Анатолий Яковлев
ДУРАЦКИЕ СКАЗКИ
ФИЛОСОФИЯ
Приехал раз в деревеньку брательник батькин - дядька Турбогей. Для разнообразия.
Батька ликует, вокруг брательника прыгает, водочку кушает.
- Дядька Турбогей, - кричит, - брательник воспитанный! В городе обитает!
И Витька ликует, тоже вокруг брательника батькиного прыгает, исследует дядьку Турбогея.
Сам дядька здоровенный - подиум, что твой цеппелин. А башка маленькая, навроде тыковки. И глазки на башке вместе сидят - срослись.
А дядька Турбогей хвалится:
- Я в городе не за так обитаю! Философию учу!
Витька поддакивает:
- Верно дядька Турбогей говорит! За так в город не впустят! Батьку-то не впустили!
Батька не снёс обиды, осерчал:
- И где ж, только, дядька Турбогей, философия у тебя помещается, при такой башке?!
- А везде, - говорит дядька Турбогей, - она везде помещается, по всем человеческим органам. И в рульке, и в вырезке!
- И в подиуме?! - кричит Витька.
Дядька Турбогей башкой кивает, соглашается.
- Подиум, - говорит, - орган краеугольный.
Батька злится, что дядька Турбогей из города приехал, да ещё хвалится.
- Всё равно, - кричит, - башка маленькая!
А Витька за дядьку Турбогея переживает.
- Ну и что, - кричит, - что маленькая? Зато подиум - о-го-го!
А батька кричит:
- Зато у меня башка - о-го-го! Плюс-минус праздники!
Стащил ремень - и давай Витьку за живое задевать. За предательство фамилии.
Дядька Турбогей увидал такое детоубийство и - на мировую.
- Есть, - говорит, - у меня одна философская мысля...
Тут бабка с потей голос подала, Карла Мартыновна:
- И у меня есть философская мысля, но я её скажу опосля!
Батька от таких слов отпустил Витьку, руками замахал.
- Как это, - кричит, - опосля? Вы же, мамаша, сегодня помереть обещали? До ужина?!
- А я передумала, - говорит Карла Мартыновна, - я потом помру. Зимой. Чтоб в проруби не стирать!
А сама батьке рожи с полатей корчит. В силу преклонного ума.
Батька расстраивается.
- Не понимаю, - кричит, - мамаша, перемены вашего настроения!
А бабка ухмыляется:
- Ничего сынок, поймёшь, когда в проруби постираешь!
- Да как же оно, - кричит батька, - когда я гроб сколотил? Под ваши пропорции?!
- Нехай лежит, - говорит Карла Мартыновна, - чать не вырасту. До зимы-то.
Батька за голову хватается.
- Так я ж, - кричит, - дату погребения назначил! Календарную! Гостей позвал! Баяниста!
- Дата - не гиря, - говорит Карла Мартыновна, - перенесёшь, не вспотеешь!
А сама рожи корчит - старенькая...
Тут батька совсем расстроился:
- Календарь, он не резиновый, чтоб им баловать! А вы, получается, мамаша, меня на свет произвели в целях переноса даты погребения? Меркантильным интересам препятствуете?!
И - а-ну с бабкой драться.
А бабка - не промах. Раз - в челюсть, два - в хуже!..
Дядька Турбогей под шумок сражения пальто на подиум натянул - и за дверь, в город. Обратно философию учить.
А Витька глядит на батьку с бабкой, раунды считает. В целях статистики. Десять раундов насчитал. И - бегом в деревеньку, хвалиться про бабкин нокаут.
ФУТБОЛ
Решил раз Витька в избе футбол попинать. Достал новенький кожаный футбол. Надул, как положено, и попинывает. А рядом батька сидел - водочку пил. Выпил всю водочку, стал добрый и весёлый и пристаёт к Витьке: давай, мол, я твой футбол ловить буду, мол, вратарь на воротах. Ты его пини, а я его поймаю! Витька, дурачок, попал на уговоры, разбежался аж из другой комнаты, да как пнёт свой футбол - аккурат батьке по башке: тот и спрятаться-то не успел. Как дым рассеялся, Витька смотрит - и глазам не верит: батькина башка лежит на шкафу, а вместо башки у батьки кожаный футбол! Получается, башку отшибло футболом, он вместо неё и приделался к шее! Витька отца трогает, а тот молчит - погиб, выходит. Время-то как раз к семи - мать со смены вернётся, что делать? Схватил Витька батьку, посадил в кресло, а на футболе рожу нарисовал. Он её с башки срисовал, чтоб похожая! Мать пришла, сразу к батьке, давай его зонтиком по футболу стучать и кричит тут же: когда ж ты, гад, пить перестанешь, гляди всю морду-то, всю морду-то раздуло! Постучала, а потом устала и спать легла... Так всё и сошло Витьке с рук. Он уж и в армию сбегал, как положено, а батька всё в кресле своём сидит - вместо башки футбол. Сидит себе, молчит, никого не трогает. Водочку не пьёт. Опять же, не работает в кооперативе. Куда уж ему! Мать только изредка пройдёт рядом и скажет сокрушённо: ох, тунеядец, ох, бездельник, а морда-то, морда!.. И на завод бежит - свинец ковать.
О ПОГОДЕ
Решил раз батька Витьку на крышу сажать - чтоб погоду посмотрел. А рук не хватает - маленькие у батьки руки. Батька размахнулся и закинул Витьку на самый конец крыши. Закинуть-то закинул, а снять не может - руки маленькие! Тут уж не до погоды стало - крыша крутая, Витька по ней и поехал обратно, да ещё быстро так разгоняется - только дым из-под попы. Батька внизу стоит, рот разинул - ловить хочет Витьку-то. А руки маленькие. Витька с крыши свалился --батька и рта не успел захлопнуть, задавил Витька батьку! Насилу батьку расчухали - три дня водочкой отпаивали. Только с тех пор батька хворать стал. Как расхворается, влезет ночью на кровать, рот разинет и орёт: вира, сынок, вира-а-а!!! А чего "вира"-то? Один бог ведает...
ДЕДОВА БАШКА
Сидел раз Витька берегу окияна да спал. А промеж сна ногами в воде сучил. А рядом дед в окияне бороду стирал. Просто пока они с Витькой харчи всякие кушали, мясо в бороду попало, вот его и отстирывал дед из бороды. Отстирать-то отстирал, да только на мясо из окияна приплыла рыба-кашалот и откусила деду башку. Здоровущая такая рыбина, с бочку - откусила башку и давай с этой башкой обратно в окиян плыть. Дед без башки стоит, руками машет, Витьку зовёт - а сказать не может ничего. Рот-то у деда на башке сидел, а рыбина рот вместе с башкой в окиян утянула. Стал дед по берегу бегать, да вот незадача: глаза-то у деда тоже на башке сидели, стало быть, нет башки - нет и глаз. Перестал дед смотреть и поскальзываться начал, о камушки стукаться. Насилу нащупал дед Витьку на берегу окияна. Нащупал, растолкал, да всё руками машет: не разумею, мол, внучек, что с дедушкой твориться - не вижу, мол, ни хрена и не слышу тоже! А Витька спросонок подумал поначалу, что балует деде - башку втянул. Он по Витькиному малолетству так завсегда баловал - башку втянет и ходит ночью по хате, пужает детишек. Его мать поймает со втянутой башкой, заругает, а дед опять за своё - до жути баловать любил... Только тут какое баловство! Разобрал Витька что к чему - натурально отсутствует у деда башка, будто и не было! А делать чего-то надобно. Вернёшься домой с окияна - самому башку оторвут: не уберёг, скажут, деда. Или того хуже - мать заплачет, дюже Витька не любил, когда мать плакала. Телевизора не слыхать было. Решил тогда Витька по умному сделать. Отвертел свою башку и к дедовой шее приспособил - они с дедом похожи были, только борода у деда - белая, а у Витьки - чёрная. Но это дело временное... Дед, как ему башку Витька приспособил, сразу смотреть начал и говорить. Обрадовался, целует Витьку, прижимает.
- Спас, - кричит, - кормилец!
И бегом в хату - харчи кушать, пока рот в наличии.
Пока кушал харчи, мать всё Витьку кликала, чтоб тоже кушал. Чтоб не выкидывать. А Витька сидит на берегу окияна без башки, ногами в воде сучит. Не слышит мать! Больно он с дедом похож был. У Витьки, как у деда, вся морда на башке сидела, вместе с ушами и всякими другими приспособлениями... Звала мать Витьку, звала - да так и ушла ни с чем в хату. Потом и вовсе забыла про Витьку - молодая была ещё, память короткая!..
САЛО
Раз пригулял батька домой сугубо пьяненький. И в корыто полез - грунт отмыть. Это он, пока пьяненький был, в траншее отночевал и весь был в грунте. Ну и возьми - напутай мыло с салом. Намылился в корыте салом - и прямиком к мамке на раскладушку. Дай, думает, пощупаю мамку - соскучился! Стал мамку щупать на раскладушке. Мамка проснулась, расчувствовалась, тоже стала батьку щупать. А потом прижимать стала. А батька от сала скользкий - так мамка как его прижмёт, так батька выскакивает. Стала мамка от этого психовать.
- Ты чего, - говорит, - скарабей, выскакиваешь? Отвык что ли?
А сама расстраивается.
И батька расстраивается.
- Ничего я, - говорит, - не выскакиваю!
И давай сам мамку прижимать. А руки скользкие. Прижимает, а мамка выскакивает.
- Да ты, - говорит батька, - мурена, сама выскакиваешь! Сама отвыкла!
Тут оба совсем расстроились. Разодрались, соседей подняли. Потом на Витьку накинулись:
- А-ну, - кричат, - куда батькины наркотики девал?!
А у батьки наркотиков-то не было - с его-то получкой...
Это они специально кричали, чтоб Витьку прогневать, а самим обрадоваться.
Ну, и обрадовались. А Витька прогневался. Пошёл в хлев, вскочил на коня - и скачет! А конь стоит и смотрит человеческими глазами...
ЕГЕМОТ
Был у Витьки батька трактористом жестоко пьющим, отчего похудал и хворать начал. До того истерзался, что водочка нейдёт - организм расстраивает. Решил тогда батька свинью купить, чтоб с той свиньи здоровье поправить. Заведу, думает, свинью, а потом убью и съем. Сильным стану - пойдёт водочка! А опосля передумал: свинья, мол, маленькое животное, небольшое. От неё мяса мало - не хватит.
- Куплю, - говорит, - Егемота!
Ну и купил батька Егемота. В городе купил, а как в деревеньку довёз, стал Егемоту домашних представлять.
- Вот, - говорит, - Егемот, домашние мои. Родственники, то есть. И тёща. Прошу к ним терпение иметь и пристрастие.
Егемот здоровенный, конечно, мордатый. Но добрый. В пояс кланяется.
- Наше вам! - говорит.
Утвердился за стол, мамке подмигивает.
- Мечи, - говорит, - щец, мамка! Я животное могучее, к еде склонен.
Сожрал Егемот щец недельный припас. Закурил.
Батька радуется - пощупывает Егемота, в брюхо потыкивает.
- Водочки? - говорит, - Щецам надогонку?
Егемот руками разводит:
- Я животное положительное! Отказов не имею! Мечи водочку!
Принял Егемот водочку, к баяну потянулся. Сыграл, слезу пустил.
- Эх, - говорит, - справедливые вы люди! Сочувствие демонстрируете.
Схватил Витьку, к себе усадил. Про детство расспрашивает. Витька рассказывает про детство, а сам радуется: эвона, мол, какого батька Егемота купил - незряшного!
Егемот тоже радуется, что Витька с сочувствием: конфетки Витьке дарит. Надарил полные руки и отпустил.
- Иди, - говорит, - Витька, гуляй. А завтра кошку придушим!
И зевать.
Батька видит: Егемоту ко сну пора.
А Егемот - ни в какую:
- Не пойду, мол, в хлев. Там корова беременная!
И - кулаком по столу.
- Буду, - говорит, - в гостиной спать! Не стесню!
В гостиной, так в гостиной. Уложили Егемота в гостиной, подушку дали. Потом сами легли.
А Егемот ночью прокрался к мамкиной раскладушке и давай мамку пощупывать, в ухо шептать:
- Я, мол, животное неоднократное...
Мамка проснулась, застеснялась, стала от стеснения батьку звать - чтоб сподмог. А батька замотался за день, так и дрыхнет, хоть навоз им кидай. Егемоту - на руку.
- Пошутим, - говорит, - пока батька дрыхнет? Ась?
Мамка совсем застеснялась, стала со стеснения Егемота по лбу табуреткой стучать, пока не извела.
Витька проснулся - и в плачь: Егемота жалко. Конфетки дарил, кошку обещал придушить!
Тут и батька проснулся, видит: помер Егемот. Сварил его и съел.
И столько в батьке с Егемота силы стало, что водочка его перестала брать. Наоборот, просветление стала давать, понятие. Сделался батька от такого влияния умным, счёту научился, начальствует... И Витька не жалуется, и мамка. Егемота поминают. Сложное таки было животное. Супротиворечивое!
ТОРЕЦ
Раз ускакал батька в трактир, а там ему торец свинтили. Батька домой - жаловаться.
- Вот, - кричит, - полюбуётесь на своего батьку! Он - в трактир ускакал, а ему там торец свинтили!
Мамка, конечно, сопереживает, остужает батькин торец. Примочки ставит, припарки.
А батька разоряется, кулаками вертит.
- Ваш батька, - кричит, - с люльки в тот трактир скакал - никто ему торец не свинчивал!
- Ну, свинтили, так свинтили, - говорит мамка, - в деревне всем свинтили. Ты последний был!
А батька не унимается.
- Так ваш батька, - кричит, - всем и свинтил! Он с люльки товарищам морды бил - всех побеждал! Победили, выходит, вашего батьку? Одолели?!
Сорвал с груди орден - и в уборную. Ему этот орден начальник деревеньки дал, чтоб не бил больше.
Витька утешает батьку:
- Вырасту, мол, пошучу с обидчиками!
А батька и не слушает:
- Ты, - кричит, - Витька, - только языком мастак махать, а не конечностями! Нет у тебя преемственности!
И свинтил Витьке торец.
Витька - в плач, а батька похлебал водочки для прострации и спать улёгся.
А и во сне всё кричал:
- Убью, мол, всех! В профком напишу! В газету!
Сны, видно, всякие ему виделись предвзятые.
Добрый был у Витьки батька, а проигрывать не умел. Не научили!
ГРУЗОВАЯ СКАЗКА
Как подрос Витька - повезли его в город науку учить. Получил батька квартирушку в городе. Хоть и невелика двухкамерная квартирушка, а всё одно лучше, чем яма в деревухе... Так и зажили.
Город большой был, а улочки на нём маленькие. Люди всё больше солидные ходили, гордые - идут себе по маленьким улочкам медленно, шапками раскланиваются, а улочки маленькие: оттого что идут медленно, закупориваются улочки. Да и сами люди от такой ходьбы толстые сделались - непорядок! Тогда придумали в городе груз подвесить - чтоб быстрее люди ходили. Идёт себе гордый человек не спеша, шапкой раскланивается, а как груз сверху приметит - сразу газу добавит: кто ж его знает, груз этот, а ну как он свалился сверху-то? Тут уж гордый человек и про шапку забудет - бегом улочку бежит!
Порешил - и сделали. Не то, чтобы уж совершенно невозможный груз нашли - такого не было в городе; но всё-таки, знаете ли, вполне приличный груз - тонн двести, а то и все триста, если не тысяча!..
Впрочем, может и надувной был груз - для безопасности, но снизу-то всё равно страшно казалось! Так народ и забегал, запрыгал по улочкам - просторные стали улочки, машины не закупоривались. А уж Витька - тот и носа своего не высовывал из квартирушки! Как глянет из окна на груз - тут ему плохо и делалось. Висит эдакая громадина, поскрипывает, на солнце поворачивается. Блестит груз, пупырышки по бокам - страх!.. Через это загнил Витька дома - бледный стал, хворый. Ногами не гулял - ноги и отсохли. Когда уж помирать стал, собрал в комнате родных и близких и спрашивает: висит груз-то? Родные и близкие плачут и лгут Витьке, чтоб пожил подольше: нет, говорят, груза - сняли!..
А Витька в ответ смотрит серьёзно и отвечает: висит, висит груз, чую я его!.. Сказал так - и отпустил концы. Только его и видели...
КРАСНЫЕ ШТАНЫ
Жил Витька в слободе, а хотел жить на авеню. Достаток любил. Если где яблочков уворует - одно батьке отдаст, а сам сто съест. А потом опять одно батьке отдаст, а сам сто съест. Поэтому все мальчишки слободские тощие были, а Витька был жирный. А он хотел быть жирный, чтоб на авеню можно было. Страшно Витька на авеню хотел жить - извёлся весь! Во сне даже видеть начал, будто по авеню на новом коне в красных штанах ездит. Да ещё валенком коня по глазам стучит, а штанами за заборы зацепляется: мол, не жалко ничего - у меня, мол, ещё сто новых коней есть и сто красных штанов!
Совсем Витьку сны припёрли. Стал Витька у батьки проситься, чтоб из слободы на авеню переехали.
- Айда, - говорит, - батька, на авеню! В достатке заживём! Морковь жрать будем! Авоськами!
А батька водочку пьёт, головой качает:
- Куда ж тебе, Витька, морковь жрать? Ты ж вырастешь с моркови. Польт не напасёшься!
Витька злится, конечно, что батька пользы не понимает. А всё свой гнёт:
- Айда, мол, на авеню! Там ванну дадут - шею мыть будем! С одеколоном!
Батька водочку пьёт, ухмыляется в ответ Витьке:
- Я мужик чистоплотный! Мне дождя хватает. А ты, Витька, курить лучше б выучился - соседские-то уж курют все!..
Сказал так - и в трактир пошёл. Друзей бить.
А Витька в кровать бегом - скорее сон глядеть про нового коня и красные штаны. Вторую серию.
БАТЬКИНА НАУКА
Был у Витьки батька охочий водочку пить. Не то, чтобы всё время пил, но часто - точнее сказать, только и делал, что водочку пил. Сядет, бывало, на завалинке у ямы, где жил, башку закинет и держит над башкой бутылочку. А потом гикнет, перевернёт бутылочку - и побежала водочка в рот, только и слышно, кадык скрипит. Прикончит одну бутылочку - и за вторую. А потом - за третью. И так до самого вечера. Там и ночевал батька, на завалинке. Утром проснётся, гантельки поподтягивает - и бегом в магазин, пустые бутылочки на полные менять. Так и жили батька и Витька.
Одно было плохо - не понимал никто в деревеньке батьку. Больно говорил непонятно. Кто говорил, что от водочки это, кто говорил - от пьянствия, а всё равно не понимали. Иной раз батька сидит на своей завалинке, а кто прохожий у него про здоровье справляется:
- Как, мол, здоровье твоё, Чапа?
А батька в ответ:
- Это, мол, а-ну и этого, потому как опять же!..
Покрутит прохожий головой у виска и дальше бегом - непонятно говорит Чапа. Один Витька его понимал - сынишка всё-таки. А когда приспело Витьке по возрасту науку учить, посадил его батька на колени и букварь тычет. Буквально в морду. И мычит что-то при этом своё. Витька стал букварь учить, и всё ему там интересно. Особенно картинки. Особенно цветные. Особенно кран! К батьке обращается, проб про кран рассказал. Батька, конечно, всегда рад сынищу вразумить.
- Кран, - говорит, - это потому что, как опять же. Отчего бы и не однако? Оно, мол, как бы это ага. Потому как и нет...
А Витька батьку слушает и башкой кивает: хорошо объяснил батька про кран. И тычет ему новую картинку, со спутником. Батька и рад помочь.
- Тут, - говорит, - вроде бы и однако, стало быть, и опять же, потому как и не бы. Отчего бы и не однако?..
Витька извертелся весь - ну, до чего подробно батька про спутник знает! А тот всё своё:
- Спутник, енто так-то бы и растак-то, поперёк оттудагось!..
Так и учил Витька науку со своим батькой...
Годков через девяносто помер батька. Водочка сморила.
Приехал я раз в деревеньку - гляжу: сидит на завалинке у ямы Витька, бутылочку над башкой держит, водочку потребляет.
- Здорово, - говорю, - Витька! Не виделись сколько!
Посмотрел на меня Витька, обрадовался и кричит:
- Здравствуй, потому что! Отчего бы и не однако, когда как оттудова!
Не легла в землю батькина наука!
ГОЛУБАЯ ЛАМПА
Как-то раз Витька пошёл в лес, съел гнилую шишку и заболел. Опух и потерял сознание.
Мамка увидала и негодует:
- Развалился, - кричит, - а завтра свинью убивать! Вегетарианец!
- Ничего, - говорит батька, - клин клином вышибают.
И дал Витьке тухлый изюм.
Витька съел тухлый изюм и пришёл в сознание. Но ещё больше опух.
Мамка негодует:
- Вегетарианец! - кричит, - Завтра свинью убивать, а он?!
- Ничего, - говорит дядька Талалай, - против лому нет уёму.
И дал Витьке тумака.
Витька получил тумака и нормальный стал - то есть, обратно упух. Но осип.
Мамка - на двор, Фершала звать. Пришёл Фершал с сундучком.
- Что, - говорит, - вывих?
- Осип! - кричит мамка, - Горло у него!
- А вывих? - говорит Фершал, - Где вывих?
- Какой вывих? - говорит батька.
- Стопы ноги, - говорит Фершал, - привычный.
Схватил Витьку за ногу, да как повернёт! Витька вместе с ногой повернулся - и в крик.
- Во! - говорит Фершал, - вывихнул!
- Когда? - кричит мамка.
- Только что, - говорит Фершал, - ногу я парню. Взял, дурачок, и вывихнул. Ноги слабые!
И за сундучок.
- Укол, - говорит, - надо. Цито!
- Укол? - говорит батька, - Кому?
- Мне! - говорит Фершал, - Цито!
Открыл сундучок, достал из сундучка зайца, из зайца - утку, из утки - яйцо, а из яйца - шприц.
- Всём шприце, - говорит, - кайф мой!
И - за порог, хохотать...
Мамка осерчала - и давай сама Витьку лечить. Дала Витьке Голубую Лампу, чтоб грел, где осип.
Ну, Витька и греет. Греет, а вокруг лампы мухи пилотируют - семь зелёных и одна маленькая. Тут маленькая муха взяла и приклеилась к Голубой Лампе - приклеилась и задымила от жары. Нюхать воняет. Витька стал муху с Голубой Лампы вытирать. Потёр три раза - а из лампы Джинн. Ростом до полатей и голубой, что мечты идиота. Стоит в джинсах, джин попивает.
- Ты кто? - сипит Витька. А сам под подушку прячется, боится.
- Я Голубой Джинн, - говорит Джинн, - раб Голубой Лампы. Что-новый-хозяин-надо?
Витька обрадовался.
- А-ну, - сипит, - книжку мне с полки, какую батька читает! Чтоб болеть не скушно!
- Слушаюсь и повинуюсь, - говорит Голубой Джинн, - только дай я тебя сперва поцелую, сирень души моей!
Витька рассердился - он с детства-то не терпел, чтоб его бабульки целовали, за подарки даже - а тут дедулька какой-то, хотя бы и голубой. Взял и утёр Джинна обратно в лампу.
А потом натянул руки - и ухватил книжку, какую батька читает. Листать стал, в затылке почёсывать. Учёная книжка, про трактор. "Сага о форсунках" называется.
Так и читал, пока голос не прорезался.
ДНЕВНИК
Замечал Витька, что тетрадочка есть при батьке заветная, вроде дневника. Как ни вечер - ковыряется батька в тетрадочке, пишет чего-то. Ну, Витька и залез разведать - что за чем.
Залез и потрясается: ни слов тебе, ни букв! Загогулины одни. Красные кружочки, синие кружочки. Да ещё стрелочки - туда и отсюда. Витька сперва растерялся, а потом обрадовался. Ну, думает, непростая тетрадочка-то, военная! С наблюдениями! Шпиёном видать батька мой - не хухры-мухры!..
Тут батька на бровях приползает. А тетрадочка заветная - на тебе! на столе. И Витька рядом - маринованный от страха: устроит мол, мне батька мне сейчас орехово-зуево...
Только батька не стал серчать. Похлопал Витьку по голове и говорит:
- Я, - говорит, - человек алкосодержащий, писать нейму. А тетрадочку завёл. С обозначениями. Я в туда пьянствие заношу, для памяти!
- Как это - пьянствие? - говорит Витька, - А кружочки зачем?
- А затем. - говорит батька, - Кружочек - значит, пьяненький был. Который красненький кружочек - красная морда была, который синенький - синяя. Ну, а стрелочки, само собой, чья водочка, значит. Которая отсюда - я угощал. Которая сюда - меня.
- Ух-ты, - говорит Витька, - вот наука-то!
Глядит, батька ещё тетрадочку достаёт. И сосуд.
- Ну, - говорит, - осифонимся. Парень ты рослый - пора тебе.
Хлебнул из сосуда, Витьке дал. Тетрадочку тычет:
- Бери, мол, учитывай, как батька твой. Правду блюди. Документ, как никак...
Долго ещё сидели, сосуд убивали. К утру только Витька тетрадочку вспомнил. Глянул в зеркало, нарисовал зелёный кружочек и спать упал.
И-ШАК
Нравилось Витьке, когда батька пьяненький бывал. Задорный становился батька, немудрящий - навроде Маугли! Возьмёт да побьёт учителя Витькиного - за двойки. А то потонет - и не захлебнётся...
Мамка-то водочку прятала - по жадности, на дворе закапывала. А батька колдовство знал, как сыскать. Станет посреди двора к солнцу задом а к тени передом и колдует:
- Мы артисты-трактористы,
мужики весёлые -
ходим посуху одеты,
а купамся - голые!
А потом давай пускать в землю ужиков.
Водочка испужается ужиков - наружу вылезет, тут батька её и хвать за горлышко.
А сразу не пьёт. Поброется сперва, ноги вымоет, шашку надраит. Витьке подмигнёт.
- Добро, - говорит, - Витька! Коня подай!
Витька - коня.
Батька коня издаля оценит, засокрушается:
- Это ж трамвай, а не конь! Возьмёт и переедет, когда упаду. Или сам упадёт. Вон, длинный какой - на повороте упадёт, не устроит. Мне маленького надо коня и чтоб ноги широко ставил - для надёжности... Не мой конь!
Витька расстраиваться начинает, удивляться.
- Твой, - говорит, - конь. Вон, боится как!
- Ну, коль боится, так мой - говорит батька.
Прыг на коня - и за водочку.
- И-шак! - кричит.
"И" - это батька воздух засасывает, перед тем, как стакан опрокинуть, а "шак" - выдыхает, опосля уже.
Витька - в трансе, круги по двору нарезает, батьку подначивает:
- Ну как? Каково?! Каковски?!
И батька - в трансе:
- Я, - кричит, - и-шак! - человек сардонический. С недоумениями! А ты, Витька, ты?!
Витька прыгает рядом, ухватом батьку по башке охаживает, для способствия.
- И я, - кричит, - с недоумениями!
- Чую, - кричит батька, - чую! Генотип мой в жилах у тебя! Батькин генотип! Всецело я батька твой - и по пачпорту, и по анализам! И-шак! И-шак!! И-шак!!!
А конь стоит себе смирнёхонько - нехай, думает, забыл про меня батька. Ан нет! Батька рассуждениями до коня доходил, логическим способом. Глянет на Витьку, а Витька-то сверху коня маленьким кажется, чем положено. Батька и удивляется.
- Зачем это ты, - кричит, - Витька, уменьшился? Отца позоришь?
- Ничего я не уменьшился, - кричит Витька, - ты сам вырос!
- Я, - кричит батька, - в возрасте для роста не положенном. Не иначе, как я на что-то залез!
Глядь между ног - а там конь спрятался.
Батька радоваться.
- Коня, - кричит, - на скаку оболваню! И-шак!
И давай шашкой хлестать, коня стричь. Наголо!
И с места - в карьер!..
Выползет из карьера, камушками отплюётся - и на пасеку...
Славный был батька, когда пьяненький. Только нет-нет, да замкнёт его. Встанет около какого улья, в леток заглянет и расхохочется. И головой при этом кивает быстро-быстро. Витька и одеколон льёт на батьку, и топором рубит - никакой пользы. Замкнуло!
Потом уже, бывало, Витька спрашивает: чего, мол, на пасеку-то непременно? Замыкает же?
А батька сидит в подавленном состоянии похмелья - сурьёзный, взъерошенный, руками разводит.
- Сам, - говорит, - не ведаю. Забавляют они меня, пчёлы эти - навродь и леток маленький, куда меньше - так они ж меньше летка будут, коль в него пролазают? А?..
И на речку идёт - ужиков ловить для колдовства водочки.
ПОСЛУШАЛСЯ
Было такое время, когда Витька слушался меня. Просто он ещё мальцом был - а я уже вымахал: будь здоров! Морда одна - трамваи останавливались! Ну Витька и слушался меня. Посажу его на колени, руку в башку его волосатую засуну и брешу, что придёт. А тот слушает, интересуется - слюни бегут от интереса. Вытру ему слюни, и давай обратно брехать - проста наука-то!
Один раз проверить решил Витьку. В смысле степени доверия. Утёр ему слюни и брешу: вот, мол, Витька, мамка с батькой моются, а ты - не мойся! Витька обрадовался - он и так-то мыться не любил: бани боялся - захлебнулся мочалкой, вот и боялся бани. Обрадовался Витька и столько слюней напускал, что я его враз с коленей согнал - хлопот потом не оберёшься, со стиркой-то!
В общем, распрощались мы, да только Витька и вправду перестал с той поры мыться. Не моется - и всё тут! Года через три весь грунтом покрылся, объедками разными, кожурками. Под мышкой - грибы, на спине - трава, в пупке таракан сидит - усища наружу, ну а в башке, там уж целый зоопарк, опять же и растения и насекомые. Мать измучилась - только ко сну соберётся, глядь - в Витькину комнатушку барсук бежит. Та - за ним. А пороге Витька: не трожь, мать, барсука - он домой бежит! А барсук - шасть Витьке в жопу и рычит там, смотрит недобро. Не любила животина Клару Иоанновну, потому как та её боялась. Да и куда годится, если на каждом шагу - природа. Это в избе-то! Предками рубленной с целью цивилизации!.. Вши там, паучки, бабочки - это куда ни шло, это Клара Иоанновна понимала, а вот бобры причём, к примеру? Глухари? А то придёт со смены - в прихожей лось стоит. Валенок кушает!.. Словом, был Витька - Витька, а стал - юннат дремучий...
Прибежит бывало Клара Иоанновна ко мне, баклажанчиков напарит и кланяется в пояс: скажи, мол, Витьке, подлецу, чтоб хоть морду вымыл - морда-то вся во мху - лешак лешаком! Соседей пужает!
- Нет, - говорю, - Клара Иоанновна, - хоть я к вам и с полным уважением, а не скажу Витьке, чтоб морду помыл! Обо мне подумайте? Что обо мне люди-то скажут? Несерьёзный, мол, человек - слово меняет! Не будут на мне жениться, люди-то!.. Заплачет Клара Иоанновна и идёт, покачиваясь, на выход - старуха старухой! А самой едва паспорт дали!..
Всё-таки помыли Витьку потом. Команда приехала - и в психическую больницу, в ванную. А когда, говорят, его в ванну-то опустили, из него зверьё всё попёрло - паучки сперва, блошки. Потом уж и кролики там, заяц, волков стая - и все врассыпную, по улочкам. Кричал народ, ругался. А последний уж слон бежал, не то, чтоб совершенно громадный слон, но вполне приличный - и хобот, и попа с дирижабль - всё при нём. Детишки радовались!
Стал Витька отмытый, жениться собирается. Только меня не признаёт теперь. Пройдёт мимо - посмотрит, как дятел на самолёт - и дальше, жениться собирается! Да и я тоже мимо - свяжешься с ним, дурачком...
ЗООЛОГИЯ
Семья у Витьки была зоологическая, до наук падкая, но укладистая. Что ни вечер - водочкой ужинают, а по дороге природу разбирают, то есть выясняют достоинства её и упущения.
Дед, к примеру, Витькин преимущественное уважение имел к улитке. За домик её и склонность оттуда усиками наблюдать. Кто за столом, бывало, улитку затронет, дед - на дыбы.
- Цыц! - кричит, - Не бывать!
И - кулаком о стол.
- Улитка, - кричит, - не есть предмет досуга, чтоб на неё сплетни и домыслы вымещать! Она, - кричит, - есть продукт моего к ней предпочтения!
Витька - аплодировать.
Дед, как гнев первоначальный выпустит, подобреет.
- Улитка, - говорит, - существо незначительное и, возможно, даже неграмотное, но по-своему рьяное и придирчивое к природе! Слон, к примеру, он монстр и похабник, через что вызывает к себе справедливую отрыжку. Нет в нём, слоне, пред Господом содрогания!
И - хохотать.
Тут уж батька не выдержит (а он за слона был!), голову из стакана подымет, на деда покосится.
- Слон, - говорит, - скабрезное существо, не скрою. Но вы его, тятя, ни за что обижаете, касательно Господа особенно. Слон, он весьма даже как содрогается! Так вы, пожалуй, и хобот охаете - изрядный, так сказать, орган!
И мамка туда же, поддакивает:
- Хобот - он и дуть и пожар тушить! В цирке видала!
Дед видит, конечно, что лишку хватил, а возражений не терпит, ярится.
- Хобот, - кричит, - аппарат пневматический, из ряда вон выходящий! Я так скажу, что сам таким хоботом весьма польщён и растроган! Но есть в слоне бесстыжее лукавство к небольшим организмам природы, к улитке той же. Улитка для слона есть объект непочтения и посягательств. А улитка - она душу таит! Она, может, мучительно страдает втихаря от слона? Она может домик свой возит, чтоб в нём незаметно мучительно страдать и при этом всё оттуда усиками видеть и вообще расстраиваться?!
Скажет так - и мордой о стол. Спать. Спит и плачет. Хоть и не царская водочка - а растворяет дедово сердце: не железный, чать, мужик - с сомнениями...
И батька плачет.
- Ну и чё? - говорит, - Это разницы не меняет!
И тоже - спать.
А мамка - та давно спит: в ней веса-то сто фунтов плюс камень за пазухой.
Витька, пока спит, сон видит - предательский сон! Будто слон его катает по деревеньке, а сам добрый и жирный, как училка школьная. И пахнет от слона, как от училки - пимами...
А к утру дед растолкает Витьку, заглянет в души глубины - и за ремень: опять, мол, сапрофит, про слона смотрел?!
А Витька-то за деда как бы был, за улиток, то есть. Орёт, а терпит. Да и чего не терпеть? Дед родной - помереть не даст. Откачает!
КРЕПОСТЬ ДУХА
Сваляли раз Витьке пальто из пима. Дядька Талалай расстарался. Другие батькины сородичи дурака валяли, а дядька из пима мог! Валенки мог - на левую и на правую. Ну, а пальто - раз плюнуть, два извиниться. Потому пальто дюжее вышло, крепкое. Поставишь - стоит в уголочке, как язвенник на свадьбе. Вешалки не тянет. С другой стороны, не мнётся. И с этой тоже.
Свалял-то дядька пальто не за так, конечно, а для не простыть. Зима, однако. А Витька без пальто, как дятел без башки. Тому долбить нечем, а Витьке холодно.
Словом, как сваляли пальто, велели Витьке отвернуться, глаза затворить, а ноги расставить.
- Сюрприз! - кричат.
И - хлобысь на Витьку пальто.
Витька, как пальто на себе почуял, гордый стал. Красивый, как фрау! Надул пузырь - и в школу. Поплёвывает на всех из раструба воротника, презирает.
Все-то без польт сидят, нагие. Чихают от мороза, кашляют и икают - материал не усваивают. Витька и сам, конечно, нагой вне пальта. Но оно-то, пальто, туточки стоит, кругом Витьки! И всё-то изнутри пальта Витька знает, понимает и умножает. Даже сто! А сто на сто, как говорится, самоё себя ломит!
Училка видит, как Витька ловок в учении - примеры ему всякие задаёт, на зуб пробует. А Витьке такие примеры - как ослу арба. Впрягся - и а-ну щёлкать, результаты выплёвывать. Работёнка не пыльная, конечно, но забористая. Стал с неё Витька нагреваться: глаза красные, волосы торчком, из раструба воротника пар валит - жар-то весь в пальте держится, не выходит! И такой от Витьки пошёл звериный дух - хоть носы руби!
Девки, кто пожиже, кондратия пообнимали. Одна обняла, вторая... Кондратий смутился даже. А пацаны, те кюхельбеккера стали звать, внагибку.
А дух дремучий вскрепчал: уже и видать его стало - низами стелется, подбородки подпирает! Подпёр школу нечистый дух - стала школа в небо подыматься. Так и улетела бы, когда бы пальто Витькино не сдалось. Взяло, да лопнуло! Не бывает, видать, матерьяла на свете крепче духа человечьего...
А дух Витькин по всему небу с ветром наперегонки игрался. Вороны едва копыта не откинули - за отсутствием оных. Медведи в берлогах заохали, захмелели - по деревеньке зашатались, а не ломили никого. Силушку их, видать, всю дух выпер.
А потом снежком полёг Витькин дух, по весне в землю ручьями ушёл, корни дерев вспоил. Как цветочки пошли - стали дух обратно выпускать. А уж ягодки - те сразу на корм свиньям пустили. Да и тем невесело хрюкалось с такого корму...
Начальничек-то деревеньки, как такое дело унюхал - к батьке на двор, за пальто Витькино корить. Сам напомаженный, как танк на параде. Кричит, примеры приводит.
- Я, - кричит, - человек художественный, грибов на огороде надёргал - избу украсить! Так с той икебаны в холодном поту вскочил ночью - бабку, думал, забыл схоронить, изрядно помершую!
Кричит и кричит.
А батька не сплоховал: обнажил свою экзистенциальную шпагу - язык, да одним словесным выпадом начальничка-то и ущучил!
МАВРА
Жила в деревеньке, где Витька жил, девка одна - Мавра, огульно Витьке любая. Всё в ней Витьке нравилось - без изъятий. Да и, подавиться, было чему нравиться! Во-первых, отличница. Во-вторых, жирная. Ну, а в-третьих - училась хорошо! Витька-то сам тощий был, как крюк, и двоечник, а мечтал отличником быть - жирным, как Мавра - и учиться хорошо.
Потом сох по Мавре. Жениться хотел. Женюсь, думает - детишки пойдут жирные, как Мавра, и отличники. Буду, мол, нянькаться с ними, вожжами пороть. Так уж хотелось Витьке жирных отличников вожжами пороть - мочи нет! Уж и вожжи готовые были - в рассоле моченые!
А только Мавра - ни в какую! Она, вишь ты, отличница, с разумением. А отличники не бывает, чтоб рано женились, пока карьера. Отличники, они сначала бухгалтерами стают, а потом уже женются - в пятьдесят лет. Или в шестьдесят. Так Мавра и продинамила Витьку с жениться. Витька ей блага всяческие, знаки пристрастия: жука-колорадца известь - пожалуйста, морду кому набить - нате вам! Скворечник даже сколотил - для жалости.
А Мавра - ни-ни!
- Бонжур, - говорит, - конечно, оревуар и женьшень, но - ни-ни! Я девка харизматическая. Стыд блюду!
И - в школу. Пятёрки учить.
От таких отказов потерял Витька всякую возможность. Захворал, болеть начал. День-деньской лежит себе студнем, газету жуёт. Так бы и изошёл, рассосался вчистую - добро, батька выручил - смекалистый! Взял Витькины вожжи и так Витьку этими вожжами подлечил, что вся хворь из него - как из коня сено. Встал Витька с такого лекарствия, по причине невозможности сесть, плечи расправил.
- Эх, - говорит, - стихами скажу!
Мавра, милая Джульетта,
Ты судьбу разбила мне!
Что-то лопнуло в душе -
Ну, держись теперь, жирбаза!..
С тех пор надразнивать стал Мавру, ехидничать. Как увидает, кричит:
- Эй, - кричит, - дирижаблиха! Монгольфьерша!
А Мавра и в ус не дует - побрилась. Плывёт себе павою. Статная, жирная! Витька-то фрукт копеешный - тощий, как крюк, и с двойками. Нужен он ей, как Дарвину бананы!
Витька, понятно, ехидничает:
- Плыви, плыви, - ехидничает, - семь футов под килем, восемь над головой!
А то и кирпичом бросится, ехидства для. Правда, докидывал редко. Или попадал мимо. Но уж как попадал, так радости было - оптом торгуй! Да из сапог выливай...
ИНГЛИШ
Был у Витьки дружок соседский - Адик. Чистенький такой, грамотный. Трусики носил, панамку с пуговкой.
Витька-то всё по деревеньке шастал, паясничал. Где лягушку надует, где шишку съест. А Адик сидит себе в избе, губами фукает, инглиш разбирает!
Витька прибежит, бывало, к соседской избе, Адика зовёт:
- Айда, - кричит, - Адик! Ёжика поброем!
Адику интересно, конечно, ёжика побрить, а терпит.
- Нет, - говорит, - не могу. Некогда!
Витька злится:
- А ёжик-то мол, ёжик?!
А Адик ни в какую.
- Ёж с ним, - говорит, - с ёжиком. Потом побреем. Завтра!
А назавтра опять своё: инглиш, мол. Некогда!
Так и маялся Витька один по деревеньке, паясничал. Где зайцу хвостик зашьёт, где улитку выселит. Перевёл всю живность - скушно стало. Нашёл траншею, где батька обитал, растолкал батьку.
- Буду, - говорит, - инглиш учить! Как Адик!
Батька, хоть и пьяненький, а сочувствует Витьке, по голове похлопывает.
- Верное, - кричит, - Витька, дело! Сомнительное!
Витька руки потирает, радуется:
- Ты мне инглиш-то, инглиш справь! С картинками!
Батька сам радуется за Витьку, хоть пьяненький. Раззадорился в траншее, ужом закрутился.
- Эх, - кричит, - ма! Не хухры-мухры! Аля-улю! Крибле-крабле-крубле!
Витька углядел: разобрало батьку. Давай успокаивать: сосредоточься, мол, в руки возьмись!
А батька совсем плох - ручищами вертолётит.
- От винта! Копанный грот!!
И давай Витьку машинально ударять. Так, приложился, что Витька на Витьку непохож стал быть - из дому не выгонишь! Забьётся в угол, уши завяжет и икает. Пришлось на Витьку панамку надеть. С пуговкой.
Да, ничего - сидит себе в избе, губами фукает, инглиш разбирает. Грамотей!
В МЕДВЕДЕВО
Пока зима стояла, Витька в школе был занят - знания думал. А как пришло время каникулы отдыхать, оказался Витька не при деле. Без пользы стал по деревеньке кружить - где покурит, где водочку попьёт, где потом с водокачки свалится. Батьке, конечно, неприятно смотреть, как Витька прилюдно пользу не приносит. Тем более, от соседей неудобно. Витька от соседей картошку таскал. Подлунно копанную.
Почесал батька в затылке, на часы глянул.
- Ну, - говорит, - собирайся ты, Витька, в Медведево! Каникулы отдыхать. Через час крейсер туда пойдёт, успеешь.
Витька от таких слов в мамку вцепился, дрожит, как уши под вентилятором.
- Не надо, - кричит, - меня в Медведево! Там мужики пьяные дерутся!
Батька отодрал Витьку от мамки, подзатыльник отвесил.
- Ничего, - говорит, - я сам, пока маленький был, в Медведево каникулы отдыхал. Там все наши каникулы отдыхали - и дядька Талалай, и дядька Турбогей! А то как же? Так что, давай, собирайся, Витька в Медведево!
- А почему Адик - не в Медведево? - кричит Витька, - Почему Адик - в Копенгаген?!
- А потому, что не как ты, - говорит батька, - и батька у него копенгаген, а не как я...
Сказал так - и в плач. Сидит, понимаешь, и тихонечко носом плачет - хлюп да хлюп. Витьке жалко стало батьку, что тот не копенгаген.
- Не плач, - говорит, - батька! Поеду я в Медведево, поеду!
Тут батька в голос запричитал. Схватил Витьку, прижимает его, целует.
- Оно, - голосит, - конечно, поедешь! Но шибко там мужики дикие! Ох, и натерпелся я там, пока каникулы отдыхал! Ох, горе лютое!..
Тут уж такая истерика с батькой произошла, что пришлось мамке водочкой его откачивать и пиявок ставить.
А пока откачивала, крейсер-то на Медведево и ушёл!..
БОГАТЫРСКАЯ ИСТОРИЯ
Так получилось, что вся родня Витькина а гражданскую войну воевала. Но так получилось, что Витька в гражданскую воевал за красных и не мыл шашку. А батька воевал за белых и мыл шашку. А мамка воевала и зелёных и природу соблюдала. А тётка воевала за розовы и терялась. А дядька - за голубых и не терялся. А дедка по мамке за жёлтых в красный горошек. А бабка по батьке тоже воевала за жёлтых в горошек. Но белый. А дедка по батьке за бабку по мамке. А Жучка за внучку. А прабабка за гроб Господний. А другая прабабка - за гроб с музыкой. А прапрабабка взяла - и взяла Трою приступом. Стенокардии...
А когда гражданскую отменили, Витька прискакал домой, продал коня, шашку и будённову и купил водочку. И батька продал коня, шашку и будённову и купил водочку. И все остальные продали коней, шашек и будённовок и тоже, чёрт побери, купили водочку. Одна прабабка не стала покупать водочку, а купила хлеб, посадила его, съела и стала здоровенная, как Святогор, чтоб Витьку выпороть. И другая прабабка не стала покупать водочку, а купила козла спортивного, прыгнула через него и стала ловкая, как Добрыня Никитич, чтоб Витьку выпороть. А Витька выпил водочки, стал хитрый, как Алёшка Попович, вырыл ямку, сверху положил сыр и, когда прабабки его учуяли, дёрнул за верёвочку, дверь и открылась. Прабабки упали, Витька их закрыл, а сверху опять сыр положил, как было... Вот, собственно, вся история, если без подробностей. А если с подробностями, то наоборот. Но тогда Витьку жалко...
ТАРАКАН
Пошёл раз Витька в лес дятлам носы точить, чтоб крепче долбили. Дятлы за это с Витькой жуками надолбанными делились. Для дела. Чтоб в банку сажать. А когда помрут - выбрасывать.
Ну, точит себе Витька и точит. Вдруг видит: темно. И мамка с крыльца зовёт.
Ау! - кричит, - Витька! Домой айда! Ночь спать!
Витька обрадовался - жуков в рот покидал, чтоб мамка не заругалась - и домой. Ночь-то в деревеньке редко наставала, потому и спать нечасто приходилось. Праздничек!
Прибежал Витька домой, прыг на полати. А спать не умеет. Он пока на свете жил, ни одной ночи не наставало. Мамка - тут как тут, спать Витьке помогает, чтоб ночь зря не тратил.
- Глаза, - говорит ,- закрой. И храпи. Враз уснёшь!
Витька закрыл глаза, видит: батька пьяненький. Будто сидит на дереве, на баяне играет, а сам Витьке подмигивает и поёт матерно... Витька глаза открыл - нет батьки. Закрыл - опять батька. Совсем пьяненький. Сидит на дереве, баян уронил и руки тянет к Витьке - сыми, мол... Ну, думает Витька, храпеть лучше буду, чем батьку смотреть. А про жуков во рту забыл. Захрапел, да как поперхнётся - попали жуки не в то горло. Во второе. Пока кашлял, жуки из третьего горла повыскакивали. И сон нейдёт. Ладно, думает Витька, делать нечего - про батьку посмотрю. Авось, свалился с дерева...
Только глаза закрыл, слышит - хруст какой-то. Будто кто челюсть тихонечко ломает. Глянул - а по полатям таракан ползёт. Не то, чтобы большой, но и маленький. Средний. С огурец. Витька таракана поймал, а как распорядиться -не знает. Маленького батьке в папиросу запихать можно, на большом - деков катать. А среднего куда?.. Взял и отпустил таракана.
- Иди, - говорит, - на все четыре! И не вякай!
Таракан, дурачок, возьми и послушай Витьку. Пошёл на все четыре, тут его и разорвало. Вякнуть не успел!
Витька - в плач. Таракана жалко! Редкий экземпляр - средний. Всю ночь глаз не сомкнул, плакал. Так и остался невыспатый.
Сколько лет прошло, а с той поры не стало больше в деревеньке ночи. Витька уже в мощного парня вырос, на полатях рукодельничает - жениться тренируется - а на тебе: ползает навроде мухи морёной. Невыспатый! Ни работать ему, ни другой забавы. Одна возможность - водочку с батькой пить с утра до ночи. Ну и пьют. Пьют. Пьют. Когда она ещё, ночь то?
ТЕРЕМОК
Однажды настругал батька спичек в корытце и запалил. Что будет, поглядеть. Доглядел, как изба горит и в затылке заскрёб. Жить-то теперь где? Ещё Витька, дурачок, с рыбалки прибежал - на горшок просится.
- Ну, - говорит батька, - теремок придётся делать.
Витька - канючить.
- Ты мне горшок скорее сделай! Какой ещё теремок?!
- Вот такой теремок, - показывает батька, - не низкий и не высокий.
Витька видит - опоздал батька с горшком, успокоился:
- А почему вот такой? - спрашивает.
- А потому что мне, длинному, в низком несподручно. А ты, карлик, в высоком мучаться будешь!
Сказал так - и сделал теремок. Без единого бревна!
Так и зажили Витька и батька в теремке. А потом на охоту пошли - чтоб лося застрелить, а потом рога с него снять и на себя надеть. Поглядеть, что соседи скажут. Ну, поохотились, послушали, что соседи сказали, набили соседям морду за такие слова и домой пошли. Подходят, а теремке светло, водочку пьют. И целуются!
Батька - за ружьё.
- Ни хрена себе, - говорит, - кто в теремочке живёт?!
А из теремка три башки высовываются, хохочут.
- Я, - говорит первая. - Клим! Живу - и хрен с ним!
- А я - Евграф! Живу - значит, прав! - говорит другая башка.
- А я, - говорит третья, - Ефрем! Жру больше, чем ем!
Батька видит, что к Ефрему что-то приделано.
- А чего у тебя там, Ефрем, такое? - кричит, - А?
- Трал! Поел - убрал. А ты сам кто будешь?
Батька от таких слов враз разозлился.
- А я, - кричит, - батька, за нос хвать-ка!
Похватал Клима, Евграфа и Ефрема за носы - и долой из теремка. Заодно трал отобрал, чтоб Витьке заместо горшка. Витька опомниться не успел.
- Кто ж это, - говорит, - был?
- Да этот, - говорит батька, - Ефрем - и хрен с ним. Наносное это, Витька, не бери в голову!
А Витька потом всё равно про Ефрема думал. Вырасту, мол, и такой же стану. Весёлый! Решил так - и на трал.
ПЕРВАЯ РЫБАЛКА
Как-то по пьяной настырности взял батька Витьку на рыбалку. Трезвый не взял бы - баб на рыбалке, оно хуже, чем на крейсере. А Витьку батька за бабу держал, за то, что матом не разговаривал. И брился редко.
Словом, принёс Витька батьку на рыбалку, в кусты положил. К Мурашам, чтоб не скушно. Мураши по батьке бегают, усиками знакомятся - кого принесли. Щекочут! Батька хихикает и песни поёт. А Витька что делать не знает - рыбалка-то первая!
Батька видит, что у Витьки рыбалка первая, расчувствовался от участия - советом помогает.
- А-ну, - кричит, - Витька, червяка тягай!
Витька удивляется.
- Как это, - говорит, - тягай? Его же копают?
- Бурундук копает! - кричит батька, - В известных обстоятельствах! А ты - тягай. Воды налей, где сухо - червяк, он от воды рыло наружу высовывает - интерес у него, откуда вода. А ты его за рыло - и тягай!
- Показал бы, - говорит Витька, - как.
Батька возмущается.
- Что ты, что ты! - кричит, - с моими руками?!
И мурашей кокетливо трогает, чтоб раззадорились и ещё больше усиками знакомились, чтоб хихикать.
Витька видит - руки у батьки пухлые и белые, как у братика годовалого. Водочка - занятие умственное, пальцев не мозолит. Вздохнул и давай червей тягать. Натягал полведра, удочки забросил - свою да батькину.
Батька в кустах заворочался, на поплавки глядит.
- Эко, - кричит, - у меня, старого, поплавок встал! Почище твоего, Витька, молодого!
Витька смотрит: верно, стоит на батькиной удочке поплавок, а на Витькиной - лежит. А батька хвалится:
- Грузить надо поплавок-то, грузить!
И - хлобысь стакан-другой-пятый. А потом говорит:
- Айда, Витька, в эхо играть. Я - слово, ты - слово. За мной повторять будешь!
Витька плечами пожимает: батька всё-таки, не чужеродный человек. Хоть и с приветом.
- Айда, - говорит, - в эхо...
Батька напрягся.
- Ныряет! - кричит.
- Ныряет, - говорит Витька.
- А дурак повторяет!
- А чего это - дурак?! - говорит Витька.
- А ничего, - говорит батька, - так, сорвалось. Обратно давай.
И кричит:
- Недоенное вымя!
- Недоенное вымя. - говорит Витька.
- Странное у вас имя!!
Витька хмурится:
- А чего это - имя?! Не имя вовсе!..
Бать хохочет в кустах, лицом об пол земли бьётся, по лбу кулаками барабанит.
- Не имя, - кричит, - не имя! Прости, Витька, опять сорвалось! А-ну, по третьему разу, для итога...
И кричит:
- Чёрный!
- Чёрный... - говорит Витька.
- Утонуть тебе в уборной!!!
Витька совсем обиделся, рад бы подзатыльник дать батьке. За эхо. А не подступишься - в батьке от водочки изменения произошли. Совсем задичал под кустом, клыки скалит, шерсть на затылке дыбом.
- Чую! - рычит, - Чую!..
Учуял, понимаешь, стадо колхозное - и галопом к нему зарядил. Вмиг доскакал. Стадо недалеко пасли - на холмике - так Витька всю трагедию прямо глазами и видел. Три коровки батька задрать успел, пока пастух опомнился. Тут уж - от ворот поворот. Батька, хоть и пьяненький, а ружья боится. Потому как по молодости подавился ружьём... Порычал - и восвояси. Пастух бы и рад пристрелить батьку, да рука не подымается. Бревно мешает. Он его к руке приспособил, заместо якоря, чтоб с холмика ветром не удуло - малохольный был пастух в деревеньке, весу не хватало. Да и коровки, что батька задрал, так себе оказались - других батька и не осилил бы, годы не те.
Это по молодости он, батька, лютовал: не то, что коровку - быка мог смочь! Во всякой позиции. За ночь, бывало, полстада выкорчует, а не ест. С сыро тошнило. Облавы на батьку копали, собаками травили, флажки вешали. А что он, дурак какой, флажков бояться? Неприятно, конечно - но батька хитрый приём знал против флажков. Заткнёт глаза пальцами - и нет их. Флажков, то есть. Тем и спасался. А что до собак, так батька сам их травил - нажуёт стекла и рассуёт по мискам. А стекла ж не видать, коли оно прозрачное. Собаки и кушали свой последний фуршет... И ещё способ был - булками собак кормить, чтоб жирными были и догнать не могли.
В общем, имел батька славу зверя хитрого и неумолимого. Волки, помнится, приходили к батьке, просили, чтоб в стаю принял. Вожаком хотели поставить. А батька - ни в какую.
- Я, - кричит, - вам не Маугли! Я - батька!
Волки обиделись.
- Алкаш ты! - говорят, - Как батькой-то стал, непонятно.
И - в лес, пока батька не догнал.
Такие вот хроники...
А Витька, пока батька скотину гиб, ерша поймал. Покрутил его - штука занятная, дрыгается - в рот заглянул. А рот у ерша - дудочкой. Витька захохотал и с ума сошёл. Мозг не выдержал на рот дудочкой смотреть - первый раз всё-таки на рыбалке... Раскричался, распрыгался - голосок звонкий. В больнице и услыхали. Поймали Витьку, к кровати привязали, чтоб лёжа жил. И ничего, живёт. Ест лёжа, спит лёжа, ходит лёжа...
Матом думает. Вслух.
- Ерша, ..., - думает, - я ..., положим, поймал! А , ...: (..., ...)...; ...? А?!
РАЗЛАПИСТАЯ ИСТОРИЯ
Семья у Витька незначительная была, коммерческая. Мамка на пасеке пастухом служила - шмелей пасла. А батька художником был. Известным. Его все в деревеньке знали, за художества его. А всё из-за водочки. Пока тверёзый - не видать батьки. Лежит на печи, таракана гладит. Или Богу молится. А как выпьет - удержу на него нет. Научным делался. Примет водочки, сделается научным и давай таракана лупой палить - лазер испытывать. А то коров колхозных хвостами свяжет - какая перетянет. А то морды соседям набьёт - для закалки. Такие вот художества.
Прямо сказать, не лежал батька на печи и Богу не молился. Потому что тверёзым не бывал. Всё пил, без изъятий. Что жидкое, так пил, а сухое в ушате разбалтывал. Но к водочке имел особое предпочтение, как к продукту питания. Обедал ей, ужинал... А раз ужинал, так и завтракал. Словом, пил батька гомерически. Соседи-то на него удивлялись:
- Как ты её пьёшь только, противоядие эдакое?!
А батька ничего, разъясняет.
- Я, - говорит, - человек первобытного склада, без особенностей. А водочка мне власть даёт. Я от неё дерусь быстро. И природные процессы понимаю. Отчего, к примеру, таракану крылышки?
Соседи поскребут в затылках, да разойдутся: кто ж его ведает, отчего?
А батька хохочет в вдогонку.
- А оттого, - кричит, - что и к примеру! Примерил - и будя! Как мамка наша: примерит, что красиво, а оно ей как пню - грива!
Мамка от таких слов нещадно расстраивалась. Выйдет на крыльцо, побьёт батьку и скажет с укоризной:
- Эх ты, дискобол! Работы на тебя нет!
И на пасеку - пчёл доить.
А работёнка-то у батьки была! Серьёзная работёнка, сезонная. Как на речке лёд сойдёт, батька с обозами ходит, броды щупает. Идёт, понимаешь военный обоз, а впереди батька с флагом и древком. Флаг - это чтобы видели, что военный обоз, и ниппеля не свинчивали. А древком речку щупает. Где мелко, там, понимаешь, брод - а не понимаешь, переправа. Фортификация, словом.
За такие подвиги страшно много имел батька регалий - и круглых, и маленьких, и на шею вешать.
Традиция была такая семейственная. Батька, когда пьяненький, ловко умел разговаривать, так разговаривал, что дед Витькин с Суворовым через Альпы ходил, горы щупал - где ниже. А прадед с Сусаниным на болоте - где жиже...
Степенно рассказывал. С выражениями. Так и пёрли из него, батьки, военные выражения. После гороха особенно с чесноком. Надуется, за горло схватится, да как бумкнет:
- Бронетранспарант!
У соседей, которые приглашённые батьку слушать, от таких слов горох на двор начинал проситься.
- Ты, - говорят соседи, - по простому говори! Матюгами! Мы люди отпетые!
И на Суворова незаметно переводят.
Тут уж батька - на коне! Ему, если про Суворова, непременно на коне ездить надо было. Для высоты положения. Ездит, в затылке чешет. Шпорами.
- Эх, - кричит, - ма! Суворов, он регалии не как щас давал. Со сковороду!
И Витька - туда же.
- Да что, - кричит, - регалии! Суворов и сам не как щас был! Не лыком шит!
- Не крючком вязан! - мамка поддакивает.
А батька рад за такое к Суворову доверие, кричит:
- Суворов хоть карапузом родился, а в мужика вырос! Не как щас!!
И - драться.
Соседи по избам, мамка - по соседям. Витька - на печку, типа болеет (батька больных не бил - заразы боялся)...
Такая вот разлапистая история.
А кота Витькиного Можаем звали, в честь Нестерова.
ДЕДУШКА КОНДРАТ
Послали раз в Витькину школу компоту - детишек поить. А на школе ж не написано, что она - Витькина? Так и бродил компот от школы к школе. Пока правильную не нашли.
Выпили детишки забродившегося компоту, стали весёлые давай дедушками хвалиться.
- У меня, - кричит Бородавкин, - дедушка был первым в России революционером! Ему семи лет не было, как он погиб! От шашки!
Витька удивляется:
- Чего это он тебя от шашки-то погиб?
- А ничего , - кричит Бородавкин, - он со Святогором в "чапаева" играл!
- И что?! - кричит Подушкин, - у меня дедушка вообще был первым в России гомо сапиенс! Понял?!
Витьке опять удивляется:
- Дурак ты, - говорит, - Подушкин. Я б сказать постеснялся, если б у меня дедушка гомо был. Как только от такого гомо-дедушки батька твой произошёл?
- А вот и произошёл, - кричит Подушкин, - он, дедушка, не просто гомо был, а сапиенс! В бабах толк понимал! Ты про своего лучше скажи! Слабо?!
А Витька про дедушку своего и не слыхал даже. Батька помалкивал. Мамка тоже. Вроде как и не было.
А детишки наседают.
- Скажи, скажи, - кричат, - или тебя в капусте нашли? За фермой?!
- А вот и скажу, - говорит Витька, - дедушка у меня первым космонавтом был. Во как!
Сказал - и выпил ещё компоту. А потом ещё. И - на боковую. Только уснул, стал Витьке мужик мерещиться - здоровенный, борода веником - до трусов. Будто сидит мужик на полатях и ремень точит.
Витька глаза открыл.
- Ты кто? - спрашивает.
- Кто, кто, - говорит мужик, - конь в ландо! Дедушка твой, Кондрат Покойников.
И - за ремень.
- Сейчас, - кричит, - изображу тебе, каков я был космонавт, Ганс ты, Христиан, Мюнхаузен!
Витька от ремня увёртывается.
- Врёшь, - кричит, - не возьмёшь! Ты ж, дедушка Кондрат, сто лет, как откинумшись - привидение, то есть! А оно невещественно!
- Вещественно, невещественно, а научу существенно! - кричит дедушка Кондрат, - А то - космонавт! Ты у меня ходить стоя будешь!
И а-ну Витьку полосовать. Да всё по тому месту, по тому месту. Где Витька к ногам крепится.
Витька - в плач.
- А кто ж ты, - причитает, - был, дедушка Кондрат? Мне батька не рассказывал!
- Алкаш был! Был - и есть! Лютый алкаш!!! Я, может, в восемьсот шестнадцатом...
- Знаю! - кричит Витька, - Знаю! Училка рассказывала, как мужик слона через хобот надул!! Не ты ли?!
Дедушка Кондрат обрадовался, ремень бросил.
- Это я потом надул, с радости. А сперва перепил. Слон тот с пяти ведёр рухнул!.. Я вообще, Витька, атлетом был! Валенки для потехи надувал. Да что там, валенки - бутылку надуть мог!
- Ух ты! - говорит Витька, - Докругла?!
Дедушка Кондрат расчувствовался, слезу пустил.
- Докругла... - говорит, - Эх, кабы живой был, я б тебя, Витька, выучил...
Сказал так - и испарился. Надогонку только Витьке кулачищем погрозил: про космонавта чтоб ни гу-гу больше. А то, мол!..
Наутро кое-как Витька глаза с компоту продрал. Позавтракал рассольчиком - и в школу. На атлета учиться!
ЗЕЛЁНЫЕ ЧЕЛОВЕЧКИ
Напился раз батька Витькин до зелёных человечков, ввалился в избу, бердан схватил, схватил лыжи - и в лес.
- На лыжах - кричит, - сподручней!
Лёг на лыжи, пальцами толкается - и едет. Пальцы-то у батьки сильные были - от плавания. Батька, он на пляжу улежать не мог - непременно ему плыть надо было. За буйки. По такой причине привязывали к батьке фал, чтоб за буйки не плыл. Так батька сутками к буйкам плыл, пока напряжение не уставало. Удивлялся потом: вроде, мол, не далеко, как посмотреть, то и нет.
В общем, пошёл батька в лес.
- Ты куда? - кричит мамка.
- Туда! - кричит батька, - Зелёных человечков стрелять. Они лес едят!.
- Как едят? - кричит Витька, - Каким таким макаром?
- Простым! - кричит батька, - сидят на ветках и едят. А как меня завидят, шушукаться начинают: "шшшухер!", мол.
И а-ну по кустам из бердана заряжать. Дуплетом.
Витька - за лопату.
- Какие ж это, - кричит, - человечки, когда листья?!
А сам батьку по башке стукает, для оказии - аж набекрень своротил. Батька башку поправляет, удивляется:
- Смотри-ка, - говорит, - действительно, листья. Чего ж они сразу-то не сказали?!
Витька видит - не доехал батька до Тулы, в Клину зазимовал. И давай ещё стукать. Тут с батькой оказия произошла - в отчаяние вернулся.
- Хватит, - кричит, - меня стукать. Понимаю, что листья. Тоже мне, пренцендент! Дед мой вообще до слона в крапинку напивался. Все мужики в деревеньке меру знали: пьют себе и пьют, а как слон померещится - будя! В смысле, простой слон. Без экивоков. А дед до слона в крапинку напиться мог! А помер-то как? До того напился, что крапинки по слону ползать стали. Дед а-ну приглядываться. Пригляделся, а крапинки те, оказывается, маленькие слоники! И тоже в крапинку! Дед обратно приглядываться стал - а ну как на маленьких слониках ещё меньше слоники есть?! Ну, и помер. Глаза выпали - от напряжения фантазии. А без глаз - чего? Как без рук! А без рук - чего? Как без глаз! А без... А без...
Сплюнул, схватил бердан - и в лес. Зелёных человечков стрелять.
Да я, собственно, поддерживаю батьку. Зелёные-то они, может, и зелёные. Хоть голубые! А лес нечего кушать! Мало его, леса, осталось... На баню не хватит.
ЭПОПЕЯ
Решили раз батьку витькиного друзья пыткой пытать, чтоб остепенился. Больно пронял он друзей пьянствием своим и всяческими бытовыми противоречиями. Как примет водочки, так боксуется со всеми, единоборствует. И победить-то невозможно батьку! Он от водочки размеры приобретал, кровью наливался. Станет, как шкап - и боксуется. Только и слыхать - торцы похрустывают!..
По ту пору батька по причине запоя в траншее обитал, за фермой. Тенёк любил и чтоб вода рядом - похмелье стравлять.
Пришли друзья батькины к той траншее, редутами построились. Как один - с цепушками и кольями: оприходуем, мол, батьку, и к траншее прикуём. Чтоб остепенился!
Батька ж как раз похмелье стравлял - слабенький был, сурьёзный.
- Капец, - говорит, - подкрался из-за тыла...
И руками разводит: берите, мол, каков ни есть - ваш!
Оприходовали, конечно, батьку, к муравейнику приковали - как задумано. А батька ничего, мужается.
- Ну, - кричит, - мураши, не выдаёте! Я к вам с полным на то моим, так и вы - не ахти!
А дело в том, что батька склонность питал к мурашам, потрафлял им по всякому, естество блюл. Как увидит, пьяненький, что какой мураш от домика отбился, так непременно снесёт мураша в домик. Опять же, лечил мурашей: где хроменький - тому костылик сподобит, где глазами слаб - моноклик.
Ну, и не подкачали мураши! Разведали, кто к муравейнику-то прикован, обрадовались! Потрагивают батьку, усиками поглаживают - целиком облапили. Батька хохочет: раззадорили мураши, расщекотали!
- В эпопею, - визжит, - не лазайте!
А тех уж полная эпопея! Под триком громоздятся - вчерашнее кушают...
Друзья видят: хохочет батька. Ну, думают, сбрендил. Мозг отказал. От безысходности выхода. Испугались - и давай батьку обратно расковывать. Штей поднесли, водочки стакан. Чтоб без обиды.
Батька же, как принял водочку - сызнова силушку обрёл. Расправился весь, раздулся, кровью налился! Стал как шкап, похватал у друзей колья-цепушки - и давай шутить-пошучивать, друзей кольями щупать. Кого с оттягом пощупает, кого в прикладочку. Поломал колья - боксоваться начал. Да всё хохочет - мураши-то разгулялись в эпопее, не вытряхнешь!
Так, извёл друзей, скок в траншею - и скорей воду в трико гнать, мурашей топить. Всех потопил!..
И а-ну плакать. От жалости к природе. Собрал мурашей, которые утопли, в коробочку - в домик снести. Чтоб схоронили там по-своему, по-мурашиному. В затылке почесал.
- Эх, - говорит, - неразумное вы племя! Условлено ж было, чтоб в эпопею не лазали. Непечатное это дело, супротивоестественное!
Сплюнул и домой побёг - Витьку боксовать.
СУДЬБА
Был у батьки Витькиного брательник - дядька Грималкин, которому на роду было написано быть дворником. А дядька Грималкин не знал - школу отучил, институт. На работу устраиваться прибыл. Философом. А на работе комиссия. Вес спрашивают, рост. Что за резьба у слона. На хоботе. Чем суслики питаются. В период течки.
Дядька Грималкин вопросы как орешки хрумкает, благо умный.
- Семьдесят! - кричит, - Сто тридцать! Метрическая! Луком!
Комиссия рада.
- Ладно, - говорят, - последний вопрос. Какого ты рода?
- Мужского, - говорит дядька Грималкин.
- А-ну, подтверди!
Дядька Грималкин подтвердил, а там написано: "Быть дворником".
Ну и поставили дядьку Грималкина ни за что ни про что дворником. За надпись какую-то.
- Что говорят, - написано пером, - то не вырубить топором!
Хотя предлагали. Но дядька Грималкин не согласился, вырвался.
- Не надо, - кричит, - ничего вырубать! Дворником буду, как написано!
И сделался дядька Грималкин самым злым дворником. Старенький уже, а проходу во дворе не даёт никому: стоять, мол! И метлой, метлой! А сам бумажку сунет, перо.
- Пиши, - кричит, - "Быть дворником"!
Потом зайдёт за угол, пыхтит, почерк сверяет.
- Найду, - пыхтит, - того Лафонтена, который мне на роду написал... Ух чего сделаю!
Ну и нашёл. Соседка мамки его, Карлы Мартыновны, и написала. Рогнеда Репетузовна. У них с Карлой Мартыновной с младенчества спор был - кто первей родит. Карла Мартыновна на коне семь вёрст проскакала - и родила первей. Соседка со зла и написала. Только дядька Грималкин не стал ух чего Рогнеде Репетузовне делать, потому как она не соседка уже была мамки его Карлы Мартыновны, а его, дядьки Грималкина, невеста. Ибо дядька Грималкин её полюбил. Поздней любовью - у гробовой, так сказать, доски. И, соответственно, в интересах наследства.
Бить даже не стал.
- Дура ты, - говорит, - чем дворником, первым космонавтом записала б лучше. Или врачом... Пропедевтом! Я б тебе мозги вправил!...
Сказал так - и женился на Рогнеде Репетузовне. Пока топором не вырубили.
КЛАССИФИКАЦИЯ
Учился Витька в школе не то, чтобы очень хорошо, а с приветствиями. За партой усидеть не мог - всё его на дерево тянуло. Сядет на дерево напротив окошка школьного и учится оттуда. А заодно гнёзда разоряет, яйца дроздовые ест. Для голоса. Чтоб ругаться баритоном. Или сорвёт яблоко, червячка из него выкусит - и тоже ест. Пока шевелится.
В школе все эти проделки терпели, пока Витька девок не трогал. Ну, Витька и не трогал, коли терпят. А потом не сдержался - одну потрогает, другую. Какой косу выдерет, какой позвоночник повредит.
Училка Витькина сама девкой была - обиделась за девок и выгнала Витьку из школы.
- Иди, - говорит, - хлеб паши. Коли такой сильный.
Батька как узнал, что Витьку из школы выгнали, обрадовался
- Айда, - кричит, - теперь, Витька, в институт! А там, глядишь, из института выгонят, начальничком поставят - фуражи красть!
А Витька ни в какую.
- Не хочу, - говорит, - в институт. Жениться дальше пойду! На девке!
Батька смеётся.
- Женись, - говорит, - карапуз ты статный. Получится! Только отчего обязательно на девке? Девки, они разного рода бывают!
- Как это - разного?
- А так это, - говорит батька, - что бывают девки непочатые - навродь бутылки. И этикетка при ней, и пробка фабричная. А с нутра - кислушка! И наоборот.
У Витьки аж уши встали от внимания.
- А ещё, - говорит, - какие девки бывают? Кроме этого?
- Троганные бывают. Навродь бутылки. Тронешь - лёд, а внутри - пламень водки!
- А ещё какие, ещё?!
- Ещё пробованные бывают. Навродь бутылки. Пробуешь её, пробуешь, - а там - бац! - и пусто. Вдруг. Или траченные - чистая, так сказать, форма. Навродь бутылки - только что сдать её, да новую купить... Ты, Витька, коли замуж - так лучше на бабе!
- А бабы - чего?
- А в бабах путаницы нет. Они все, стервы, одного полу!
- А мамка-то наша, мамка?!
Батька - хохотать.
- А мамка - оно особое удовольствие. Навродь стола шведского - кто поспел, то и поел.
- А ты, батька, поспел?
- Ага, поспел... В группе лидеров! Отчего, думаешь, недоразумение у нас с мамкой твоей? А оттого, что ты рыжей масти, а я - брунет с проседью. Противоречие!
У Витьки от таких слов уши обратно упали. Взобрался на батьку, по голове ему стучит, плачет.
- Эх, - говорит, - и дурак ты, батька! Каков же я рыжий? Ты ж сам всё мыло на самогон извёл, так я год как кирпичом башку мою. Оттого и рыжий. А так брунет я, брунет!
Батька обрадовался, взобрался на Витьку, тоже по голове его стучит.
- Спаситель, - кричит, - теперь и с мамкой твоей недоразумения не будет! Я ж, Витька, на последнем издыхании был - больно драться она ловка, мамка твоя. Жалости не имеет!
Сказал так - и за водочку. Настроение подкрепить.
И Витька передумал - не пошёл дальше жениться. В институт поехал. Чтоб выгнали скорее и начальничком поставили - фуражи красть!
ВЕРХОТУРА
Был Витька маленький, а ходить сподобился. Так батька его на улицу и отпустил:
- Гуляй, - говорит, - Витька, на улице. Только на верхотуру не лазай - под напряжением она!
Витька обрадовался такому факту и бегом на улицу, а с улицы на горку за деревенькой. Там, за деревенькой, как раз верхотура стояла. Здоровенная, железная. Аж гудит от напряжения. Витька, конечно, на верхотуру. Долез моментально до верха и руку под напряжение сунул - тоже погудеть. Башка от напряжения возьми и загуди. Витька послушал, как напряжение в башке гудит и слезать собрался. А ни в какую! Рука к напряжению прилипла - не идёт обратно. Витька расстроился, запричитал, батьку кличет. А батька и забыл про Витьку - как его, такого маленького, запомнишь?..
Рядом ворона сидит - тоже под напряжением: красная вся, и башка у вороны гудит, как у Витьки.
Уже к ночи собрались мужики Витьку спасать. Только бестолковые они, мужики, когда к ночи-то: кто пилит верхотуру, кто топором рубит, а больше дерутся при этом, девок мнут, да песни горланят. Один дядька Талалай смекнул напряжение снять. Как дёрнул рубильник - Витька и свалился с верхотуры вместе с вороной. Ворона встала гордо, отряхнулась - и давай лететь. Летит красная вся, гудит и дорогу себе глазами освещает.
И Витька после того раза ещё неделю под напряжением ходил - током всех стучал. Возьмёт небольшое животное в руки - шарах! - и нет небольшого животного. Пойдёт корову доить - хвать её за титьки - отлетает корова метров на двадцать, да ещё рогами в прохожем человеке застревает. Оторви её потом, корову, если адрес не знаешь.
Решил батька не пускать больше Витьку на улицу гулять - так и просидел дома парень до самой тюрьмы.
УЛЕЙ
Как упоминалось, отношение батька Витькин к водочке имел сугубо платоническое, то бишь пил её, потраву, за милу душу. Сначала. Покуда водочка стоила семь. А потом стала водочка стоить восемь. Вдруг. И, соответственно, батька потерял возможность её пить. Вернее, пить мог. НО без возможности.
Решил тогда батька пчёл разводить, чтоб мёд получался, а из мёда гнать посконное, которое пить. Чтоб спиться и помереть к чертям собачьим. В девяносто, как Робиндранат Тагор. Чем так жить...
Заместо ящика с дыркой, который улей, приспособил батька дупель. Искусственный. То есть, скворечник. Который искусственно делается человеческими руками, в отличие от дупеля, который дятел в дубу естественным путём пробивает головой... Скворец-то как раз из дупеля выбыл по причине смерти на яйцах, хоть и был холост. Это кукушки скворцу свои яйца подсунула и тому дилемму пришлось думать. С одной стороны, на яйцах сидеть надо, чтоб их вылупить, а с другой стороны сидеть так, чтоб не отсидеть. А как не отсидишь, если с одной стороны? Задумался, и обед проворонил - вороны обед скушали. Так помер от голода.
По этой причине место скворца временно занимал орёл. Орёл, сами понимаете, пернатое объективное, всем телом в дупеле жить не помещался и жил раздельно. Головой в дупеле, окорочками наружу. Правым и левым.
Батька с орлом посоветовался: птица ты непьющая, морда у тебя небольшая. Так что, на пчёл места хватит. Не стеснят!
Ну, орёл и согласился. Больно убедительно батька объяснил - с примерами из охотничьей практики. Батька на писал на дупеле "Улей", чтоб без претензий, и в хлев поставил.
Витька удивился сперва.
- Отчего это, - говорит, - непременно в хлев?
- Вычитал! - говорит батька, - Пчёлы, они до невозможности микроклимат любят. А уж в хлеву куда как микроклимат - носа не отомкнёшь!
И а-ну ждать, как пчёлы заведутся. Однако, произошло обратное. Завелись супротив пчёл в улье мухи. Здоровенные, зелёные. Рой целый! Но работящие. Чуть солнышко, мухи лапками посучат - и за работу.
Батька радуется.
- Ишь, - говорит, - лапками сучат, рукава закатывают! Чтоб не замараться.
Правда, к мёду имели мухи отношение косвенное. Да и в поле из хлева летать не с крыла. Тем паче зимой. Словом, насобирали мухи в улей, сами понимаете, чего. Нагребли, можно сказать, с горкой.
Батька-то как по весне улей опростал и орла прокисшего вытряхнул, так и ахнул: у меня, мол целый хлев этого, сами понимаете, чего! А потом сплюнул - где наша не пропадала! - и нагнал бочку посконного. Из, сами понимаете, чего.
Нагнал - а давай пить. Моржом! Соседям наливал. Те стеснялись поначалу, всё норовили батьку и варево его одеколончиком прижечь, в целях профилактики... Постеснялись, постеснялись - и а-ну хлебать половниками. Халява же! Недаром, знать, Карла Мартыновна говаривала, бабка Витькина: нахаляву и пуля - валидол!
А как похлебали соседи посконного, так говорят батьке эдак не в обидки:
- Чего это ты, Чапа, до сами понимаете, чего, изловчился? А?!
А батька - в штыки.
- А у меня, - кричит, - вся жизнь - сами понимаете, чего!..
И - хлобысь половник.
ГОРБАТИЙ И МОРДАТИЙ
Витька-то, он не всегда такой был, как щас. Умником был! И в геометрию умел, и в алгебру. Физику даже мог, если без току. Сурьёзничал. С роднёй только не срослось - весёлые больно были люди, без предвзятия. И про Витьку хотели, чтоб весёлый и без предвзятия.
Пошагал раз Витька гриб рвать - мамка велела. Приспичило ей, вишь, гриб съесть. Она его, гриб, ни в жисть не съедала - усохнуть боялась (а у ней полродни с незрелого гриба усохло).
- Иди ты, - говорит, - Витька, - куда Макар телят не гонял. Гриб рвать!
- Усохните, мамаша! - говорит Витька, - Царствие вам небесное.
А мамка хихикает.
- Сам дурак, - говорит, - ступай, сынок!
Ну, Витька - к Макару. Дал Макар Витьке карту, где не был. А на карте-то не сказано ничего про телят. Может, он на этой карте овец не гонял? Или девок с сеновала? Таким макаром заблудился Витька. Стоит посередине леса, башкой крутит в поисках направления. Глядь: мужик. Противный, зелёный. За гривой горбов полвагона. Представляется Витьке.
- Горбатий Страшилов, - говорит, - из страхолюдцев. Кто смел - того съел, а кто трус - получай арбуз!
И арбуз протягивает - держи, мол.
- А я и не трус вовсе, - говорит Витька, - мне и с арбузом, как без!
А сам дрожит, как отбойный молоток.
Тут другой мужик: морда красная, кожа на морде лишняя лоскутами висит.
- Мордатий Морщинов, - кланяется, - из лютодеев. Кто смелый, тому - хлобысь по башке, а кто трус - тому сюрприз в ишаке!
И ишака протягивает.
- Ну и где твой сюрприз, - говорит Витька, - а?
- Как где? - говорит Мордатий, - я же сказал - в ишаке! Покормишь ишака, получишь сюрприз!
Витька совсем перетрухал. Сбежать бы, думает. А ноги нейдут. Ослеп даже, со страху-то. Едва прозрел - третий мужик:
- Астматий Душилов мы, из стратостатцев!
Сам синий, глаза - дырочки, на улей похож. Ух, и противная рожа!
- Всё! - думает Витька, - Ездец мне через Стикс...
Пассатижи для грибов выхватил, клацает ими, брань кричит.
- Ша, мол, карапузы!
А сам в морды целится. Тому, особенно, который на улей похож. Больно рожа противная! Напрыгивает, как тарантул, клацает.
Враги опешили - и в кусты.
- У, говяжий глаз, - кричит Горбатий, - батьку не признал! Чапа я, батька твой!
- А я-то, я, - кричит Мордатий, - дядька твой! Дядька Талалай, брательник батькин!
Витька глядит - точно: батька родной с дядькой Талалаем. Со спугу-то не признаешь!
- А ты кто, - кричит, - который на улей похож?!
- Так я улей и есть! - в ответ, - я его на башку надел, чтоб страшнее было. И вообще, не мужик я, а девка бывшая! Мамка твоя!
- Вы это чего?! - говорит Витька.
Трясётся весь, пассатижи так и прыгают в руках, клацают.
- А ничего, - говорит мамка, - шутка! Напужать тебя хотели, чтоб дурачком стал. Больно правильный ты у нас, умник!
Стащила с башки улей - и домой...
И Витька - домой. Даже обижаться не стал. Да и поздно обижаться-то!
Он, Витька, после такого случая, как щас стал - весёлый парень, без предвзятия. Истории про него складывать стало интересно. А то раньше что? Про алгебру что ли складывать, про физику без тока? А чего она за физика - без тока? Шестой класс! Рычаги, да эврика в ванной...
СУДНО
Был раз у Витьки энурез. Рыбалка во сне снилась. Вроде и не пьёт на ночь - а наутро в кровати озеро речное. Такая вот вредная болезнь. Решил тогда батька Витьке судно купить - чтоб в судно рыбалка снилась. Ну, и купил - денег-то море! Отдал батька за судно море денег и не налюбуется на покупку! Хорошее судно! Новенькое, здоровенное - не судно, а флагман флота, вёдер на сорок. А то и на пятьдесят вёдер. Естественно, стал батька в таком судне на рыбалку плавать, динамит под воду пихать. Так до сих пор и плавает - не жалуется. Друзья-рыболовы, глядишь, по три лоханки сменили, а судно всё как новенькое - борта сверкают и надпись на борту гордо горит: МИНЗДРАВ СССР.
А Витька так и спит в своём речном озере. Отсырел весь, сморщился, как палец в бане. Все деньги на судно ушли - где теперь второе море денег взять, а? Ладно, хоть на спиннинг Витьке осталось - чтоб рыбалка не зазря снилась!
БОЛЬШАЯ РУКА
Раз Витька с мальчишками в войнушку играл и нашёл руку. То есть залёг в разведке, а чтоб время скоротать, ногти стал грызть. Погрыз на левой руке, погрыз на правой. Жалко, думает, рук мало - время осталось! А тут как раз ещё рука - прямо под Витькой. Витька обрадовался, погрыз на ней ногти - и бегом дольше в войнушку играть.
Как наигрался в войнушку, про руку вспомнил. Вернулся, где в разведке лежал, нашёл руку и разглядывает. Не рука - ручища! Большая, красная и водкой пахнет.
- А, - говорит Витька, - заберу руку - всё равно ничья, раз за так лежит. А я на пользу пущу!
Схватил Витька руку - и к Подушкину, на марку менять. Подушкин как раз руки собирал, а Витька - марки.
Поменял Витька руку на марку с Чайковским - и домой скорей, батьке марку показывать. Прибежал, а батька плачет. Витька батьку пожалел, обнял:
- Чего, - спрашивает, - плачешь?
- Да вот, - говорит батька, - шёл себе пьяненький, не трогал никого. А на встречу тётка прохожая. Я её щупать, а тётка, стерва, собаку науськала.
- Укусила? - говорит Витька.
- Добро бы укусила! - говорит батька, - А ведь руку оттяпала. По самую майку!
Витька смекнул, чью руку на марку с Чайковским поменял, а не признаётся. Марку ворачивать жалко. Дедушка на ней красивый.
- Ну и ладно, - говорит, - что оттяпала! Работать не надо. Водочку пить будешь!
- Нет, - говорит батька, - мне теперь стакан нечем держать.
И дальше плачет.
Витька расчувствовался - и к Подушкину. Давай, мол, обратно руку - батька просит.
- Бери! - говорит Подушкин. А сам схитрил. Другую руку дал - маленькую. Уж больно та большая рука была - одна такая в коллекции.
Батька на радостях не заметил, что маленькая - приспособил руку - а потом уж и менять не стал: привык! Зато водочку меньше стал пить. Он ведь, пока своя рука была, большая - большой стакан ей держал. А маленькой - маленький.
Семейство и радо!
НОВЫЙ ВИТЬКА
Раз пристал Витька к батьке, как свищ к кишке.
- А почему, - кричит, - в погребке и днём темно? А?
Батька не поверил, конечно, что темно - откуда ж днём темноте взяться? А всё равно взяло сомнение. Всю ночь проворочался, глаз не сомкнул. С другой стороны - и не мог сомкнуть. Батька, пока маленький был, всё глазами хворал - ячмени мучили. Так бабка Карла Мартыновна ему веки и пооткусывала. Для профилактики...
Утром, чуть свет, полез батька в погребок - правда ли, поглядеть, что темно днём. А в погребке - мамка. Сидит у бочки, соленья хлебает. Половником.
- Ты это чего, - говорит батька, - соленья хлебаешь? Кальция не хватает?
А мамка смеётся.
- А оттого, - кричит, - что радость у меня, батька! Скоро у нас новый Витька будет! Лучше!
Батька - в крик:
- Новый? А старого куда девать?!
- А старого выбросим! - кричит мамка, - Или на "Волгу" поменяем!
Батька руками машет, не успокоится никак.
- Да за старого Витьку и пол-"Волги" не дадут!
- Ну и не дадут! - кричит мамка, - Всё равно нового надо! Для разнообразия!
Батька видит: совсем мамка от солений плохая. Кулачками боксуется. Мириться решил.
- Как назовём-то, - говорит, - нового Витьку? Клаусом?
- Нет, - говорит мамка, - Клаусом назовёшь, горшков не оберёшься. Класть везде будет!
- Ну, тогда Мрадовратием! - говорит батька, - Чтоб рос большой.
А мамке не нравится: больно простое имя.
Батька руками разводит.
- Ну и что? Меня тоже просто зовут. Чапой. И нечего, топчу...
Сказал - и а-ну рот держать.
- Что, - говорит мамка, - топчешь?
- Курей... - говорит батька.
И ещё крепче рот держит, чтоб главное не брякнуть.
Мамка - в крик:
- Чем?!
- А ничем, - говорит батька, - ногами. Гуляючи.
- Ногами?! - кричит мамка, - А чего цыплят нянькаешь - не оторвать?! Мы курей уже на вкус забыли - всё петухов режешь!..
В деревеньке до давно слушок шёл, что уважал батька всякую тварь, которую пропорции дозволяли. Экологический, мол, человек. И пропорции мог менять - превращаться, понимаешь, во всякую природную скотину - от слоника до муравьищи! Соседи, говорят, видели, как батька на пасеку пробрался. Стал, как шмель, прыг в леток, распихал пчёл в сторонку - и к пчеломатке. Словом, целый рой трутней от батьки произошёл. А батька алкаш был, работать бессильный. Долго потом тот рой по деревеньке куролесил. Где праздничек, водочку разливают - трутни батькины тут как тут. Облепят водочку, пьют, покрякивают. Тут же и спать падали. А батька знал, что мамка про это знает, кроме главного...
- Ну, положим, - говорит, - потаптываю... А сама чего на ферме ночуешь?! Ещё поглядим, что за новый Витька вылезет - не забодал бы!!
Мамка - хохотать.
- Всё сказал?! - кричит, - Так и главное скажи!
Батька слезу пустил, расчувствовался.
- Ну и скажу, - говорит, - главное. Сейчас прямо и скажу. Жди! Только ты, мамка, не говори никому, а то на опыты меня поймают!
Заскочил на бочку - а он, батька, махонький был - аккурат с мамку сидя, если стоя. И шепчет мамке в ухо:
- Я, мамка, из пришельцев! Человек галактический! Меня на Землю послали природу изучать, каковым она образом преумножается. А Земля что - тьфу! Я такие планетищи повидал - ёшкина карусель! Я, может, второй Гагарин у себя в космосе! Во как!..
Мамка удивляется, конечно, а виду не подаёт. Марку держит.
- Ух ты! - говорит, - То-то, гляжу, у Витьки нос трубочкой!
Батьке обидно стало:
- Это на какой такой голове у него нос трубочкой?
- Как на какой? На левой. Нет, средней. Во втором ряде!
Батька руками машет:
- Так той головой Витька в тебя вышел! У тебя самой нос трубочкой! А что палец на лбу - это моё! И ног, как у меня. Нет!
- Надо же, - говорит мамка, - какой у нас Витька весёлый получился! А я и не замечала раньше!
А батька поддакивает.
- Нечего сказать, - говорит, - перпендикулярный Витька! Нового не надо! Ага?
- Ага! - говорит мамка, - А куда нового девать?
Батька подмигивает.
- Ничего, - говорит, - я способ знаю. Прыгнешь с водокачки - и нет нового. А лучше на "Волгу" поменяем. За нового-то дадут!..
Ну и стали батька с мамкой на "Волге" ездить, как корифеи. А Витьке все нечеловеческие пропорции в порядок привели - чтоб в школу взяли. Только палец на лбу оставили - чай пить. Чаё пьёшь, а руки свободные. Писать можно. Витька и написал всё про батьку куда следует. Из куда следует приехали, поглядели, и поймали батьку на опыты. И Витьку поймали. Но с Витькой опыты простые были - послужить там немного, палку принести. Малец, всё-таки. Да и какой он пришелец? Так, мутант.
БОРОДАТАЯ СТАРУХА
С тех пор, как водочку в деревеньке отменили, не находил батька Витькин себе места. Рассудком мучался. То дрожжей в сортир кинет - поглядеть, как дерьмо бродит. По деревеньке. То свинью в "газик" председателев подложит, чтоб путали. Больно тот похож со свиньёй был. До того путали, что иной раз свинью сельсовет везут - фуражи делить, а председателя - резать. Свинья, правда, грамотно фуражом распоряжалась, козлов только обижала - не любила козлов. В натуре. А то вообще возьмёт батька комбайн, приладит его кошке за хвост - и а-ну лаять! Кошка - по улице, комбайн за ней, гремит, как банка. А кошка дороги не разбирает - прыг на дерево. Как потом комбайн с дерева сымать? А никак! Так и сеять нечем стало - комбайны по деревьям висят!
Словом, пораскинули умишком в деревеньке, и решили батьку полицейским поставить. Чтоб рассудок занять.
- Ходи, - говорят, - и думай, кто наркотики продаёт!
А наркотике в деревеньке и не продавал никто. Сами росли! Специально батьке сказали, чтоб думал шибче.
Бердан дали и булыжников оба кармана - на случай, если пульки кончатся. А палку полосатую не дали.
- Ты, - говорят, Чапа, кинешь её куда-нибудь, а потом не найдёшь! А она одна такая полосатая в деревеньке!..
И верно, до жути ловко батька палки умел кидать - откуда силы брались? Двадцать палок зараз кинуть мог - от околицы аж до речки. А речка неблизко была - за горой. Все палки перекидал в деревеньке! Соседи обижались, ругали батьку.
- Чем, - говорят, - дрова зимой топить будем? А?!
А батьке хоть бы хрен.
- Кирпичами, - кричит, - топите! Кирпичи к дровам привязывайте, те и потонут!
И Витька поддакивает батьке.
- Не понимаю, - говорит, - зачем замой дрова топить? Прорубь пилить надо! А весной ни проруби тебе и воды много. Весной топите!
За такие слова не могли соседи Витьку поймать, а батьку били. До седьмого пота. Одно и спасло батьку, что полицейским поставили.
Ходит себе, в руке бердан, в карманах булыжники. Про наркотики думает, как велели.
А в деревеньку как раз учёная бабка из города приехала - народ целить. Соломона Саровна Уринотерапевт. Уселась у водокачки, уриной торгует. Из пузырьков. А рядом афишку подвесила: "Пузырёк - рупь, два - доллар". По два торгует.
- Один, - кричит, - с вечера, - другой - на опохмел!
Учёная такая бабка, в лорнете. И с бородой.
Батька - к ней.
- Бабка, что ли? - спрашивает.
- Бабка, - говорит бабка.
- А чего с бородой?!
- А так, - говорит бабка, - гормонов не хватает!
Батька афишку вокруг бабки изучил, в затылке поскрёб.
- Гармонь гармонью, - говорит, - а не положено бабке с бородой!
- Почему, - говорит, - не положено? Я ж аккуратно? Как Чехов.
Батька опять афишку изучил, снова в затылке поскрёб.
- Не положено, - говорит, - и всё тут! Сперва бабка с породой, потом дед с титьками! Развели популяцию!.. А в пузырьках чего? Наркотики?!
Бабка за голову схватилась.
- Какие ж они наркотики, - кричит, - урина эта! Органического происхождения! Народ целить!
- Урина?! - говорит батька. - А-ну, отлей. Отведаю!
Бабка возьми и отлей. Батька отведал урины, ещё просит.
- Мало! - говорит, - Не распробовал!
Бабка к водокачке приложилась - ещё отлила.
Батька ещё отведал. Крякнул, плечи расправил.
- Ух ты! - говорит, - Первачок!
А бабка бородой трясёт, урину нахваливает.
- Где ж ты берёшь её, добро это? - говорит батька.
- А в ней, - говорит бабка.
И на водокачку показывает.
Батька - к водокачке. Как лось приложился. Пил, пил - нет пользы! Вскочил - и на бабку.
- Врёшь! - кричит, - Вода!!
Бабка оправдывается: не поспела, мол, урина. Через почки надо пропустить.
Батька - на дыбы.
- Ну так давай, - кричит, - свои почки! Пропустим!
И берданом целится.
Бабка, как такое услыхала - бороду в кулак и бегом на вертолёт, в другую деревню народ целить. Пузырьки даже забыла.
Батька и напился урины допьяну. Ползёт по деревеньке, песни кричит, собак берданом постреливает. Пульки кончились - за булыжники. Поймали батьку, покалечили и из полицейских разжаловали. Тем более, что нового полицейского из города прислали - думать, кто наркотики продаёт.
А батька, будь не дурак, махнул в город, палатку поставил - навозом торговать. Лошадиного происхождения. Народ целит. Лепёха - рупь, две - доллар. По три продаёт - гамбургером. Ничего зажил - яхту купил Витьки. С матросами. И пристанью в Копенгагене. И народ в городе здоровый как конь пошёл. Со всех сторон польза!..
ГОМО ГИДРАВЛИКУС
Был батька у Витьки крестьянин, склонный к плаванию, о чём думать вслух не стеснялся. Сядет, бывало, на корточки, водочки примет. А рядышком ведёрко с водой поставит, чтоб камушками в него бросаться, ради брызгов. И вслух думает.
- Я, - думает, - человек гидравлический. Не могу на суше.
То есть, понимай, что все деревенский - сухопутные, а батька один - гидравлический. Мужики так и понимали, отчего на батьку серчали.
- Нечего, - говорят, - задаваться! Мы, может, больше твоего гидравлические!
А батька в ус не дует, водочку пьёт.
- Коли, - говорит, - вы такие гидравлические, отчего в море не мыряете?
- А оттого и не мыряем, что хлеб культивирует! - говорят мужики, - А ты, Чапа, ни в море не мыряешь, ни в поле не горбатишься!
Батька не теряется, держит марку.
- Я, - говорит, - и рад бы мырять, да не в куда. Моря нет! А в поле - не могу, потому как я есть настоящий гидравлический человек, а не сухопутный!
Мужики плечами пожмут, а что ответить - не знают. И а-ну батьку бить. А батька не любил, когда его бьют - лицо болело, он на нём спать не мог. А батька всегда на лице спал, чтоб тараканы по глазам не бегали.
По правде-то сказать, он, батька, от рождения плавал. Сперва в горшке, потом в корыте. Вырос - в речке стал плавать. Однако батьку такое купание не устраивало. В горшке - густо, в корыте - бабка мешает, то есть мамка батькина, Карла Мартыновна - она сама с батькой в корыте плавала, для так принято. А речке батька не мог - заразиться боялся. Раком.
И в водолазы батьку записывали, а проку не вышло. Запрут его в скафандр, в пучину подвесят, чтоб реалии моря изучал. А сверху - шнурок спустят, для оповещения, чтоб наверх подняли, если по делу. По малому один раз дёргать, по большому - пятьдесят. А там и подымать поздно...
Ну, батька и висит в пучине, реалии моря изучает. Реалии моря, они ведь на свалке не валяются! На огороде не растут! С неба не падают! Ерши, понимаешь, плотва. Кругляшки какие-то с дырочками. Трубочки с лапками. Ерша батька ещё превозмогал, но трубочку с лапками... Увидит трубочку - и долой половину воздуха! А как разберёт, что трубочка - с лапками, да ещё лапками своими что-то там старается нащупать - как не бывало воздуха!
По такой причине батьку наружу - порченный воздух менять. Меняют, а сами батьке выговаривают.
- Ты, - говорят, - не гидравлический человек, а пневматический! Воздуха на тебя не напасёшься.
И айда заново в пучину.
Батька тоже с понятием: которые знакомые реалии моря, на те уже не удивляется. Терпит. Изучает себе, в блокнотик записывает. Где кружок с дырочкой - крестик ставит, где трубочка с лапками - плюсик. И тут на тебе - новые реалии моря. Незнакомые! Бублики с усиками! Батька крепиться, а сам голову набок отворачивает, чтоб бублики с усиками не видеть и воздух не портить. А сбоку вообще чудо - шары с глазами!
Тут уж беда батьке. Покрепится ещё пару минут - и скорей пятьдесят раз шнурок дёргать.
Так и списали батьку с водолазов. Расчёт, правда, наваристый накипел - денежки водолазам-то за воздух давали. Сколько спортил, столько получи!
А дома тоска батьке сердечко защемила. Купил батька на водолазные денежки самосвал гравия, на корточки уселся. А рядом ведёрко с водой поставил, чтоб камушки в него бросать. Ради брызгов.
Мужики соседские жалеют батьку. Пройдут, по макушке похлопают:
- Эх, пропащая твоя гидроголова! Ни за что сгинешь!
Батька соглашается.
- Естественно, - говорит, - сгину. Гидравлическому человеку без воды непотребно!
И - в плач.
Так и сидел бы на корточках, камушками бросался, когда бы Витька не спас.
- Айда, - кричит, - батька, в избу! Там по тиви лодку сухопутную показывают! Ванну!!
Батька как ванну увидел, тут же себе её в городе справил. Доктор у батьки знакомый в городе был - батька ему песок возил, чтоб больным в пшёнку разбавлять. Для экономии. Словом, отдал доктор батьке ванну за так. Ради дружбы. Ванна не простая - клиническая. Пока у доктора стояла, по пять покойничков зараз в ней мылись.
Выставил батька ванну на огороде, разделся до трусов и а-ну в ней плавать. Ванна глубокая и крутая, так батька пятками упирается, чтоб башка снаружи была.
Витька хихикает:
- Чего ж ты, батька, гидравлический человек, а башкой не ныряешь?
- А оттого и не ныряю, - говорит батька, - а ну, как гидравлика в башке откажет? Потону под водой!
Плавает, голый до трусов, а сам на малую родину свою поглядывает. На водокачку, под которой Карла Мартыновна его родила. Полвека назад.
И думает вслух:
- Экая, - думает, - старая бабка Карла Мартыновна, а меня, здоровенного мужика, родила! Надо же как!
Мамка выйдет на крыльцо курей зарезать, углядит, что батька голый до трусов, и стоит, любуется. И батька на себя голого до трусов любуется.
- Что, - говорит, - смотришь, Клара Иоанновна? Трусов не видала?
А мамка молчит - не видала трусов. Больно одёжу батька любил - не мог без одёжи. Ел в одёже, пил в одёже, похмелялся в одёже. Работал даже в ней. Другие мужики в деревеньке испокон веков голые до трусов работали, чтоб плечей не тёрло и видать было издаля. А про батьку непонятно: то ли работает, то ли только собирается поработать. То ли уже поработал.
В общем, глядел батька на малую родину, глядел - и уснул. Детство посмотреть. А пятки во сне возьми и подогнись - батька и нырнул башкой. Никто поперву и не заметил, что батька башкой нырнул. Наутро только опомнились, что нет батьки - сортир не занят! В ванну заглянули - там батька. На дне и синий. Мамка, понятное дело, плачет - погребать дорого. Тридцать лет денежку откладывала - на бигуди... Пригляделась - а батька-то дышит! Натурально, водой - пузырьки даже не идут! Вдохнёт, выдохнет...
Стал по такому случаю батька обитать в ванной. Он ведь, как водой подышал, воздухом уже не мог - вроде Ихтиандру. Мамке даже стал больше нравиться, потому что голый - до трусов. Что ни утро - мамка на порог, типа, курей зарезать. А сама - прыг в ванную и а-ну с батькой кувыркаться! Ещё водочки батьке в ванну плеснёт - для куражу-то!
К зиме уже, как холода пошли, отвезли батьку в Гагры, в море выпустили. Батька не хотел сначала, но ему прямо сказали: или в море, или на опыты. Тут уж не до выбора. Подмигнул батька Витьке, хвостом по воде треснул - только его и видели. Потом мне уже учёные, которые на батьке защищались, рассказывали, что обитает батька на глубинах до трёхсот метров, дышит хрен поймёшь каким местом, а по образу жизни - типичный хищник. На трубочек с лапками охотится. Мимо шара с глазами тоже, конечно, не проплывёт. Но то существо исключительное!.. В справочник батьку записали даже - Гомом Гидравликусом. Гидравлический человек, значит. А по нашему просто - батька. Что ж он, батькой перестал быть, коли в море обитает? Вот же он Витька - на берегу! Тоже, вишь, без воды мается...
КАРП КАРЛЫЧ
Пока Витька маленький был, мамка в нём души е чаяла - нянькала всё. Пампушку там свяжет, бублигум купит. Пузыри учила надувать. А как вырос, обижать начала. Витька, понимаешь, полы стирай - а не понимаешь так в угол на бобы. И так неусыпно.
От такого несоответствия убёг Витька в школу - грамоту понимать. Малина в школе! Учителя, они всё больше деревенские мужички - люди естественные, без возникновений. Телегу починил - четыре. Докурить оставил - три. На водку дал - пять. За четверть. И Витька суразный был ученик, гожий. Так и бы отучил школу, начальничком стал, поле принял.
А вот прислали из города нового учителя - и на тебе...
Стоит в дверях, руки потирает. Сам маленький, в костюмчике плюшевом. На голове астролябия.
- Здравствуйте знакомы, - говорит, - меня Карп Карлыч. Буду у вас по физике учить. Опыты и на дом.
Сразу приглянулся Витьке Карп Карлыч. Сурьёзный, видать, мужик, без экивоков. А Витька Карп Карлычу - не глянулся.
- Лицо, - говорит, - у тебя аграрное. Репкой. А раз репкой, учись крепко!
И руки потирает.
На следующий раз задание стал спрашивать. Витьку зовёт.
- А-ну, - говорит, - у доски айда!
Витька - к доске. Карп Карлыч руки потирает.
- Я, - говорит, - человек фразеологический, с присказками. Корову держишь?
- Естественно!
- Ну, раз естественно, то где она теперьственно?
Витька слюну сглотнул, смотрит - часы утро показывают.
- Как, где? - говорит, - на дойке!
- Ну, раз на дойке, получай двойки! - кричит Карп Карлыч.
Вкатил Витьке три двойки, а сам руки потирает, как вшивый.
Назавтра вообще - Хиросима с Нагасаками. Хиросаки, короче говоря.
Витька - на порог, Карп Карлыч тут как тут.
- Пришёл?! - кричит.
- Пришёл...
- Ну, раз пришёл, получай кол!
- Так я ж не успел ответить!..
- А раз не успел ответить, получай кол за четверть!
Витька - в плач.
- Меня, - говорит, - мамка убьёт!..
- Ну, раз убьёт, получай кол за год! - кричит Карп Карлыч, а сам руки потирает, аж дым идёт...
Мамка, конечно, не железная. Не стала Витьку сразу убивать - в школу побежала, вопрос спросить, за что, мол, к Витьке такое предписание.
Карп Карлыч раздосадовался - руки потирает, аж кожа лезет.
- Он же дурачок у вас, - кричит, - ленивый и пятёрки не учит! У него лицо психическое!
И фотографию школьную показывает, где Витька крестиком обведён. Мамка увидала, что Витька крестиком обведён, обиделась за Витьку - рожала всё-таки.
- Вы, - говорит, - учить надо лучше, а у вас неправильно! Пока дома, Витька и читать знал и предложения составлять говорил!
Карп Карлыч - психовать.
- Кресло-кровать, - кричит, - диван и гамак!
- Кому это - гамак?! - говорит мамка.
- Тому! - кричит Карп Карлыч, - Я человек из города приехал и грамотный! Мне как у вас ругаться не хочу. Поэтому мебель называю. Вместо.
- Ха-ха на вас! - говорит мамка, - Городской, а с ошибками. Гамак - не мебель, сайгак - не конь!
Карп Карлыч руки потирает - кости оголил.
- А мне, - кричит, - на вас саму глубоко сайгак! Совсем вы меня с ума сошли, за дурака не уважаете! У меня времени для разговаривать ограничено. Вон! Чтоб вашего духа здесь и пахло!! Гамак!!!
А мамка - не промах.
- Ну, раз гамак, - говорит, - получай тумак!
- Да вы, - кричит Карп Карлыч, - насильник!
- А раз насильник - получай подзатыльник!
- Ой! - кричит Карп Карлыч, - У вас тяжёлая рука!
- Ну, раз тяжёлая рука - получай пинка!
В таком манере отфутболила мамка два периода, так что пришлось Карп Карлыча в клинику везти - новые ворота пришивать. Чтоб сидеть не жёстко. А заодно руки новые - старые-то начисто оттёр, дурачок.
Витька же, как школу отучил, не стал поле принимать. В лекари подался. Себя вылечил и Карп Карлыча не забыл - книжку про него написал психическую. Эту книжку, помнится, в кащенко обмывали. Я там был, мёд-пиво пил - по усам текло, а в рот не попало. Ну и что? Зато диагноз не подтвердился!..
ВОЕННАЯ ЗАДАЧКА
Щас я тебе, зёма, как старший по лычкам, военную задачку задам. Угадаешь правильно - билет в зубы и на боковую. А неправильно - не обессудь - три наряда без права переписки! Такая вот задачка. Дело в том, что у Витьки братан был, Колюня. А весной Колюню в армию забрали. А Витьке ещё восемнадцать не стукнуло, и его только должны были в армию забрать.
Колюне тоже восемнадцать не стукнуло, но его в армию забрали, потому что он себя выдавал за Витьку, но постарше возрастом, чтоб забрали. То есть Колюня пошёл как бы вместо Витьки, потому что Чапа, батька ихний, к тому времени своё отвоевал и уже вот-вот должен был придти, но ещё не пришёл. И Витька с Колюней боялись, что мамка ихняя, Клара Иоанновна, одна останется и ей не с кем будет жить. Но Витьке-то на самом деле стукнула восемнадцать, и поэтому, когда в части разнюхали, что к чему, Колюню по возрасту комиссовали, а Витькино дело прислали в часть, чтобы не было ошибки. А тут Чапа демобилизовался, приехал домой - и на тебе! - загремел на "пятёрку" в штрафбат, а всё оттого, что Витькино дело лежало в части, и там подумали, что это не Чапа демобилизовался, а Витька дезертировал.
И пока Чапа трубил в штрафбате, Витьку, который якобы дезертировал, стали ловить. А Витька тем временем уже который месяц в части трубил. А тут Колюне стукнуло восемнадцать и его решили в армию забрить. А когда дело подняли, то увидели, что он вроде комиссованный, но по ошибке, потому что служил как бы не сам, а заместо Витьки. И Колюню посадили в тюрьму.
А тут как раз свои двадцать пять рекрутских дед ихний, Кондрат Покойников, оттрубил и домой собирался. А в части подумали, что Кондрат Покойников, это вовсе не Кондрат Покойников, а Чапы сын, то есть либо Витька, либо Колюня. А так как Витька в армии трубил, что решили, что это Колюня из тюрьмы сбежал, и стали Колюню ловить. А Колюня в это время сидел в тюрьме и поэтому решили, что Витька - это Колюня, то есть Колюня прикинулся Витькой и пошёл в армию, чтоб в тюрьме не сидеть.
И тогда Витьку, про которого думали, что это Колюня, посадили в тюрьму. А кода Витьку посадили в тюрьму, то в части его потеряли и подумали, что он сбежал из части и скрывается в штрафбате под именем Чапы. И Чапу расстреляли!..
Но самое главное началось потом, потому что будучи расстрелянным, Чапа выжил и, подлечившись, сбежал из штрафбата, где его расстреляли - домой. А так как Кондрата Покойникова, когда тот демобилизовался, перепутали с Колюней и как бы расстреляли, то дело его порвали и получалось, что Кондрат Покойников свои двадцать пять вроде и не трубил. И поэтому Кондрата Покойникова собрались в армию забирать. Ну а Чапа, пожалев Кондрата Покойникова, сказал, что он сам Кондрат Покойников и попал в часть, где Витька служил, пока его в тюрьму не посадили...
А в части, когда подняли дело Чапы, выяснили, что это, выходит, не Чапа, а дезертир Витька, который должен был свои пять в штрафбате трубить! Но ведь по другому делу выходило, что Витька из части сбежал и скрывался в штрафбате под именем Чапы, за что и был расстрелян. И тогда в части догадались, что расстреляли вовсе не Витьку, а Кондрата Покойникова, потому что его в самом начале с Витькой перепутали. А значит Кондрат Покойников, который демобилизовался, вовсе не Кондрат Покойников, а Витька, который в части для того и трубил, чтобы его братан Колюня мог спокойно в тюрьме сидеть! А сидеть в тюрьме братан Колюня должен был для того, чтобы никто не хватился Кондрата Покойникова, когда того расстреляют, потому как братан Колюня и Кондрат Покойников были похожи словно братья-близнецы, и если б Кондрата Покойникова расстреляли, то Витька всегда мог сказать, что Колюня и есть тот самый Кондрат Покойников!..
В общем, зёма, понимай: дело тёмное! Потому на этом самом месте в части шпиёна подключили - прапорщика Сосиськина. А шпиён Сосиськин перво-наперво себя спросил: но ведь если расстреляют деда Кондрата Покойникова, а Витька скажет, что Колюня - это есть Кондрат Покойников, то ведь получится, что два Кондрата Покойникова будет! Потому что Витька себя тоже за Кондрата Покойникова выдаёт! А если расстреляют, да живым останется настоящий Кондрат Покойников, то ведь их три будет, Кондратов Покойниковых?!
И тогда просёк столичный шпиён, что хитёр и опасен Витька, и что враг это матёрый и осторожный! Понял старый прапорщик, что решил Витька обмануть его своими тремя Кондратами Покойниковыми! Увидят в части, что три Кондрата Покойникова, а не один - и решат, что и Витьки и три, а не один. И станут искать три Витьки, а где ж его найдёшь - три, когда он один, да и тот неизвестно где?
А и найдёшь, всё равно арестовывать нельзя - не по закону: по закону-то их три, а один, это как бы уже не три, то есть как бы уже другой человек - вернее, тот же человек, но как бы разное их количество. А как арестуешь разное количество одновременно?!.
И тут подсказал седому прапорщику внутренний голос, что вовсе не Кондратом Покойниковым прикинулся Витька, потому что не могли Кондрата Покойникова расстрелять, пока Колюня в тюрьме сидел. Ведь Колюня был вылитый Кондрат Покойников и если б расстреляли Кондрата Покойникова, то Витька, как человек, который себя за Кондрата Покойникова выдаёт, был бы вынужден сказать, что Колюня не Кондрат Покойников, а Колюня. Потому что если бы он так не сказал, подумали бы, что Кондрат Покойников не помер, а в тюрьму убежал из-под расстрела и там прячется под видом Колюни. Но так как Колюня хоть и вылитый Кондрат Покойников, но не такой старый, то пришлось бы Витьке врать, Кондрат Покойников вовсе не был старым, а был молодым, то есть приходился братом Чапе, который, чтобы никто этого не узнал, Колюней прикинулся и сидел спокойно в тюрьме, выдавая себя за Колюню, потому что был уверен, что Кондрата Покойникова всё же расстреляют, а Витька демобилизуется и окажется, что Кондрат Покойников как бы жив.
От таких мыслей стало Сосиськину-прапорщику плохо. Ощутил он, что нет на свете коварнее врага, чем этот, и что враг этот наверняка нашёл себе такое место, где никто и не подумал бы, что он враг. И вдруг холодом ожгло сердце шпиёна: понял он, что им, Сосиськиным, прикинулся Витька, и что, следовательно, он, прапорщик, Витька и есть, если он вообще не Чапа, или - того хуже - Кондрат Покойников... Стал тогда прапорщик свою Витькину морду ремнём пороть и кричать: говори, сволочь, что задумал, говори! А когда устал и понял, что ничего не скажет Витька, подозвал адъютанта и говорит:
- Приказываю себя расстрелять! Приговор привести в исполнение немедля!
А адъютант, чтоб шуму не подымать, привязал Сосиськина рукавами к штанинам и 03 позвонил. А чтоб прапорщик в обиде не был, сказал, что расстрелял...
Такая вот, зёма, задачка! Понимай, дело военное... А что угадывать - я завтра тебе расскажу - больно утомился, не варит котёл-то...
РОГА И КОПЫТА
Как лето настало и школа кончилась, Витька в юннаты записался - природой овладеть. Всё лучше, чем хлеб косить. Дали Витьке капкан юннатский, дуплет и авторучку - природу записывать. Витька влез на дерево и сидит, авторучкой в носу ковыряет. А рядом ворона яйца откладывает. Откладёт яйцо и каркнет - природу оповещает. Подумает, и ещё откладёт. И опять каркнет. А Витька отклатые яйца разбивает и что внутри смотрит - мальчик или девочка. Ворона переживает, злиться на Витьку, а улететь не может - яйца мешают. И Витька на ворону злится - скушная, думает. Все яйца у ней одинаковые. Хоть бы одно большое было, чтоб застряло. А не застревают. Витьке надоело ждать, взял и застрелил ворону. Сидит на дереве, слюну исследует - какая до земли довиснет.
А в небе самолёт и лётчик к пистолетом.
Вдруг слышит, батька в избе мамку ругает.
- Отчего это, - кричит, - доктор тебя лечит? С такой систематичностью?!
- Ото всего лечит! - кричит мамка, - От хандры!
- Молодая была, хандрой не была! - кричит батька.
- А тогда и ты молодой был! - кричит мамка, - Мог!
- А я и щас могу! - кричит батька, - Витька мешает!
- А раз мешает, - кричит мамка, - поймать надо Витьку и в погреб запихать! Чтоб не мешал!
- Не в погреб, - кричит батька, - а в Суворовское! Чтоб схоронили в регалиях!
Крикнул - а а-ну с мамкой драться. Вусмерть.
Витька расстроился - прыг с дерева и в лес пошёл. Покурю, думает, наркотики в лесу. Настроение у него, Витьки, с наркотиков росло. А курить бабка научила, Карлы Мартыновна. Заодно место показала, где наркотики растут. Настругал Витька наркотиков, сел под осиной и курит. А самому от наркотиков всякие интересные случаи представляются, как будто они с Карлой Мартыновной в танке едут, а враг не сдаётся, а Карла Мартыновна говорит: ничего, Витька, сейчас мы их тендерным! И пулю заряжает - здоровенную, с арбуз! А потом говорит: только я для начала воздух в танке испорчу, чтоб вонишша была! Витька причитает: не надо, бабушка, не надо! Зачем оно?! А затем, - кричит Карла Мартыновна. что кормить надо лучше! Так и скажи мамке! Витька причитает: скажу, скажу, мол. А сам люк отдраивает, чтоб из танка выбраться. А Карла Мартыновна превратилась в Суворова и говорит: спи, Витька, а я тебе колыбельную сыграю. На барабане. И давай барабанить. Барабанит, а сама воздух портит. Витька люк отдраивает, кричит: дяденька Суворов, не порть воздух! Его Карла Мартыновна портить должна! А Суворов кричит: ничего Карла Мартыновна никому не должна! Так мамке и скажи! Да как врежет по барабану - Витька и очнулся.
Видит - заяц.
И заяц увидел, что Витька.
- Атас! - кричит, - Юннат!
А сам - на спину и от орла незаметно лапами отбивается.
Витька глядь - рядом лиса.
- А ты, косой, не отбивайся, не отбивайся, - кричит.
А сама промеж дела ворону уговаривает, чтоб спела, а сыр - упал.
Тут как тут - волк.
- Ну, - кричит, - рыжая, доуговариваешься!
А сам потихоньку задом кивает - хвостом рыбачит в проруби.
Витька растерялся - рот разинул. Мух ловит. Поймал одну, смотрит - блестит. И зелёная. Ух ты, думает, бабке отнесу, Карле Мартыновне. Показать обещала, как от зелёной мухи крылышки отъять, чтоб жук стал.
Повернул домой, а из чащи - медведь. Здоровенный, ростом в полбатьки! А на морде улей с пчёлами.
- Эх - рычит, - ма...
А сказать не может ничего - башка у медведя маленькая. И мыслям в ней тесно.
Звери пооборачивались, увидали медведя - и к нему.
- Ну, - кричат, - держись, улитка!
- Какая же он улитка? - кричит Витька.
- Косолапая! - кричат звери, - Вон, домик на голове!
И давай медведя бить.
Витька - разнимать, дуплетом стреляет. А дуплет старый дали - стреляет тихо, не слыхать. Тут заяц к Витьке подскакивает. В одной руке - кулак, в другой - "О"кей"
- А ну, ударь, - кричит, - ударь!
Сам маленький, а накачанный, как покрышка - тельняшка на зайце от мускулов лопнутая. "О"кеем" в Витьку тычет - отвлекает, мол, нормально всё, а сам кулаком по морде въехать норовит. Витька уворачивается и думает: что за поганое зайчьё в лесу водятся! А ещё жалел, дурак, зайцев, которых батька охотился. Задумался, словом.
А в небе самолёт и лётчик с пистолетом. Лётчик по пояс в форточку высунулся - и стреляет по какой-то фигне, которая вокруг самолёта летает и свистит. Сама маленькая, а летает быстро - лётчик в неё никак попасть не может и ругается. Витька пригляделся, видит: фигня эта на самолёт села и ползает, а лётчик не видит. И ещё больше ругается. Витька руками машет, лётчику показывает:
- Села, - кричит, - села!
А лётчику не слыхать - мотор мешает.
- Чего? - кричит.
- Мотор выключи! - кричит Витька, - Села!!
Лётчик мотор выключил, на Витьку глядит.
- Куда, - кричит, - села?
- Туда! - кричит Витька, - Чего это у тебя самолёт растёт?!
- Это он у тебя растёт, - кричит лётчик, - а у меня падает! Показывай, куда села!!
Витька стал показывать, а от зайца уворачиваться забыл. Тут заяц по морде Витьке и въехал. Витька - с копыт.
Очнулся - консилиум. Рядом мамка стоит, ругается. И батька ругается. А напротив батьки доктор. Диагноз спрашивает.
- И что же, - говорит, - так и родился Витька с копытами?
Батька пуще ругается:
- С какими копытами?! С пятками родился - всё по уставу! Пальцы даже на пятках были, как у интеллигентного пианиста!
И мамка ругается.
- Были, были пальцы! Откуда только копыта взялись - прямо гипотеза какая-то!
- А мне, - говорит доктор, - эта гипотеза понятная. Он же, Витька, в юннаты записался? От этого не то, что копыта - рога бывают!
Батька за голову схватился. Схватился - и щупает.
- Я, - кричит, - из юннатов выписался, а рога наклюнулись?!
Доктор руками разводит.
- А ваши рога, - говорит, - естественного происхождения. От природы не зависят!
А сам попивает, что развёл, да покрякивает. И мамке подмигивает. А мамка доктору подмигивает. А батька обоим подмигивает. Но от нервов.
Мамка прижала батьку, хохочет:
- Юннат ты мой траченный! Век бы с тобой жить, горя не знать!
И зажили с миром. А Витька зажил с копытами. Непривычно, конечно, зато на обувку не тратился. И бегал споро. Правда, копыта, которые на руках, работать мешали. Но батька взял и приспособил крюк к копытам Витькиным - стакан держать.
© Анатолий Яковлев
[ Другие произведения ||Обсудить ||Конура ]
