Анатолий Яковлев

ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА И УДИВИТЕЛЬ, НА

Давай на цыпочках уйдём
от затруднительной поэзии
с её досужим равновесием
сосуда - и мерцанья в нём.
Художник изредка не врёт.
Он сам себе - и то лишь кажется...
А красота - она не мажется
на холст или на бутерброд.


ДВА ТОПОЛЯ

Два тополя стояли под окном.
Два кряжистых и добрых старожила.
Их солнце поливало кипятком,
из них зима вытягивала жилы.

А те на свете, знай себе, цвели.
Выбрасывали новые побеги
под облака - совсем как человеки -
не чуя вроде под собой земли.

Их красота не стоила трудов
ответственной муниципальной службе...

Стволы в ту зиму щёлкали, как ружья.
Один из них не сдюжил холодов.

И вслед за ним - а, может быть, за ней...
Угас другой - а ,может быть, другая...
И во дворе по случаю узнали
об общности глубинной их корней.

Два естества мы - перед целым светом.
В один клубок свивает нас земля.
Наверное, мы тоже тополя -
мы никогда не говорим об этом.


*  *  *

Влюблённые шагали под деревьями,
влекомые снегами и поверьями -
последними снегами и поверьями,
которые когда-то были первыми.
Снегами, на которых вёсны плакали.
Поверьями, что люди одинаковы -
и что любая блажь делима надвое.
А воробей трещал, едва не падая...
Под кронами, почти не посторонние,
влюблённые шагали, отстранённые,
и взгляды их чередовались с мыслями.
А в кронах синь чередовалась с листьями.
А вёсны горевали у подножия,
надежды обращая - в бездорожия.
Но не глядели под ноги влюблённые -
влюблённые - такие эталонные.
И ничего в них не было похожего
на нас с тобой... Но так уж память сложена.


*  *  *

У простоты, как и у красоты
на место под Солнцем есть равное право.
Я знаю травы, которые прячут цветы,
и знаю цветы, которые прячут травы.
Может с небес, неподсудным нам,
и стынет житьё наше пёстрым сплавом…
Но я никогда не пройду по цветам
И потому не хожу по травам.


ОКРАИНЫ

Ты живёшь на окраине - в доме горбатеньком.
Я живу на окраине спиральной Галактики.

И потому мы встречаемся редко,
как пасмурными неделями - ветки.
И солнце нечасто клюёт нас в темя,
чтобы сомкнуть нас единой тенью.

Лишь петушиные всполохи ранние
напоминают, мы оба - с окраины...


* * *

Мимо сёл, дымком окуренных,
мимо солнца на руках,
я ходил бы тихо в утренних
по колено облаках.

И туда, где ты не сыщешься,
в города, где ты не ждёшь,
я забрал бы заблудившийся
по колено в травах дождь.


ОБЛАКА

Над быльём куполов
и завалинок
ходит дедушка Бог
в белых валенках...


МЕСЯЦ

На закате весеннего дня
он заступит в дозор в околотке
и меня покатает на лодке,
одного покачает меня.

На закате вечернего дня
он забудет меня у погоста.
И со мной одного станут роста
и пушинки, и их тополя.

И река уплывёт без меня,
молодея в течении плавном.
Всё покажется глупым и главным
на закате вчерашнего дня.


* * *

С годами становишься проще.
Уже не токуешь, дурной,
как тетерев чокнутый в роще
бессвязною речью родной.

О жизни толкуешь, о быте.
И речи черны, как земля.
И цепи чугунных событий
выдёргивают якоря.

И тихо тоскуешь. И берег,
как юность, сникает вдали.
А кто-то остался и верит...
Токует себе до зари!


ЗЕРКАЛО

Мангровые деревья растут в воде,
где ночами земля как небо - звезда к звезде.
И днями земля как небо - к облаку облако.
И мангровые деревья живут долго-долго.
Там густ атлантический зной
в тропическом солнцелепьи.

И кроны их - над землёй.
И корни их - в небе...


* * *

Заблудилось счастье на земле,
что присуще смертным от начала -
чтобы пища булькала в котле,
чтобы рядом женщина молчала,

чтобы небо капало в угли
дождиком незваным на пороге,
чтобы ночь бежала от земли
прочь по млечной каменной дороге,

чтобы вдаль не ввинчивались мы
на ветру, как бешенная лопасть...
Чтобы накрепко обжитый мир
не свернулся в бесконечный глобус.


* * *

Прозвенели, будто вешние
капели,
фонари на побережье
Агидели.
Тихо в городе, что в поле
на стерне -
дай захлопнуться от боли
по тебе, по мне -
стать не нынешним, но прежним
в самом деле -
фонарём на побережье
Агидели -
луч колючее крапивы,
кратко бросить,
жить неброско, да счастливо -
кто ни спросит,
задохнуть нас в круге чётком,
лаской пленных.
Разбегается несчётно
их, Вселенных.
Но одни они, как вешние
капели
фонари на побережье
Агидели.


* * *

Одни на целом свете
как небо и земля,
октябрьские эти,
небритые поля 

Одни и те же эти
голодные стерни -
одной беде соседи,
одной любви сродни.

В одни попавши сети,
в одном кольце земли,
одно и то же сердце
оступится в пыли.

Одной и той же пище
под колокольный звон
одни и те же птицы
слетятся на поклон.

Одной осанне внемля,
я тоже возвернусь
в одну и ту же землю
в одну и ту же Русь...


* * *

Оно ходило вкруг да около
тридцатиградусной жары
несостоявшееся облако
послеобеденной поры.

Так мы, поэты, приникаем
корнями к свежести земной
и вроде в небо прорастаем...
Но остаёмся - пеленой.


* * *

Отсюда не возвращаются...
Планета - и вблизь и вдаль,
как патефон вращается,
разматывая поезда.

И всё-таки она вертится! -
скроенная по нам,
и солнце с ростками встретится,
когда убежит туман,

и встанет зелёное зарево
тому, кто пожать готов -
деревьев, посеянных заживо
в обочины городов,

и всё-то на свете станется
чему быть не довелось...
А мы на конечной станции
и снег пролетает вкось.


* * *

Лето катится, катится лето
под откос.
Продудел с октябрятским приветом
паровоз.
Ковылями, что суше сухого,
степи цвесть.
Остановишь ли солнца глухого
круговерть -
это бремя , что сызмальства сносим
без борьбы...
И навалятся хлопьями оземь
ноябри,
и позёмками даль запустеет 
в свой черед.
Я перечить сезонам не смею...
Только вот -
тех, кто не был со мною в разлуке
или был,
этим летом, как прежде любилось -
не любил.


МОРОЗ

Дымы под вечер станут выше,
чем столбовые облака,
и дробно заслезятся крыши,
и ты вздохнёшь у камелька.
От тополя, где карчет птица,
что кроной капнул в белизну,
страна кругами разбежится
за горизонт, за крутизну -
за вбитые в мозолях вехи,
где голос набирает грусть -
откуда облетает эхом
Вселенную - былая Русь...
Подбросишь вязкие поленья,
в которых закипает снег,
и улыбнёшься на мгновенье,
и запечалишься - навек.


БРАТЦЫ-ШКОЛЬНИКИ

- Я видел мохнатые ноги пальм! Эдем
ские замки Ниццы!
- Зачем?
- Выебнуться!
- А я помидоры на даче окучивал...
- ?!
- Кушать...
а правда, планета - остывшая звёздная каша?
- Спрашиваешь!
а кстати, откуда узнал-то, небось, от "физички"?
- Вычитал...

Пойдут они, школьники-братики, в хату, охальники -
читать про Распутина с фонариком в пододеяльнике
и мерить попутно, что мерину - знаком вопроса...
А мать их достанет - в прямом смысле и переносном.

Достанет - и в угол, стоять на горохе под Боженькой -
"стоят", но стоят - с единообразными рожами -
два близнеца-пубертата, тупицы-тупицами...
Не скажешь, так сразу - кто на помидоры, кто в Ниццу...


ЗАВОД

Пыль на заводе,
чад,
пар,
треск,
выхлопы газа.
Рвётся пламя - змея тиглевой стали.
Боже!
Отец - жизнь копейкой бросил на стол -
потерял оба глаза.
Брата вечером привезли,
сказали - потерял тоже...

Завод - молох!
Клыками выжрал простату!
Кровью налиты пыльные ушей мочки.
Ночью, со смены - к жене:
- Принимай зарплату!
- К чёрту зарплата,
если мужик не хочет!

Выпили соки, сволочи...
Ночью бьются
в мёртвых глазах звёздочки -
в небе, в небе!
Ночью жене слышно:
за стенкой брюхо о брюхо трутся,
трутся каждую ночь,
а у мужа в штанах - пепел!..

Сын-олигофрен "валит" в чешские вазы,
смотрит - заячья губа -
в пространство тупее хека.
Вырастет - 
тоже сдам на завод, зараза...
Зря ли растим, мать... рабочего человека?!


ВЕСНА

Природа лезет потной попой
в распахнутые маем окна; 
вот и переболели оспой -
гляди-ка: выздоровели оба!
Изрыты лица - их копала
болезнь совковою лопатой.
Болезнь прошла! Как мало, мало
для счастья нужно парню-хвату!

Войду в деревню я так, как входит
в земное лоно чугунный скрепер -
разлиты песни мои в народе,
гуляет ветер в патлатой репе!
Весною разве что столб - не хочет?
(а чё не хочет - стоит-то круто!)
Кричит в потёмках, кровавясь, кочет:
Ку-ку, ку-ку, мол, - а чё "ку-ку"-то?!
Куму ли кукнуть в листвяном ложе
иль комлем кокнуть впотьмах барыгу?..
Чего не кокнуть - с моей-то рожей?!
(глядишь, поймают - напишут книгу!)

Иду деревней - балда балдою,
в башке соломы - что мыслей Фихте.
Ну, как с ней сладишь, с весной такою?!
...Поеду в город - кататься в лифте!


* * *

Окоёмная пальба
зоревых небес ...
Постоимте у гроба
Пушкина А.С.

Напечалясь от души,
посветлев лицом,
выпьем кружку с небольшим
синим огурцом.

И затеплится любовь
в сердце изо льда.
Поредеет облаков
лётная гряда.
Ангел с атомной душой
каркнет в небеси,
что не кончено ещё
на Святой Руси.

Что не рвётся на куски
вера от тоски.
И в дороге дураки
до самой доски.

И, пьяня с пяти глотков,
в наше далеко
вдоль кисельных берегов
мчится молоко...


CREDO

Хорошо в трёхмерной лодке -
С небольшим стаканом водки,
С небольшим окурком "Примы" -
Берегов красивых мимо.

Не любить, не ошибаться -
Плыть да плыть, да ухмыляться -
Простирать в седой простор 
Свой широкий кругозор.


САДОВОЕ

Дождь лупил кабачку по темени.
Мы с товарищем пили спирт.
Я сказал: хорошо растениям -
пей да спи себе, пей да спи!
Но по Божьей ли по наводке -
человек во весь голос встал.
И сказал с громовыми нотками,
от души, твою мать, сказал.
"В нём, прекрасном и удивительном
нашем времени, что спешит,
непростительно быть растительным -
расточительно для души!"

...Пили спирт. Дождь пронёсся конно.
За крыльцо закатился век.
Был ли тот человек - не помню.
Помню только, что человек.


МЕЛКОТЕМЬЕ
Р. Вахитову

Подарите мне невозможное -
Несущественный разговор.
О дорогах пустопорожних,
словно брошенных на костёр.

О хорошей, как друг, погоде.
О кафе на углу весны.
О любви, что всегда приходит,
но с наветренной стороны.

О немилых, которым каемся,
и разлуках, не взятых в толк.
О Вселенной, где обживаемся,
не дай Бог, на короткий срок...

Чтоб глотнуть, будто в день Творения,
глубину обмелевших тем.
Чтоб метафоры и сравнения
вместо формул и теорем.


ОСТАНОВКА

Тонут мудрые в стакане
ибо истина - в нирване,
не процессе, не в вине -
а на самом гольном дне...
Выйдешь в каменном тумане -
ни тюрьмы, брат, ни сумы -
только старость, как в кармане
сдача - брякает костьми.
Кто сгрызал с тобою в связке
кручи в полночи-ночи,
как иванушки из сказки -
обгоняет на печи.
Та, что голыми руками
ты из пламени ваял,
манит голыми ногами
из-под брачных одеял.
И последние трамваи
нас покинут в октябрях,
туго бёдрами мотая
в монолитных колеях...
Должно быть Христом в пустыне -
на бархане повстречать
бабу с вёдрами пустыми,
чтоб Нагорную смолчать.
Обернулся я, молчальник,
супротив судьбы-сохи,
своих юностей нечаянных
с борозды собрал грехи...

И на стылой остановке,
соляным столбом стою,
я - мужик, булатной ковки,
горожанин, мать твою.


ПИСЬМЕЦО

Всё морозы стоят, как редут.
Снегопады - бутылочным крошевом.
И получку опять не дают.
Ничего, понимаешь, хорошего.

Все здесь правые, как партком.
Все такие - не тронь руками!
Так и ходишь себе бочком -
за флажками, брат, за флажками.

Хоть сдыхай... Ладно, рядом живёт
в страшной степени добрая женщина -
мужиков, знать, наперечёт
у неё - вот и терпит, лешего.

Говорит она иногда -
а сказать она мастерица! -
что беда она - не беда
коль по ней головой не биться.

А подумать, так вообще
не срослась она жизнь, заразина.
Чай, спокойней на "строгаче",
под казённый догляд хозяина?

Там-то краник не перекрыть,
хоть по мне - и без кислороду!..
К вящей жалости, не пропить
нашу внутреннюю свободу.


ПОСЛЕДНЯЯ ЗИМА

Весна зачиналась, как осень.
Чернела и сохла межа.
И я не любил тебя вовсе,
Стихами уже не дыша.

И солнце не так восходило -
Не там начинало разбег.
А ты всё меня не будила
губами, сухими как снег.

Туман крутояры расплавил.
И вдруг заржавела вода.
А мне и не снилось, что в яви
Теряю тебя навсегда.


РЫБОЛОВ

Я выдумаю имена
богов, чтоб не скучать на стрежне,
чтобы в безрыбьи неизбежном
таилась не моя вина.

Я выдумаю их любовь,
как маму - брошенные дети,
чтобы молиться на рассвете
за тишину, росу и клёв.

Я выдумаю целый дом
с весёлым запахом пельменей -
причалиться к нему со временем
с пустым рыбацким кошелём...

я выдумаю эти дни -
и в сумерках, под спирт из фляжки,
я стану вдруг ненастоящим,
как выдуманные - они.


ДЕРЕВНИ

Догорают поленья.
Холодеет страна.
Умирают деревни,
чьи чудны имена.

Пропадают в бесправии,
им история - миг.
И родной географии
коченеет язык.

Тень наводит столица
на родимый плетень:
стариковские лица,
мол, у тех деревень.

Что там за перспективы,
где медвежьи углы?
Но берёзы - красивы.
Но дороги - мудры...

На завалинках в теми
поминая быльё,
стариковское племя
доживает своё.

А костлявая косит
до последней росы ....
Не деревни - погосты
стоят по Руси...


В БАГДАДЕ...

в Багдаде всё спокойно.
а войны для солдат.
там женщины и войны
красивые, как сад.

там корабли на привязи -
пустыни корабли -
у башни, как у пристани
плюются на угли.

и дым там застит берег,
и белый запах дынь,
и не открыть Америк
на кораблях пустынь.

и небо занавесила
луна, как снегопад.
но там бывает Персия,
красивая, как сад.

высоко над горою,
у неба на краю,
где сердце я открою -
Америку мою!..

но будто попросили,
ответа не спросив -
родился я в России,
и здесь покуда жив.

размениваю лета
и дохну с похмела,
как будто нет билета,
как будто есть дела.

и как чужую версию
неслыханных отрад,
я сочиняю Персию,
красивую, как сад.


ЯНВАРСКАЯ ОДИССЕЯ

однажды проснёшься с больной головой,
квадратной, как шар земной.
зачем-то закуришь, вспомнишь зачем-то,
как чёрт не занёс домой...

встанешь, мокрый, как из-под пледа,
почти на грани телесных границ -
но, как марафонец, чей спурт - победа, 
отыщешь силы опохмелиться,

выйдешь в город, вздрогнешь от света
и вдруг угадаешь в писках синиц
могущество океанических птиц
и в лицах прохожих девиц -
Пенелопы лица.


МУЗА

шаль она набросила на плечи,
вышла, как в романах лишний-третий.
женщина, которую не встретил,
женщина, которую не встречу.

и сказала та, что я не встретил
не подставив на последок губы,
что стихов не пишут из-под плети,
так же, как, наверное, не любят.

...шар дурной чужую ищет лузу,
а Господь - нехитрый бильярдист.
я с тобой вдвоём остался, муза.
Один.


АРИАДНА

Мимо жаркого в сучьях оврага
в напирающем зимнем дыму
побежала по следу собака
по чужому по моему.

Побежала по снегу собака,
глазом яхонтовым косясь -
нет такого дурного знака,
не дурной у собаки глаз.

И сказал я приблудной собаке
чтобы зря не кровила когтей -
что не кануться мне в овраге,
не собрать ей моих костей.

Я сказал, что другую встретил,
что судьба она, говорил...
Только ниточку - не заметил
где в траву её обронил.

Не заметил, что солнце село,
что заря покатила к весне.
Что бреду по собачьему следу
в этом сучьем горячечном сне.


* * *

Катится в море отмель,
Катится к черту мир.
Вот мы прочли по нотам,
Встав на черту - отлив.
Вот и сошли на яхту -
Утлую лодку мы,
Вот ощутили запах
Соли и глубины.
Встал, затмевая парус,
Берег - упала высь.
Вот и не расставались,
Словно не родились...


* * *

Пашни лежат, как низверженный бес -
Боги нагими не сходят с небес.
Не обжигают в тиглях горшки,
Не подрезают вершкам корешки.
Боги снимают развесистый нимб.
Боги идут на высотный Олимп.
И в телескоп наблюдают чертог
Где обитает их умерший Бог.


* * *

Ты придёшь как фантом
и расскажешь -
не о том, не о том
очень даже.
Не о том. В тополиной
позёмке
полдень длинный
уронит постромки,
тень взлетит
с вертикальности крыш...
Только ты
не о том говоришь.

Не о том...
Не желаешь? не смеешь?
хорошо, говорить хоть умеешь...


* * *

А когда заглохнут листья
потому что пахнуть лень им
прокрадусь к тебе по лисьи
ткнусь в горячие колени

и того не скажет слово
не придумает дорога
из какого-то какого
я приду тебе далёка...


* * *

Если я, забывшись в полночь,
пропущу начало дня,
продолжайте жить и помнить
дорогое - не меня...


* * *

Ноябрь. Мороз упёрся в лужи.
Сжал тополиные виски.
И водки, вроде бы, не нужно
для понимания тоски.
И всё-таки приходят с водкой
и друг, и враг, и брат, и сват...
И небосвод качает лодкой,
и зайчиками скачет март.


* * *

Снаряжаются сани отсюда - туда,
по высокому по перволедью.
В полыньях, будто в кадках глухая вода
отливает заплаканной медью.

Полынья, полынья, утопи мою грусть,
и беду отрази, бога ради...
Два коня у меня. Захочу - утоплюсь.
Захочу - загуляю на свадьбе.


* * *

Мне тридцать. Это не возраст,
если глядеть на звёзды.
И, кажется, что не поздно
ещё, ничего не поздно.
Кажется, стоит только
на зорьке из дома выйти...

И можно делать плохое,
пока никто не увидит.


* * *

Соловейка на ветке
затеял печаль о зиме.
При делении клетки
зима остаётся в уме.

При делении жизни на два
происходят слова,
но в уме остаётся зима -
не листва, не трава.

Этим летом зимы
мы не знали разлук, но едва
разделяемся мы -
выпадает в осадок зима.

В этой алгебре есть,
что тебе не известно самой.
Оставайся со мной.
Даже самой-пресамой зимой.


* * *

Человек произошёл от цвета
глаз Адама, Евою согретых -
и наверно, именно поэтому
человек произошёл в поэта.


* * *

Всё пойдёт на слом,
на лом
истории -
корабли в лазурной акватории,
что вдвоём,
втроём
торили-торили
океаны. И в окне магнолии.

Всё - на слом.
Железо. И растения,
что цвели на стыке светотени и
опадали лепестками-кромками,
именами громкими-негромкими...

Может быть, что именно поэтому
доверяем мировому свету мы,
что, спустя железное и бренное,
не при чём останется - Вселенная.


* * *

Там, где настать положено вечеру -
вечер настанет.
И на Земле по другому, конечно,
не перестанет.

То, что положено (в массе) -
исконно и верно.
А на Луне? А на Марсе?..
А во Вселенной?!


СВОБОДА

Под бетонной аркой люди мочатся -
потому что людям это хочется.

Диктатуры нет у нас - не в Чили мы:
Не хотели люди - не мочились бы!

В жёлтых дырках наст. Иду по насту я.
Не хочу мочиться я - не хвастаю...


УСТЬЕ

волга впадает в каспийское море - как впрочем все реки
в мировой океан впадают обе америки
Дух и Сын воскресли на грех в человеке -
так говорит Всевышний
сам-третий. лишний?
белое солнце пустыни впадает в белое небо
белая река лета впадает в моря хлеба
медведи белой зимой впадают в спячку
белые люди впадают в белую горячку
влюблённые белой ночью впадают в детство -
так говорят индейцы
вращая каменный небосвод
но знают - наоборот.
ты говоришь:
белая река впадает в Каму -
а думаешь:
в кому -
подобно белому кому
снега - остыв на выдохе года
века
сроду воды впадают в Природу.
а то, что тела впадают одно в другое?
а то, что в одной воде мы одной ногою?
ты говоришь: в реки не входят дважды.
но если такая жажда...
одна нагота у нас - одно на двоих устье
из одних уст Лета пьет наши тени
сердце само угадает путь
к месту впадения.


НА ТРАКТЕ

на тракте от деревни в полумиле,
тождественные горю от ума,
олигофрены бабочку ловили,
похожую на марку от письма.

а бабочка красиво пролетала
между ладоней, хлопающих в такт -
а бабочка курсивом трепетала
в конце строфы пересекая тракт.

она звала их прямо в сверхземное, 
она была как на глазу бельмо. 
но что-то до мурашек основное
до них не доходило, как письмо.

они бежали вслед, олигофрены,
но в бабочке, летящей напролаз,
не видели трепещущей Вселенной!
я с ними был. я был один из нас.


КИТЕЖ

На дно уходит новый китеж,
смеркается морская гладь -
здесь паучиным падать нитям
и диким пчёлам пролетать.

И будут мелкими казаться
атлантам будущим следы
прекрасной из цивилизаций -
с берёзками из-под воды.


*  *  *

Душа наказана трудиться.
Но под отвалами сохи
в душе обязаны водиться,
как черти в омуте, стихи.

Среди саргассов и сортиров,
среди иных пространств и стен -
в заставленном вещами мире,
в обиде либо тесноте -

но неким шестизначным чувством,
с какого гладко взятки брать,
в душе обязано искусство
в растерянности пребывать.


ПАСЕКА

На жёлтой пасеке старик -
Как липицкая медь.
Он дело с пчелами привык
Рабочими иметь.

Уходят в небо, как в песок,
Гудящие миры.
А время катит колесо
С горы - в тартарары.

Старик не покладая рук
Качает славный мед -
За что его столичный внук
Ему поклоны шлёт...

Но вечерами при луне,
Как водится в стихах,
Старик на розовом коне
Витает в облаках.

И снится молодость ему,
Цветущая, как сад.
И тени в яблочном дыму
Зовут его назад.

Туда, откуда нет пути,
Стоящим на земле.
Куда лишь поле перейти -
Лопатками к заре...

И я, на станции степной,
Глушу первач густой.
Чтоб обходила стороной
Красавица с косой.


ГОСПОДИ, ОТВОРИ

Господи, ты есть - коли нет меня.
Вот и грачи на ручьи тайком прилетели.
И я - в вине растворяя осадок дня
вроде ключа в замке - ворочаюсь на постели:

Господи, отвори - я с дьяволом в рукопашной.
По заоконным законам весна на царстве:
псы вынюхивают хвосты - кто развалил башню?
солнце печёт блины - а я голодею от страсти.

Да, я могу с завязанными - на парапете...
Отчего же, мазаны одним миром,
церковно-славянские "мыслете" и "живете"
малярят на сдвоенных дощатых сортирах?

Господи, сотвори! Разлей стёкла,
чтобы не улицам отражаться - Небу.
И парапеты не засиживали слепые строки.
Не умирать - нелепо.


ЛЮБОВЬ АРХИМЕДА

Она была античных лет,
она ждала - но друг без друга
кружил, как коршун, Архимед
над тайной квадратуры круга.

Его освистнул римский лук,
вполголоса, как гуттаперчев -
и раскололся мудрый круг,
которым был песок очерчен.

А та, что тайною была -
нелепа, как земная слава - 
пришла, не мудрствуя лукаво,
и стала во главу угла


ГРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ...

Есть у времени промежуток -
как у пламени и свечи...

И Саврасов, в похмельи жуток,
на постели кричит: грачи?
Прилетели грачи? Прилетели?
Снег под рощицами поник?!

И ворочается в постели,
как ворочается язык.
И компрессы в тазике студит,
и мертвецки храпит, устав...

А грачи подождут, как люди.
Грунт подсохнет, как грунт холста.


ПИРАМИДЫ

Огромны, даже некрасивы,
как бы аккорды в унисон -
они теснее, чем архивы,
когда туристы и сезон.
Им человеческие судьбы
в рассрочку вечность продала…

В них иногда приходят люди -
как приведенья в зеркала.


ЧЕЛОВЕК

Человек предстоял перед Богом.
Угловатым, двуруким, двуногим,
в небольшом человеческом чине -
по сугубо нелепой причине
человек предстоял, человек.

Страшный Суд предстоял, что вовек
на заломы судьбы не пенял.
Человек, знай себе, предстоял.

Предстоял он с заточкой под сердцем,
представлял, что от Бога не деться,
но, ссутулясь у Божья притвора,
не молился - а ждал приговора -
не впервой, мол, оно, не впервой.
И качал человек головой -
угловатый, нахальный и дерзкий,
как куличик в песочнице детской. 

И вздохнул ностальгически Бог -
и горячий потрогал песок,
и на вдохе слезу задержал,
и в песочнице карту смешал.
И краплёную сунул в рукав
человеку, как правду неправд,
без которой играй - не играй,
карту джокер - малявой на рай...

Что он выдумать мог, этот Бог -
угловат, и двурук, и двуног?


НАРКОЗ

И я вдыхаю хлороформ.
И ухожу по коридору.
И мне, огромному, не впору
любая из органоформ.

И мне обидно, так обидно,
вдыхая вакуумный бред, 
что говорили - будет свет.
А ни хрена в конце не видно...


ЗВЕРЬ

Как негаданный гость - за дверь,
при высокой Луне от века
на дорогу выходит зверь
в облике человека...

В три наката февраль кругом,
расстояния вязнут в снеге - 
зверь слепым указует дом
и толкает плечом телеги.

Переломит хромой костыль,
заплутают ли в мари дети -
зверь несёт из железных сил
и зрачком путеводным светит...

А когда отболит Луна,
по легенде - а как иначе? -
зверь уходит. И степь до дна
раздаётся звериным плачем.

И заплюнув через плечо,
вой заслышавши окаянный -
гонит вилами мужичьё
ураган степной - безымянный...


МИЛЛЕНИУМ

Юпитер зализывает свои раны.
Дефилирует полушариями Земля.
Кухарки руководят тараканами.
Крысы выравнивают крен корабли.

И вязы - вязнут в траве у дома.
И не выселялся из плоти бес.
И с грохотом падают с космодрома
Ракеты на дно решета небес.

И смысл - в ускользающем смысле смысла.
И в гору - камень с сизифьих плеч…

Пустые вёдра. И коромысла.
И бабы. И всё - навстречь.


СОНАТА

На свадьбе у соседа
разделав триста грамм,
я вышел из подъезда,
не помочившись там.

Дощатый и неровный
с деревьями вразлёт,
как будто перевёрнут
казался небосвод.

А звёзды, не моргая,
не падали со дна...
Бетховену такая
не снилась тишина.


* * *

Отдай швартовы, старина,
ковчег опять сошёл со стапеля,
и тварей бессловесных штабели
рассажены по именам.

Струятся воды на удачу
и ты, добросердечный Ной,
стоишь на палубе враскачку
с добросердечною женой.

А ночь черна, как на пожаре.
Сверхновый пишется Завет.
И каждой твари есть по паре -
И каждой сволочи - билет...


* * *

Не отличился в армии.
Именем кану в быль. 
Не забивал на БАМе я
тот золотой костыль.

Ибо заместо ордена
мира или войны
милая моя Родина
сделала мне в штаны.

Ибо губами спелыми,
как золотая рожь,
рвал я по свету белому
то, что рукой не трожь.

Ты же со мной не "выкала"...
Бог, не меня прости! -
что на берёзах вытканы
шлагбаумы паутин.

И соловьи - по рации -
щёлкая, как под нос -
плакают эмиграции,
будто леса - под снос...

А собиралась вроде бы
век у меня гостить,
дикая моя Родина
с ягодами в горсти.


* * *

В последний день Помпеи свет
сменился тьмой по праву - ибо
упал в оттиснутые кипы
помпейских утренних газет.

И о политике и деньгах,
что суть одно - как ни скажи,
достойно рассуждали в термах
достопочтенные мужи.

А там, где падала вода,
зубцами мельница стучала
и время в ней - и не случайно
не торопилось никуда.

С поклажей дельной шёл осёл.
Ему вертели уши дети.
Напоминало о бессмертьи
в последний день Помпеи - всё...


* * *

Встанешь в центре центробежной сцены,
человек Тейяра де Шардена -
в публику вонзишь дамоклов взор,
примешь позу -
и заломишь нервно
пальцы, до кровоточенья пор...
И когда картина хаотично
двинется в столетиях: Мотор!
вяло отзовётся Режиссёр:
- Сударь, Ваша роль - эпизодична...


СОН ГЕРОЯ

...снится, снится - как заело -
еженощно (не пизжу!) -
будто я из-под обстрела
генерала выношу.
выношу по звонкой рани
по горячему песку.
генерал жестоко ранен -
пистолет несёт к виску...
я ж - как в этом не помощник -
много зим и много лет
еженощно, еженощно
отымаю пистолет...


НАЧАЛО СТОЛЕТИЯ

Как в беспилотное небо зрачки не закатывай,
как ни пали термоядерным по воробьям -
я человек положительно века двадцатого.
Я двадцать первому веку его не отдам!

Видимо, в будущем будет прекрасно, как в будущем.
Верно, Исус снизойдёт в опечатанный храм.
Но без конца припадаю я сердцем тоскующим
к тем временам неуместным - моим временам...

Вновь в календарную гору ползёт человечество.
Время не спорит, но шпорит - а я не хочу.
Я у подножья, что значит "дурак, и не лечится".
Может быть, я не лечусь, потому что лечу?

Глупую чайку стремительный стрежень не сцапает -
воспоминаний горяч возносящий поток.
Я человек легковерного века двадцатого.
Я двадцать первому веку - плюю в потолок!..


ГРЁЗЫ

Фараоны грезят пирамидами.
Внуки оны, очевидно, МИДами.

Внуки помоложе грезят вузами...
Зеки тоже, может, грезят - узами.

Грезят кобры, замыкаясь кольцами.
Грезят у околиц добры-молодцы.

Лоцманы на Каме грезят рифами.
Дураки - раскатистыми рифмами.

Только я не грежу - мне отгрезилось...
У меня Луна в окне повесилась.


ОТРАЖЁННЫЕ

Есть территории, где обитают
люди - как отражение нас:
они так же плавают и летают
и тот же вдыхают инертный газ.

С теми жабрами и плавниками,
теми же крыльями за спиной,
теми же плачущими очами
и обжигающейся душой.

Им тоже больно, что падают листья,
им так же верятся чудеса…
И говорят, они пишут письма
нам - но путают адреса.


РОДИНА

Здесь, в стране "проклятого прошлого",
Прошлое, с высоты пролитых лет,
По сю пору шлёпает сырыми калошами -
И вьюги сугробят след.

Здесь дворники с двуручными бородами.
Здесь не скандируют о Прекрасной Даме…

Здесь, в странище "златоосенней",
Лихорадит простужённые осины.
И птицы - благо, простор ничейный,
Очертя карты прут из России.
Здесь всякой твари по паре - вором.
Здесь всяк немой норовит в поэты -
Здесь обитают слова, без которых
Возможно в жизни, но сложно - в этой.

Здесь не грешат без вины вина.
Здесь жизнь прекрасна и удивитель, на…

Но мне здесь мило - не потому ли,
Что это - Родина, мать моя…
Что родом отседова я - как пуля
Из мелкоржавчатого ружья.


ТАНГО

1. 

Планета занята танго -
в ажуре долгот-параллелей,
с бедром, отставленным в танце,
с томно откинутой шеей -

Солнце, с поддержкой таллии,
клонит земную ось -
и значит, жара в Австралии,
что значит у нас - мороз...

А мы бы и не просили!
В России - белым бело
от снега, от космоса синего,
как на Крещенье - стекло.

Виснут дымы фабричные.
Вприпрыжку греется заяц.
А мы по крови привычные -
там водка не замерзает...

Покуда живьём влюбляемся
и под локоток - на танцы,
планета с нами вращается
с кокетливой гравитацией...

2.

Планета кружит, как положено,
ньютоновой тёлкой стреноженной,
вкруг солнышка - колышка, вбитого
в Галактическую орбиту.

Планета пасётся клевером,
мычит - чего там, за краем?..
А мы родимся в безверии,
любим и умираем.

Целыми поколеньями -
денно и центростремительно...
Но скоро нагрянет время - 
сколько верёвке ни виться...

Планет замрёт, как тёлка,
тупо расставив конечности
и в кол упрётся безрого.
С намотанным человечеством.


* * *

Сколь ни тлей, а Божья власть:
Помирать придётся -
С-под Луны последний раз
Поглядеть на Солнце. 

Будет ли оно темно
Так, что глаз хватает?
Или просто всё равно
Тем, кто умирает?..

Свой черед не тороплю -
Пусть уж, как придётся.
Потому что я люблю
Щуриться на Солнце!..


СИГМА

? разбитых сердец - равным равно
произвольной эстетики от умственной лени.
Тот же "Титаник" уж нарекли б "Говно",
чтоб не тонул по определению.

Те же ракеты, ракитами в рост входя,
холст протыкают с врисованными облаками.
Значит в округе - кукольный театр дождя.
Так что, подруга, не шляться обнявшись руками...

Космосы и окияны куют неуют
В мире, который, так-сяк первый блин из горнила.
Здесь же вечерние птицы, бывалоч, поют,
так, что белы от вечерности помыслы милой! 

Здесь же взаправду любят, вы, там, наверху?!
И умирают взаправду - не исключая браваду...
Что же вы, шестикрылые, дали стереть в труху
собственную буратинную рассаду?

Мы, говорящие шёпотом полной Луне,
пьющие, может быть, горькую - дабы нам "Горько!",
мы понимаем, мы всё принимаем вполне,
маленькие друг-в-други - рюмки, "сочокнуты" "с горкой".
..................................………………………….
Милая, мне недолго... Потом - учиним и дом
там, на отшибе Галактики, отшельниками тогсвета.
Нам вечно будет не страшно. Нам будет вдвоём.
Ты не спеши только следом - смешить кометы... 

Милая, слушаю сон твой - в унисон листопаду в окне, 
грудью свинцовой пульса сглотнув перебои.
Просто - до боли - высмеять всё во вне...
Но невозможно выплакать нутряное.


НАСЕКОМЫЕ

Всё кончится когда-нибудь.
И никогда-нибудь воскреснет.
С хитинового поднебесья
уронит голову на грудь
головогрудый буревестник...

Взять муравейник. Он по виду -
страна. Но огонёк поднёс -
и на золе встаёт вопрос:
она была ли, Атлантида?

Укромный насекомый мир.
Пирамидальные хоромы,
где письменами насекомы
на глиняных таблицах - мы.

А те, что после нас придут,
на абиссали, взрытой лагом,
склониться не сочтут за труд
над электронным саркофагом.

С хитиновым щитом кочевник 
чеша залысину в шесть рук
опять свернёт на древний круг
вопрос:
он был ли, муравейник?


ГАГАРИН

от полыньи глазами как
у судака
вгляделись в небо натощак
три рыбака:

презрев ньютонову с землей
взаимосвязь
звезда взмывала по кривой,
что родилась.

прокисли мотыли во рту
у рыбаков...
А Юрий взрезал высоту -
и был таков.


ДРЕВО ЖИЗНИ

джунгли пасмурные - ах! -
где нирваны - краем ванны.
в деревянных проводах
застревают обезьяны.

и не попадая за
рта кордоны, что невинны -
по усам бежит роса
у седого бабуина.

а закат - как на мангал -
на лианы - в кипы линий.
там когда-нибудь страдал
за корону дикий Киплинг.

и кончину торопя
теоремы о Твореньи
Дарвин в зеркало себя
заглянул, жуя коренья.

в ответвлениях дерев
что, наверно, люциферны.
бивни точит слон о лев.
лев о лань. та - о люцерна.

суждено... и всё равно
апельсинней поцелуя
и мангусты и вино
из орехового зуя.

мы айда с тобой туда -
иногда и понарошку.
подудим на провода,
потрезвоним под гармошку.

встанем в платье по глаза,
в окоём воткнём мортирки.
ай, роса вокруг роса,
ай, моргают в небе дырки!

обжигаясь, поклюём
друг у другову печёнку
мир на месте. мы - вдвоём.
(не девчонка и девчонка).


ОДИССЕЙ

Был великий мудак - Одиссей.
За чужую жену оттроянил,
позабымши дорогу к своей.

Одиссей - не умел на баяне.
На завалинке. Свесив башку.
Потому и не сгинул по пьяни.

Я, бывает, "хватаю" лишку.
Потому как не в мифе - а в яви...
А беда серебристей в отраве...


ЗООПАРК

Броненосцы с башками как палец из "fuckа"
черепахи с башками как penis из фрака
варикозное стадо моржих -
кто родил вас красивых таких?
если Бог - то для Бога он сделал убого
потому ли что он рассуждали двуного
раз по образ-подобию я?
а когда шерстяно и двурого?
а копытно? А разно и много?!
а тапир?! чешуя бытия...

Бог старался - но дарвин первее сказался
у мольберта - дизайнерский труд
сделать так чтобы лебедь стал гнут
а собака визжал и лизался
потому ли плюю в зеркала что и я
пусть и в жабрах профан - всё одна чешуя
бьюсь в корыте ошкуренной рыбой
не сподобясь поправить что-либо
потому принимаю естественный мир
пустоту примеряю как впору сортир
все мы смертны постольку и смердны

и ценю тишину и пристрастен к вину
по вине первородной омерты...


НЕСКАЗОЧНАЯ ЗЕМЛЯ

Расстались чернозёмы с чаяньем
взойти легендами - зане
мы не встречаемся, случайные
на круглой, как дурак, земле.

мы стали лично непохожие -
в сплошной девятый слиты вал -
на то, что так неосторожно,
в Джоконде мастер угадал…

в копеешный - от безысходности
палит охотник белый свет.
а кто-либо пирует в космосе.
а кто слепой - нырнул в Завет.

быт, скособочен гравитацией -
сибирями свистмя-свистит.
и двое - не находят станции,
где б им в объятия сойти.

в Аид истоптана прихожая
былинками былых былин.
и гуси-лебеди прохожие
вбивают в океаны клин.

и - парусинки тополиные -
уходят в небо корабли…
Ах, ведал дядька Селянинович
про ключик к таинствам земли!..


ТЕЛЕСКОП

С любопытством первобытсва
из козлиного копытца
птицы
пьют...

Измененье в Ваших лицах
злой материей кривится
и моинсвтвенно глазницы
как по зёрнышку синицы
звёзды спицами
клюют.

То ли спиться, то ли слиться
с Вами - в пушку зарядится -
одиночество дымится
фитилём - оно, что трут:
споро вспыхнет… и погаснет.

Снова ночь раскинет пястья:
- Здравствуй?
- Здравствуй Аэлита,
вам не спится,
Вы так многи - 
Вы разбиты
на созвездия и боги.
вы за тридевять дороги
к небылице.

Линза крутится косая -
я руками Вас касаюсь,
звёздную, что не бывает,
засыпая…

Вот я и затих стихами,
что не станут между нами -
ибо не открыто практик
оживления Галактик…



БЕЗ НАЗВАНИЯ
Аркадию Аршинову

Луна откатила собачье время -
волчье племя пришло на смену.
Ножонки не постигают стремени?
Так что им, лезть от того на стену?..

Собак отпетых сметает стая.
Ты знаешь это. И я не знаю.

А наша вахта была весёлой -
бела, как вата, с сосёнкой голой
по серединку, чтобы на ветки
не заскочили, чьи пальцы цепки.

А мы, по правде, и не старались -
мы в царство Божье короновались.

Любили женщин про всякий случай:
а ну, родится кто приспособленный -
в Расеи даже зима колючая,
как за колючкой зима - с особинкой.

Мы не заботились о штурвале.
(так и прописано в бортжурнале).

Кто нынче смелый канатоходствовать -
японским веером равновесие
блядёт, отмахиваясь от воздуха,
в котором ангелы иже с бесами.

А мы - с шестами по бритве шастали,
вжимая в терру свой центнер тяжести…

Мы слово Божье так "обилетили",
что дохнем как-то не по-хорошему, -
воскреснуть - не то чтоб в энциклопедии,
а в мимоходном "попал под лошадь…"

Так грунт удобрить - одна отрада,
пушистым, как конское авокадо,

само собою - самим собою -
задобрить Землю, зарыться кладом…
чтоб свежим всходам на поле боя
сподручней было клыками клацать.

А там, за какой тридевятой тучей -
Глядишь, и кладу сыщется ключик.


ЗЕМОСВОД

Я балуюсь стихами
как балуются дети Солнцем
а старики метеорным ливнем

я радуюсь словами
залатанными - как стронций
полураспаду жизни

люди смотрят на воду
и на огонь - издревле
небу не внемля
а там небосвод
Бог деревья
и даже трава - если обнять землю

если припасть к ней
вживую, что есть - нелепость,
так - 
где стоит ручей
пробегает огонь и растёт небо...


ГОЛЛАНДЕЦ

Всё хорошо.
команды бесплотные нервы
стали оснасткой бушприта.
"Голландец" рождён.
сталь заживляет. каюты блестят, как консервы.
очи глазниц перевёрнутым Тихим открыты…
всё хорошо.

кто-то приснился домой. а его не застали на месте.
может быть, снег оборвал его след над двором?
снег заглушает шаги. хорошо. ибо добрые вести
слышатся гулче когда разрывают нутро.

мало ли в мире нас взорванных. смытых. зарытых?
мало ль Господь настрадает надмирный ещё?
ставь паруса! топором над разбитым корытом
вбей себе в голову лжавым гвоздём -
ХОРОШО…


ALGIS

Есть у меня algis - заветный лодочник
Al Girdas sunas Pjedro Mickulskeahoo
охотник до дюжей охоты охочий
в урочищах спорченных див курочить
а позже раком ладить уху

ведает он военные тайны тундры
машет руками для Ра экономии крыл
ниняг вприкус целует его полундру
шекспир У олениху покрыл 

строит он Пирамиду роет гуано Нила
древней дельте теперь кипеть эстуаромщем
носит гуано корзинами - чтоб его завалило
пока не разинул глаз разиня Амон сотоварищи

он язычник с выдранным корнем языка
его междометия проклятые как заклятия
похожи на Кносс на глиняных ногах
являющийся во снах в с нагою грудью платье

он помнит травы Краная и я не верю
что смеет смять их плотской любовью время
мы пролетим ещё на серебряной галере
маршрутом которым не шутят Геркуланум-Помпеи

чтоб никогда-то сгрустя многие лета
в Лете рябой не признать своих отражений
потому что сыскали пути к чудесам света
хоронящимся под грифом - Совершенно.


ЗРЕЛОСТЬ. НЕДОСКАЗАННОЕ

Милая, поцелуй уже в губы -
впервой, как листва отдаётся небу.
Голов теперь за это не рубят.
И я стерплю, что ты - королева.

Набравшие зрелости ветви - плотник
купирует, как щенка-недоноска.
Но страсть, эта лунная прихоть плоти -
лепить свечу из оплывшего воска.

Не верю примете дурной звездопада -
и ты со мною стареть не смеешь.
За возрастом галлы списали Элладу,
но в ней легендарна фабула смертных.

Мы рубим мосты, отворяя руки,
кусая губы, смежая веки...
Мы любим. - такая вот Божья штука,
забытая в глиняном человеке.


МОЛИТВА

Господи,
молю,
будь ответственным
за тех,
кого ты приручил -
напоминать Тебе об этом!


ХОККУWAY

Хоккей на траве
в стране зим-весен-осеней-зим...
Родина!

* * *
Мухи
слетелись на пламя
моего сердца

* * *
Перелётные птицы
сворачивают шеи,
оглядываясь на Родину

* * *
Как тяжко плавание "баттерфляем"!
Как вольна в полёте бобочка.
У стихов - своя стихия.

* * *
Стою, как вкопанный.
Дождь, собака,
ни одного столба не пропустит.

* * *
Кони в поле несутся -
в высокой траве
отыщешь их яйца.

* * *
На привале
даже Музы танцуют
под бой полкового барабана.

* * *
Скушны певцы Востока,
что сравнили жён своих с Луной -
они видели в них лишь одну сторону.

* * *
Ливень гвоздиками-каплями
прибивает лужи -
зеркальце закатной косметички.

* * *
Будучи в гостях
не в своей тарелке
ковыряюсь.

* * *
Перелётные птицы
узнают который час
по компасу.

* * *
A potiori! даже a potiori -
сердца переходят на летнее время.
Жизнь прекрасна и удивитель, на…

Полный вариант книги стихов
"ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА И УДИВИТЕЛЬ, НА"
находится здесь: http://av-yakovlev.narod.ru/yav/zpiy.htm

    © Анатолий Яковлев