла на склоне этого холма, где деревьев было поменьше, а значит, им было посвободнее и посветлее, чем наверху. Елке было комфортно и хорошо на этом склоне, и она росла себе и набиралась сил.

Елка была жизнерадостная и игривая. Она любила покачивать своими колючими ветками в такт музыке, часто доносившейся до нее из магнитофонов многочисленных компаний, собиравшихся в том лесу на пикники. Когда никто не видел, она весело сбегала со склона, на котором росла, вниз. А делала она это, когда никто не видел, потому что никто не знает, что бы случилось, если бы кто-нибудь увидел молодую елку, весело сбегающую со склона.

Но однажды это все-таки случилось. Маленькая девочка гуляла по лесу и собирала ягоды. Она, конечно, гуляла не одна, потому что была маленькая, а с бабушкой, но обе они увлеклись и разошлись в разные стороны, так что не видели друг друга. Но девочка не боялась, потому что бабушка часто аукала ее, и девочка откликалась звонким голоском.

Ягод в том году в лесу уродилось много, и девочка, счастливая, собирала в маленькую корзинку щедрые природные дары. Вдруг она почувствовала, что земля дрожит. Сотрясение становилось все ощутимее, и скоро стало сопровождаться звуком, тоже быстро усиливающимся. До ушей девочки долетал топот чьих-то мощных ног. Девочка какое-то время еще стояла, наклонивши голову и выискивая ягоды, но, не выдержав, подняла голову и посмотрела в сторону источника звука. Прямо навстречу ей с холма сбегала огромная елка, издавая громкий топот.

Девочка с радостью бы не поверила своим глазам. Но ушам, ногам, ощущающим сотрясение земли, и глазам одновременно не поверить она не могла. Ей просто пришлось поверить, поверить в то, что с холма к ней весело сбегает громадная елка.

- Елки зеленые! - сказала нечаянно девочка. Она даже не знала такого выражения, она для этого была еще слишком маленькая, но когда-то она слышала се изречение от взрослых, и в этой дикой ситуации оно всплыло у нее из подсознания и выплеснулось в речи.

Елка тем временем подбегала все ближе. Она, скорее всего, тоже заметила девочку, но остановиться уже не могла. Вы, наверное, обращали внимание, что невозможно остановиться, когда бежишь с высоты, кроме как при помощи падения. Но елка об этом, наверное, не знала, - о том, что можно остановиться, упавши. А может, и знала, но падать не хотела. Во-первых, она бы не смогла уже подняться, а во-вторых, сами посудите, что будет, если на бегу, на всей скорости вдруг споткнется и упадет огромная елка.

В результате елка неумолимо приближалась бегом к месту, где стояла оцепеневшая девочка. Корзинка давно выпала из ее маленьких ручек, и так старательно собранные ягодки высыпались из нее в густую траву. Рот у девочки был открыт от изумления, и большие синие глазенки выпученно смотрели на сбегающую елку. В какой-то момент маленький слабый организм девочки не выдержал нервного напряжения, сердце ее остановилось, и она умерла. Елка пробежала мимо упавшей на землю девочки и, громко топая, скрылась за остальными деревьями.

Долго потом громко кричали потревоженные птицы, и долго аукала девочку бабушка".

Вот такое небольшое произведение было второй частью Басовской трилогии. Третью часть, в которой Раф выложился стихами, я помещу сюда немного ниже.

* * *

Рафик спускался по темной проксаксизской лестнице вслед за Джокером. Он шел и обдумывал свои творческие порывы, - чем они были вызваны и как лучше себя в них выразить.

Когда они были уже совсем близко к месту назначения, Раф вдруг вспомнил, что принял решение больше здесь не появляться. Он досадливо сморщился, с удивлением однако подумав, что, как это ни странно, он совершенно забыл о своем решении. Теперь отступать было поздно, Джокер уже переступал границу темной и светлой частей проксаксизма, и Раф, ускорив шаг, догнал его и отправился вслед за ним. Оказавшись в проксаксизской квартире, тело Джокера странным образом преобразовалось в скопище плотно прижатых друг к другу шариков. Эта субстанция еще напоминала Джокера, который дребезжащим и даже каким-то жужжащим голосом пробормотал:

- Покедова! - И затем шарики стали по одному отделяться от общей массы и летать вокруг нее, делая обороты с каждым разом все шире, и в конце концов разлетелись в разные стороны, оставив Фатахова в легком шоке. Где-то он видел подобное, но не помнил, где. Ну, а я вам могу пояснить, что эту фишку Джокер позаимствовал из небезызвестного фильма "Газонокосильщик".

Стало быть, Джокера разбросало в разные стороны, а Рафику пришлось опять ходить в одиночестве. Одной из новых комнат была комната ДАРЫ ЗЕМЛИ. Вспомнив, что на самом деле существует сеть продуктовых магазинов с таким названием, Рафик смело отправился туда, собираясь добыть чего-нибудь съестного.

Попав в ДАРЫ ЗЕМЛИ, ничего похожего на магазин Раф не увидел, а оказался в знакомом ему месте, именующемся МОРГ. Раф чертыхнулся и собрался было уже удалиться обратно, как его заставил вздрогнуть знакомый скрипучий голос:

- Ты опять? И что ж тебя так сюда притягивает?!

Это было сказано человеком, у которого почти не осталось зубов, поэтому Бас с трудом разобрал слова. Сторож стоял неподалеку и держал двумя пальцами отколотую от чашки ручку. Периодически он делал движение, словно подносит чашку ко рту, но замечая, что чашки на самом деле нет, сердито хмурился.

- Если бы я знал, что, когда я войду, табло изменится на МОРГ, то ни за что бы не вошел! - гордо произнес Раф.

- Ничего там не менялось, - прошамкал дед. - Это ДАРЫ ЗЕМЛИ.

- И что ж здесь за дары? - язвительно усмехнувшись, спросил Рафик.

- Как что? - удивился сторож. - Трупцы, конечно!

У Рафика вдруг возникло непреодолимое желание треснуть сторожу в челюсть, да так, чтобы выбить последние зубы. С великим трудом поборов в себе это желание, Раф еле выдавил из себя:

- Ну, значит, я не по адресу. Извините. - С этими словами он взялся за ручку двери, но вдруг краем глаза заметил еще одну фигуру, стоявшую в темноте и наблюдавшую за происходящим. Раф повернул голову и разглядел Дамми, молча смотрящего на него. "Так, - подумал Бас. - Сейчас он меня обломает".

- Здравствуй, Дамми, - вежливо начал он.

- Приветик, - безразличным голосом сказал альбинос.

- Пойдем, по проксаксизму прогуляемся, - предложил Раф.

- Да ну.

Бас даже не знал, что ему на это и сказать, но на всякий случай поинтересовался:

- Ну, а чего бы ты хотел?

- Ничего мне не надо, - с безнадежностью в голосе проронил Дамми и, развернувшись, стал удаляться вглубь морга.

- Стой! - Раф побежал за ним. Дамми остановился, недоверчиво косясь на Рафа. - Ты не обижайся на меня, пожалуйста! Я очень хочу с тобой пообщаться!

- Просто пообщаться? Или ты мог бы быть мне другом? - манекен устремил на Фатахова взгляд, полный вновь обретенной надежды.

- Да, конечно! - уверил его Бас. - Я могу быть тебе другом!

- Можешь… А будешь ли?

- Ну, да, - с некоторой нерешительностью ответил Бас, задумавшись вдруг над тем, что Дамми имеет в виду.

- Правда?! - засияв от счастья, спросил Дамми.

- А не могли бы вы свои проблемы решать где-нибудь в другом месте? - вдруг ворвался в их диалог третий голос, принадлежавший старому сторожу. - Трупцы, все-таки…

- Пойдем? - спросил Бас у манекена, указав глазами на выход. Дамми кивнул и взял его за руку, и они вышли из комнаты.

- Ура!! - крикнул сторож им вслед и булькающе закашлялся.

- Если я когда-нибудь еще раз с ним встречусь, я этого не переживу, - пробурчал Рафик.

- Да ты зря так, - возразил Дамми. - Он добрый дед. Он любит людей. И труд.

Басу показалось, что он скоро пожалеет о новой дружбе, и он немного загрузился. Они бродили по коридору, не зная, куда лучше зайти. В это время из комнаты РАФ друг за дружкой выползли Алект с Фенолом.

- Ба! - заорал Алект, тыча пальцем в Рафика. - Ты глянь, Фенол! А у нас в квартире Бас! Линзы падают из глаз!

Фенол заржал. Дамми изумленно уставился на двух закадычных друзей.

- Бас! - снова заорал Сумасшедший Алект, который явно был возбужден больше обычного. - А не посетить ли тебе парикмахерскую? Мы тебя басмой покрасим!!

Бас, насупившись, молчал. Дамми наконец пришел в себя и потащил Рафа за собой прочь от неразлучной парочки. Бас, не оглядываясь, последовал за ним.

Комната, около которой они остановились, тут же приобрела название ДАММИ, и новоиспеченные друзья зашли туда. Она была совершенно пустая, с одним большим окном во всю стену, противоположную двери, и с балконом.

- О, пойдем на балкончик! - весело попросил Фатахов.

- К сожалению нельзя - он рухнет.

- Почему? - удивился Раф.

- Потому что я живу за законом вечного руху.

"Странный он все-таки, - подумал Раф. - Очень странный".

Друзья опустились на пол. Бас уселся по-турецки, а Дамми расположился полулежа, опершись на локоть.

- Расскажи мне о себе, - попросил он Баса. Тот растерялся, и вдруг неожиданно для себя произнес:

- А хочешь, я тебе свои произведения дам почитать?

- Да, конечно!! - обрадовался Дамми, захлопав в ладоши.

Рафик полез в карман джинсов и вытащил измятый листок бумаги в клеточку, где было его третье произведение в стихах.

- Два других у меня дома сейчас, - извиняющимся тоном произнес Раф. - А это вот, можешь читать. Уж не знаю, как тебе будет…

Дело в том, что самому Басу стихи эти не то, чтобы не нравились, но они были ему противны. Дамми взял бумажку и начал читать. И вот, что он там прочел:

"Зеленая скрипка.

Вокруг очень тихо, но может быть тише.
Решил написать я бредовые вирши.
Давно уж пора создавать мне творенья,
Хоть нету ни времени, ни вдохновенья.
Но то не беда, вся проблема - начало,
А дальше бы сердце мое застучало,
И я, выжимая из мозга остатки,
Заставил бы ручку бежать по тетрадке.
А в общем, начало уже и готово, -
Не так уж и трудно цепляться за слово.
Теперь понемногу вливать струйку бреда, -
И вот над бездарностью в чем-то победа!
В моих полушариях странные скрипы.
Хочу писать "пипочки" - пишутся "пипы",
Рисую ключи я скрипичные всюду.
Еще неизвестно, чем завтра я буду.
Зеленая скрипка висит на стене.
Зеленая скрипка не нравится мне.
Смычок ноздреватый лежит на полу,
И медленно он подползает к столу.
А я за столом тем сижу, супчик ем.
Ползучий смычок мне не нужен совсем.
Зеленая скрипка ползет по стене,
И вроде она улыбается мне.
"Зеленая скрипка, ты мне не нужна!"
Но слов моих не понимает она.
Все ближе, и ближе, и слышится мне
Царапанье скрипки по гладкой стене.
Мне страшно, меня начинает трясти,
А скрипка с смычком продолжают ползти.
Противно на скрипку уже мне смотреть.
Смычок начинает зловеще шипеть…"

(На этом месте Басу действительно стало настолько противно, что он отшвырнул ручку и вылез из-за стола, поэтому стихотворение осталось незаконченным).

Пока Дамми бегал глазами по строчкам, Раф ревниво следил за выражением его лица. Но так как лицо манекена ничего в дранный момент не выражало, то Раф вздохнул, отвернулся и принялся смотреть в окно. За окном шел дождь, и Раф с удивлением отметил, что ведь это не простой дождь, а проксаксизский. Когда Бас до этого додумался, дождь вдруг застыл на месте и после этого пошел вверх. Раф изумленно моргнул, сказал "ой!" и протер глаза. Дамми отвлекся, посмотрел, что заинтересовало Баса и спросил:

- Ты здесь таким вещам еще удивляешься?

Бас вспомнил ситуации гораздо необычнее этой и пробормотал:

- Вообще-то да… Ничего особенного.

Дождь тем временем опять замер, капли повисли за окном и вдруг полетели вправо.

- Да не обращай ты внимания, - раздосадованно протянул манекен, заметив, что Бас вовсю продолжает таращиться в окно. Дамми пожал плечами и стал дочитывать стих, а Бас наконец увидел то, что его очень порадовало: дождь пошел прямо в сторону окна. Капли ударялись о стекло под прямым углом и стекали вниз. "Наверное, так выглядит стеклянный потолок под дождем", - подумал Фатахов.

- Не совсем! - весело откликнулся на его мысль голос Черной Любви. - По потолку не стекает так как здесь!

- Чего это он мне только войсовые мессаги кидает? - неожиданно для себя бросил Раф. Дамми диковато взглянул на него и снова опустил глаза на листок. Читал он очень медленно и вдумчиво, и Раф очень заскучал. Наконец манекен дочитал, сложил лист и протянул его Басу. Тот замер в ожидании.

- Здорово! - с восхищением сказал альбинос. - Мне очень понравилось. Дашь мне еще чего-нибудь?

Раф оторопело смотрел на своего первого читателя. С лица последнего не сходила счастливая улыбка.

- Тебе правда что ли понравилось? - недоверчиво спросил Раф.

- Конечно! Так здорово! Правда! Я буду поклонником твоего творчества! Можно?

- Можно, - робко пожал плечами Бас.

- Ну и славненько. Пойдем теперь гулять!

Они снова взялись за руки и отправились гулять по проксаксизму.

Осень 1997 года - Декабрь 1998 года

| в начало | | предыдущая страница |

    © Евгения Кузьмина