Rambler's Top100



Аркадий Мирош



КОМНАТА


( Из цикла "Экзамен по мистике")

 

Он был любезен, интеллигентен и скромен, чем, безусловно, и обаял старую женщину, которую отыскал по объявлению о сдаче дешевой квартиры. Да, цена, разумеется, устраивает, а нельзя ли взглянуть? Боже, какой у вас порядок! Подушечку сами вышивали? А это вы с супругом? Несчастный случай? Ужасно, ужасно это все.… Так, когда можно въехать? Замечательно! Санузел раздельный - ну, конечно, такой старый дом, умели строить, что тут скажешь. Потолки высоченные, просто Эрмитаж! Кухню покажете? А эту комнату вы тоже сдаете? Значит, живете сами? Тоже нет? Ну, я, конечно, не буду выяснять - почему. Не мое дело.

Комов небрежным взглядом скользнул по огромному замку на двери и проследовал вслед за хозяйкой на кухню.

Через несколько часов он уже разместил свой нехитрый студенческий гардероб по шкафам и, облегченно вздохнув, засунул последнюю книгу на резную деревянную полку. Сел и смотрелся. Ему, судя по всему, повезло по-настоящему. Покинуть ненавистное общежитие, пропахшее дешевыми сокурсницами и мокрым табаком, уже было приятно, а тут еще такие апартаменты! Аллах акбар!

Он подумал об Ольге. А вернее, о том, что когда старуха будет уезжать к бесчисленным родственникам, разбросанным по всей стране (о чем она словоохотливо сообщила почти с порога), то у них не будет никаких препятствий для встреч наедине. Вот и славно. Вот и чудно.

Комов блаженно зажмурился и мурлыкнул.

- Молодой человек! - неожиданно прервало его грезы бархатное меццо-сопрано хозяйки. - Совсем забыла вас предупредить. Ко мне иногда заходит один человек. Он, кажется, художник и хранит в соседней комнате свои краски и еще что-то. Иногда он там работает. У него свой ключ - так что не пугайтесь!

И, уже удаляясь, она добавила:

- А зовут его Ян. Мне, откровенно говоря, это имя не нравится, поэтому я зову его по фамилии - Круглов его фамилия. Можете и вы его так звать. Он разрешает.

- Спасибо, что предупредили! - менее радостно крикнул в ответ Комов. "А вот это хуже. Будет здесь болтаться не вовремя - еще настучит. Ну, может, договоримся".

Думать о проблемах не хотелось. Он прилег на широкую кровать, хранившую тайну зачатия еще самой хозяйки, и неожиданно уснул, спокойно и умиротворенно. Спал он до вечера, после чего решил принять душ. С душем, однако, не получилось. На пороге соседней комнаты, прислонившись к косяку и полу закрыв глаза, устало сидел человек. Его удлиненное лицо с несколько женственными чертами было спокойно и сонно, и только излишняя чувственность ярких губ не давала возможности удостовериться в его абсолютной святости. На вид незнакомцу было лет тридцать-тридцать пять.

- Добрый вечер! - неуклюже сказал Комов.

- Это в самом деле так, - после паузы ответил человек и открыл глаза. - Как и любой из вечеров, проведенных в этом доме.

- Мне о вас говорили… - Комов не знал, куда лучше встать и топтался на месте, сжимая в руках полотенце.

- А мне о вас - нет, - бесстрастно произнес сидящий, не поворачивая к собеседнику головы. - Впрочем, вы ничему помешать не можете, только, прошу, избавьте меня от песен и прочей музыки. Здесь всегда тихо. Это дар богов. Лучше используйте его.

Он так неторопливо выговаривал каждое слово, что Комову вдруг показалось, что перед ним пьяный.

- Вам…нехорошо? - неискренне поинтересовался он.

- Мне очень хорошо! - ответил незнакомец и улыбнулся такой блаженной улыбкой, что студент искренне ему позавидовал. - Кстати, я - Ян. Но лучше бы мы с вами встречались поменьше.

- Как вам угодно!

Комов закинул полотенце за плечо и собирался, было, покинуть неприятного собеседника, как вдруг тот неожиданно поднялся и впервые взглянул на него в упор.

- Не обижайтесь. Вы меня не поняли. Просто невозможно это понять человеку со стороны, никогда не испытавшему то, что испытываю я каждый раз, когда прихожу сюда.

- Хотите честно? - Комов открыл дверь в ванную и остановился на пороге. - Вы очень похожи на…

- Наркомана или алкоголика! - уверенно прервал его Ян. - Если бы вы знали, в который раз я это слышу! А, между тем, хоть я и не собираюсь демонстрировать вам свои руки, можете мне поверить - на них нет следов от уколов. Скажу больше. Я не употребляю алкоголь и не курю. Все это суррогаты. Вы не представляете, каких вершин может достичь утонченное чувственное удовольствие, благополучно избежав всей перечисленной отравы.

- Вы говорите о…любви? - со смешанным чувством спросил Комов.

- Ни коим образом!

- Тогда, может быть, о любви к искусству? Вам, как художнику, должно быть это понятно?

- А я не занимаюсь искусством. Я переношу на холст образы, внешний мир не отражающие, так что от искусства в этом нет ничего. Это так - летопись, что ли. Или, скорее, энцифаллограмма. Медицинское исследование. Кстати, кто вам сказал, что я художник? Ни наша ли, любезная домовладелица?

- Да, конечно!

- Ах, милашка! Удивительно умеет не мешать! Обаятельнейшая из всех на свете старушек. Три месяца назад я купил у нее фортепиано. Отдал, причем, только пятую часть. И, представьте себе, она до сих пор даже не поинтересовалась - где остальное.

- Зачем вам фортепиано?

- А чтобы выломать оттуда внутренности. Он огромное, как катафалк. Именно поэтому я и собираюсь использовать его в этом качестве.

- Простите, в каком качестве?

- В качестве гроба, черт побери; чего ж тут непонятного?

- Вы хотите убить кого-нибудь?

Ответа не последовало "Ненормальный. Тьфу, как не повезло!" - подумал Комов, а вслух сказал:

- Знаете, я очень устал и хочу принять душ. Когда я нахожусь в состоянии полусна, я многого не понимаю.

- Бога ради! - Ян толкнул ногой дверь, ведущую в его комнату. - Только обещайте, что вы ко мне зайдете. Я не понимаю - почему, но вы мне симпатичны. Кстати, как вас зовут?

- Меня зовут Оскар, - ответил Комов. - Бабушка любила Уальда, а маме было все равно - я у нее четвертый.

- Ух! - крякнул Ян. - Вот это имя! Между прочим, ваш великий тезка Уальд подарил мне, устами одного своего персонажа, забавную фразу. Она многое определила в моей жизни.

- Какую именно? - крикнул студент, уже запираясь в ванной.

- "Лечите душу ощущениями!" Я жду вас завтра; сегодня у меня много работы.

Комов включил душ и, сквозь шум падающей воды, услышал, как захлопнулась тяжелая дверь.

- Ничего себе - начало! - пробормотал он и с наслаждением залез под горячую струю.

"Лечите душу ощущениями!" Бог с ней, с душой - полечить бы голодное мужское тело. Надо будет позвонить Ольге. Милая, сладкая Оленька! Не знаю, от чего там тащится этот придурок, а только большее удовольствие, чем любить тебя, мне, убогому, покуда не ведомо. Ах, эти белые кружева на загорелом теле! Ах, негодник, ах! Не дать, что ли, себе умереть? "С любовью справлюсь я одна!…" Может, прямо сейчас позвонить? Да, нет, бабка обидится. А бабка, и впрямь, славная. Правда, со мной она была более разговорчива, чем с этим. Оно и не удивительно - с такими больше минуты общаться не тянет. Хотя придется. Чтоб не настучал.

Комов, насвистывая, обтерся мохнатым полотенцем и пошел на кухню попить чайку. Хозяйки дома не было; видимо, отправился погреться на июльском солнышке, предзакатные лучи которого играли на дешевых стеклянных стаканах. Из полу открытого окна доносился шум большого двора, скрытого от глаз высокими старыми тополями.

Комов смело заварил себе хозяйского чаю и нацелился, было, уже на хозяйские пряники, как вдруг слуха его коснулось странное мычание, доносившееся из комнаты нового знакомого. Студент прислушался. Тяжелый и глубокий, как выдох, стон неожиданно долетел до кухни. Комова передернуло.

- Приволок, что-ли, кого! - прошептал он брезгливо. - А уж болтал-то, болтал! Эстет хренов.

Стон повторился. Студент на цыпочках подкрался к двери и замер. Все было тихо. Никаких характерных звуков. Только тяжелое дыхание одного человека. Точно одного.

- Эй, у вас там все в порядке? - осмелился вполголоса спросить Комов.

Натужное дыхание прервалось.

- Идите к черту! - донеслось из-за двери. - Я же сказал, что работаю!

Студент обиженно хмыкнул.

- Козел! - прошептал он сквозь зубы и вернулся на кухню.

Однако, не успел он поднести ко рту ворованный пряник, как загадочная дверь с грохотом растворилась и на пороге появился Ян. Не гляди на перепуганного студента он вдел в петли уже знакомый Комову огромный замок, положил ключ в карман несвежей полосатой рубашки и, быстро пройдя по коридору, стал отпирать дверь, ведущую в подъезд. Еще минутой позже она громко захлопнулась, и торопливые шаги пробежали по гулким ступеням.

Когда все стихло, студент вылил нетронутый чай в раковину и с яростью выбросил в окно зажатый в руке пряник. Настроение было безнадежно испорчено. Более того. Комов почувствовал вдруг, что в его жизнь входит что-то огромное, неотвратимое и неприятное до крайности.

- Не было печали!

Он сплюнул в окно, подхватил полотенце и отправился к себе в комнату с твердым намерением не думать о будущем.

 

Прошла неделя. Странный сосед не появлялся, и воспоминания о происшедшем стали постепенно сглаживаться в памяти Комова. К тому же, предстояли радостные перемены. Хозяйка, убедившись в примерном поведении нового жильца, решила-таки отправиться куда-то в теплые края к младшей сестре.

Студент выразил горячее желание проводить старушку до вокзала и, пока тащил неподъемный чемодан, даже ее развлекал анекдотами из университетской жизни. Она была в восторге.

- Ах, Остап, честное слово, будь я годков на пятьдесят помоложе, я непременно влюбилась бы в вас! - игриво крикнула она ему из окна отходящего вагона.

- Оскар, Оскар, сударыня! Счастливого пути!

- У вас целые три недели! Не забудьте разморозить холодильник и заплатить за газ! Если придет господин Круглов - передавайте привет!

Это были последние ее слова. Поезд скрылся за поворотом. Комов, не скрывая радости, бросился к первому телефонному автомату.

- Оля, слышишь меня? Олька, дождались! Приходи сегодня, прямо сейчас! Почему завтра? Да пес с ним, с экзаменом!…Ну.…Ну, ладно. Только прямо с утра! Ну, ладно, ладно. Жалко очень! Пока, целую!

- Ничего, переживем! - бормотал он, медленно поднимаясь на пятый этаж. - Не в первой. Может мне напиться просто? А это мысль! Сейчас возьму телефонную книжку, присмотрю кого-нибудь…

Он рывком повернул ключ, распахнул дверь и от неожиданности замер на месте. Так же как и в первый раз, устало, прислонившись к косяку полуоткрытой двери, на полу в коридоре сидел художник-не художник по имени Ян.

- Привет! - сказал он спокойно. - Я вас ждал. Вы мне нужны.

- Здрасти! - пробурчал Комов, с трудом переводя дух. - И зачем это я вам понадобился?

- Это не вы мне, это я вам понадобился. Только вы об этом еще не знаете. Комната выбрала вас. Мне ничего не остается, как раскрыть все тайны. Заходите ко мне!

- Какая комната? - Раздражение Комова достигло предела. Он с трудом сдерживался, чтобы не броситься на дурацкого соседа и не размазать его по ближайшей стене. "Ну, опять понес чепуху! Какого черта его принесло именно сегодня?"

- Да входите, не бойтесь! - Ян встал на ноги и отряхнулся. - Идите, идите сюда! Вот так. Погодите-ка секунду. Не переступайте порог. Я хочу вас запомнить таким.

- Каким?

- Все равно сейчас не поймете. Короче, сейчас вы сделаете шаг, который станет последним для вас. В этой жизни, по крайней мере. Да не шарахайся ты, мать твою! Сам ведь не захочешь отсюда выходить!

- Ну, коли мы "на ты", - предупреждающе сказал Комов, - говорю честно! Я даже и входить сюда не хочу! А уж выйду я отсюда с превеликим удовольствием! И вообще! Если ты…

Ян вдруг расхохотался, как-то очень непосредственно и искренне. Комов сначала опешил, а потом махнул рукой - ну, точно, больной, без вариантов. Лучше уж перетерпеть пять минут.

- Прошу! - Ян широко распахнул дверь.

Ничего пугающего или необычного в комнате не было. У одной из стен, выкрашенных в ярко-розовые цвета, стояло большое черное фортепиано. Недалеко от входа лежали стопкой несколько подрамников, обтянутых грунтованным холстом, а готовые картины - штук восемь - висели на стенах, все до одной закрытые газетными листами. У лишенного занавесок окна стоял грязный мольберт, а посередине комнаты - старое кресло, привинченное к полу, как в самолете. Сходство усиливалось присутствием на ручках его каких-то мягких ремней, похожих на ремни безопасности.

Больше в комнате не было ничего, только полотенце на подоконнике и облупленные кисти в банке из-под томатов. Пахло скипидаром.

- Присаживайся! - Ян указал на кресло, а сам, по обыкновению, сел прямо на паркетный пол.

- Зубы будешь лечить?

- Душу лечить буду!

- Ощущениями, небось?

- А то как же!

- Ремни застегивать?

- Застегни, на всякий случай!

- Слушай, а ты не гомосексуалист, часом?

- Боже мой, да что же ты из меня чудище морское делаешь! То убийца, то еще что-нибудь!.. Впрочем, я вижу с тобой пока разговаривать бессмысленно. Давай, я выйду, а ты посиди тут минут десять. Если не доверяешь мне, можешь дверь изнутри запереть. Или, наоборот, раскрыть - как тебе угодно! Когда что-то почувствуешь - не пугайся и не думай, что это я тебя чем-то отравил…. А ремешочек-то застегни, на всякий случай. В следующий раз бери с собой полотенце.

- Это еще зачем?

- А кричать будешь. Рот лучше заткнуть полотенцем.

- Знаешь что! - Комов рывком поднялся. - Пошел ты к черту!

- Да погоди ты, господи, - Ян, направившийся, было, к выходу, остановился и обернулся. - Попробуй, хотя бы, попробуй! Дело-то серьезное! Я же не издеваюсь над тобой, чудак-человек! Мне, может, жить-то осталось неделю! Посиди пять минут, ничего у тебя не отвалится!

- Какую неделю, что за бред!

Дверь захлопнулась. Комов, в сердцах, ударил кулаками по рукояткам кресла. Ну, идиот! Вот ведь привязался! Нет, лучше посидеть несколько минут, а то совсем не отстанет. Ремень этот еще!

Он со злостью защелкнул металлическую пряжку на животе и отвалился на мягкую спинку. Ничего, кроме глухого раздражения, он не ощущал.

За окном стоял душный июльский вечер, и лучи заходящего солнца били Комову прямо в глаза. Он зажмурился и опустил голову. Сквозь вздрагивающие ресницы он видел свои руки, скрещенные на животе - белые, изнеженные руки с длинными пальцами. Руки человека, никогда не занимавшегося физическим трудом.

Внезапно Комов поразился - насколько они красивы! Как должно быть приятно тому, к кому они прикасаются с лаской! Какое удовольствие ощущать их нежную плоть! Какое наслаждение перебирать эти тонкие пальцы, тонкие, светящиеся в звездном небе пальцы, обнимающие бесконечно прекрасное, юное тело Вселенной, ласкающие ее упругую грудь, состоящую из мириадов звезд!

Еще секунда. Еще прикосновение, объятие, погружение, растворение. Приближается что-то томительно сладкое - огромное, обволакивающее НАСЛАЖДЕНИЕ. И вот Вселенная выгибается в порыве бешеной страсти. Она хочет отдать всю силу своей оглушающей любви обладателю дивных, искрящихся рук. И он уже слышит ее стон - стон отдающегося ему необъятного пространства. Он послушно погружается в это безмерное тело, втягивается в него и вдруг испытывает ни с чем не сравнимое блаженство - ослепительное, ошеломляющее, на грани жизни и смерти, разрывающее на части, оглушительное, как контузия, как близкий удар грома, как миллионы солнц, как чудовищный удар тока, как сотни тысяч оргазмов. Человек и пространство ловят общий ритм страсти, купаются в нем, отвергая время, ломая корявые законы физического мира; они подходят к критической точке, наслаждение становится нестерпимым, невыносимым, удушающим и человек слышит свой собственный крик, подобный предсмертному реву первобытного зверя…

 

- Алло, Ольга? Это я. Завтра ничего не получится. Да нет, все нормально. Нет, я не пьяный. Я потом объясню. Попробую объяснить… Конечно, люблю. Ну, пока.

Он бросил трубку, хотя чувствовал, что на том конце провода еще очень даже желают выяснять и объясняться. Потом достал сигарету и закурил. Первый раз за много лет.

Ян сидел на кухне и смотрел на него без улыбки.

- Ну, давай, вылезай из коридора. Иди, иди сюда, чего ты там качаешься в темноте!.. Я вот чувствую себя куда хуже тебя - словно развратил ребенка. Хорошо, что ты хоть ремень застегнул. Я в первый раз сидел просто на стуле. На не привинченном стуле, заметь! Получил сотрясение мозга. Так что ты дешево отделался - всего пару часов отходил. Радуйся… А зачем девушку напугал? Да положи ты трубку!

- Что это было?

- Ну, вот! Что это было! Зубы ты лечил, вот что!

- Я серьезно спрашиваю!

- А я серьезно с тобой разговаривать не собираюсь на таком расстоянии. Садись, брат. Или коллега, не знаю. Или еще кто-нибудь. Посвященный. Тьфу, не люблю это слово. Садись, садись поближе. Нас теперь уже двое таких, посвященных. А больше никого. Никакого множественного числа. Это, кстати, моя первая заповедь.

- А будет вторая?

- Много будет. Садись.

Неверной походкой Комов прошел на кухню и тяжело присел на табурет. Была душная предгрозовая ночь, гасившая звуки за окном, так что казалось, что город вымер. Ян достал из холодильника бутылку с пивом, открыл ее ключом и поставил на стол.

- Итак, - сказал он. - Теперь ты, видимо, все-таки убедился, что я не псих. Чтобы убедиться в этом мне самому потребовалось несколько месяцев. Просто не было человека, который мог бы мне хоть что-то объяснить.

Как ты понимаешь, я искал информацию везде - в толстых медицинских справочниках, в исторических архивах; я слушал лекции по психотерапии и безуспешно занимался медитацией и аутотренингом. Кончил тем, что стал читать плохо напечатанные книжонки по магии и колдовству.

- И чего?

- И ничего. То есть, вообще ничего. Я даже перечитал Новый завет. Ну, это так - от страха. Тоже, естественно, никакого результата. Ха! Прикладной химией занимался, не знаю уж даже зачем…

- Что, вообще нигде ничего?

- Теперь ты можешь понять мое состояние! Во всей мировой литературе, науке и религии нет и намека на тот опыт, который мы пережили. Есть галлюциногены всякие у буддистских монахов, есть религиозные экстазы у христиан; Магомет, если ты помнишь, тоже не раз обозревал жилища аллаховы, но все это не то. Все это результат каких-то усилий со стороны человека, входящего в подобное состояние. Причем, зачастую многолетних. Да и уровень удовольствия при этом несравненно ниже, как я полагаю. А вот чтобы так, ни за что, без всяких там прозрений и прочей смысловой нагрузки - такое не описывается нигде.

Я был у священника. Он, во-первых, сказал, что все это искушение и бесовство, а, во-вторых, посоветовал обратиться к врачу. И тогда стало понятно, что мне, как утопающему, помочь смогу только я сам. И тогда я начал изучать себя и Комнату.

- Комнату?

- Да, Комнату. Все дело в Комнате. А точнее, в той ее части - размером метр на метр - где теперь стоит кресло. Сначала войти в это, наше с тобой состояние, назовем его "состоянием X", я пытался где попало, думая, что дело во мне, что все зависит только от меня. Я чуть не сошел с ума, просиживая часами в парках, кинотеатрах и просто уединяясь в Комнате, забравшись на подоконник. Бессмысленная трата времени продолжалась около месяца, пока, наконец, не стало понятно, что нужно попытаться восстановить все до мелочей. Как в тот, первый, момент, понимаешь? Я даже разложил все кисти и картины так, как они лежали в тот день. Главное, что мне сразу удалось - это сразу попасть, вернее, поставить стул точно в магический круг. Кстати, ты не помнишь, на что было обращено твое внимание, когда ты сидел в кресле?

- Не помню… Кажется, на руки.

- Впрочем, это и не важно. Комнате все равно, с чего начинать сеанс.

- Сеанс?

- Ну да. Сеанс, "состояние X", "принятие дозы" - называй, как хочешь. Так вот. Когда я в первый раз попал на сеанс, у меня в руках была репродукция Ван Гога. "Ирисы", может, видел когда? Удивительная композиция, удивительный цвет. Я очень люблю фиолетовый. Короче, Комната начала сеанс с фиолетовых "Ирисов". Не стану описывать свои ощущения - это почти невозможно, как ты понимаешь. Интересно, похожи они на твои? Впрочем, проверить нельзя, так что дальше. Хозяйка наша, услышав мои вопли, вызвала "скорую" и очень вовремя, потому что, когда появились врачи, я уже валялся на полу с расшибленной головой.

- А я что… тоже кричал?

- Ты не кричал, друг мой. Ты ревел, как медведь. Хорошо, соседей не перепугал.

Ян налил пива в граненый стакан и протянул Комову.

- Самое смешное, что обо всем этом действительно знаем только мы с тобой. Наша хозяйка прожила в этом помещении много лет и - надо же такому случиться - именно на этом месте у нее стоял огромный комод. Естественно, никто никогда не мог попасть в зону действия Комнаты. Воля случая…

- Не понимаю, - Комов вытер полотенцем мокрый лоб. - Так что же это все-таки такое - эта… Комната. Я тоже никогда ничего о чем подобным не слыхивал. Что это - ад или рай, или еще какая-нибудь подобная хреновина?

- Сложно, - подумав, сказал Ян. - Очень сложно определить. Но я почему-то думаю, что это место не несет ничего "положительного" или "отрицательного". Оно не "светлое" и не "темное", оно вообще никакое. Комната не принадлежит никому. Это просто нечто вроде… эрогенной зоны или, вернее, точки. Точка абсолютного удовольствия. Чего - не знаю. Планеты ли, галактики. А может - нерв. Без начала и конца. Есть у меня и другие сравнения, но уж больно неприличные. Хотя - подобные удовольствия, все-таки, имеют, скорее, дьявольскую природу. Черт его знает…

Комов несколько секунд смотрел на собеседника молча, а потом вдруг искренне расхохотался.

- Ну и бред! - с трудом произнес он, немного отдышавшись.

- Придумай что-нибудь более правдоподобное. Или к врачу сходи. Не возбраняется. Только учти - Комната сама выбрала тебя.

- Вы с ней, видимо, пообщались на эту тему.

- Зря смеешься. Если она захочет, она даст тебе понять все, что угодно. И не заметишь - когда. Просто очухаешься после сеанса с уверенностью в том, что знаешь, чего ей хочется.

- И часто вы так беседуете?

- Мне она больше ничего не скажет. Не будет необходимости.

- Это почему же?

- Потому что она хочет меня забрать.

- Куда забрать?

- К себе. Или в себя. Или еще куда-нибудь. Какая разница! Для меня все равно больше ничего не существует. Человек, однажды испытавший такое, уже не человек. Это раб, боготворящий свою царицу, которая одаривает его порой своей милостью. Он поползет за ней куда ей угодно. Тебе этого тоже не избежать, если только…

- Если только что?

- Если только Комната останется Комнатой.

- Что ты хочешь сказать?

- А то, что она запросто может переместить свою зону воздействия. Куда угодно. Или вообще его прекратить. Тогда я тебе не завидую. Да, кстати. Обратил внимание на фортепиано?

- Конечно. Ты действительно собираешься…

- Если увидишь, что со мной что-то произошло - пожалуйста, не поднимай шума. Замучают и тебя и бабку нашу. Будешь потом объяснять что к чему. Слушай инструкции. Снимешь нижнюю крышку. Дека уже вынута, струны тоже. Я ростом не велик - как раз уберусь. Крышку закроешь и позвонишь по этому телефону. Скажешь - заберите пианино. Дальше уже не твое дело. Придут люди. Им заплачено. Они знают, что делать.

- Вы что, серьезно все это?

- Более чем. А теперь…

Ян полез в карман.

- Вот тебе дубликат ключа. Приходи в Комнату когда захочешь. А захочешь ты скоро.

- Ты уходишь?

- Мне надо кое с кем попрощаться. Желаю удачи.

Он тяжело поднялся, сжал на мгновенье плечо Комова и сделал несколько шагов по направлению к прихожей.

- Да, - неожиданно смущенно пробормотал он. - Чуть не забыл. Там эти… картины. Лучше бы их тебе не смотреть. Обещаешь?

- Нет.

- Ну и черт с тобой. Прощай.

Звякнула цепочка, загремел замок. Входная дверь со скрипом отворилась и захлопнулась с грохотом.

Комов уронил голову на руки. Прошло полчаса, потом час. Он не шевелился. По улице, где-то далеко внизу проехал последний троллейбус. Было очень душно. Чувствовалось приближение грозы.

Внезапно Комов поднялся. Взгляд его был неподвижен и мертв. На негнущихся ногах, глядя в одну точку, как лунатик, он прошел в открытую дверь комнаты Яна, потушил тускло мигавшую лампочку без абажура, на ощупь нашел кресло, сел в него и застегнул ремни.

Острая молния прорезала черное небо. Он дождался тяжелого удара грома и только потом закрыл глаза.

 

Пятеро крепких мужчин с трудом вкатили в фургон тяжелое фортепиано.

- Ну и тяжесть! - выдохнул один.

Стоящий у кабины Комов молча кивнул. Он, не отрываясь, смотрел на нижнюю стенку инструмента. Из-под нее, явственно заметный, выбивался клочок холщовой материи. Это были брюки.

Фургон уехал, а студент еще долго глядел ему вслед. Он не мог забыть лица Яна. Даже мертвое, оно сохранило на себе отпечаток того болезненного удовольствия, которое тот, по-видимому, испытал за несколько секунд до смерти.

Комов поднялся в пустую квартиру. Еще за дверью он услышал, как звонит телефон. Повернув ключ в замке, студент спокойно подошел к аппарату и взял трубку.

- Да.

- Ты - подлец!.. - женский голос захлебнулся слезами.

Комов молчал.

- Ну, чего тебе не хватало?

- Мы же договорились, Ольга! - устало произнес он. - Ты мне больше не звонишь. Это бессмысленно.

Студент медленно положил трубку. Перед ним была Комната. Комната, где час назад умер художник Ян. Комната, без которой он уже не мылил себя больше нескольких часов. Комната, ставшая всем, заслонившая все и все в себя вобравшая.

Комов улыбнулся ей. Так улыбаются влюбленные, предчувствуя близость. Так улыбаются наркоманы, ощупывая ампулу. Так улыбается заблудившийся в пустыне, услышав звон родника.

Он вошел, осторожно отодвинул рукой холсты с беспорядочно, по детски, набросанными яркими красками и сел в кресло.

Ян умер. Может быть он, Оскар Комов, тоже скоро умрет. Ну и что. Комната успеет дать ему несколько месяцев. Таких месяцев, о которых может только мечтать самый-самый счастливый человек на земле, за всю свою серую, унылую и такую обычную жизнь.

Он застегнул ремень и откинулся на спинку кресла.

- Ну, поехали! - пробормотал Комов.

Однако прошло несколько минут, а ничего не произошло. Комов недоуменно поднял голову.

- Ты что?

Ответа не было. Только за окном дрались воробьи и гудели автомобили.

- Да что с тобой?!

И тут страшная мысль пронзила его. "Она может вообще прекратить воздействие. И тогда я тебе не завидую!" Неужели… все?

Студент бешено сжал ручки кресла. Не может быть. Не может быть!

- Не может быть!

Он отстегнул ремень и вскочил. А если просто переставить кресло? Да разве теперь отыщешь эту чертову зону! Ах, сволочь! Так обмануть!

- Ты - сволочь! Слышишь, ты! Шлюха космическая!

Комов заплакал, бессильно кусая губы и уронив голову на руки. Он не услышал, как в открытую дверь вошла Ольга и остановилась на пороге.

- Сволочь! Ты предала меня! Ты мне изменила! - шептал он, давясь слезами.

- Кто она? Скажи мне, кто она! Я убью ее!

Ольга подбежала к нему и схватила за плечи. Комов вздрогнул и поднял голову. Несколько секунд они смотрели друг на друга.

- Кто она? - вдруг тихо спросил он. - Ты спрашиваешь - кто она? Да вот же она!

Комов схватил девушку за плечи и бросил на привинченное кресло.

- Да вот же она! Под тобой, над тобой, вокруг тебя! Убей ее! Убей!

И он захохотал. Хрипло и зло.

Июль 1995г

    © Аркадий Мирош


[ Другие произведения ||Обсудить ||Конура ]


Rambler's Top100

Сайт создан в системе uCoz