Владимир Партолин
ПОВЕСТЬ ДОХРОННЫХ ЛЕТ
(окончание)
Мы долго молчали. Я представил нас в костюмах боксеров, фехтующих ногами. У боксеров-профессионалов форма -- боксовки и трусы; еще майка -- у спортсменов-любителей: откуда рукава?
-- Оденемся в форму боксеров -- тех, что были первыми в этом виде спорта. Тогда маек еще не было, -- первым нашел выход Батый.
-- Идет, -- согласился я.
Молчали. От неловкости посмотрели время, Салават у себя -- на викаме, я -- на "ходиках". По ним -- 22. 9.
-- Двадцать два тридцать девять -- времени достаточно.
Салават опустился на коврик. Я сел у стола и собирал крошки от булки. Он взял было в руки хомут, но торопливо положил обратно и спросил:
-- Тебе сделали обрезание?
Вот уж о чем мне не хотелось говорить, но я все же, помедлив, ответил:
-- Да… У отца в работниках одно время жил старик-еврей, прицепился, когда я родился -- сделай да сделай. Для здоровья малыша полезно, в отрочестве и юности рукоблудством заниматься не сможет, а мужем станет -- красавцем будет, уверял. Отец взял и послушал…Старик и обрезал… Жаль, могила его где-то на материке.
-- Франц, как бы дальше ни было -- наш поединок состоится, но я хочу попросить у тебя прощения за прошлые мои грехи… Признаюсь, давно ревновал тебя к Мальвине: она у Катьки в вашем доме так часто бывает. А сегодня? У меня эта неясность какая-то с ней, ты Дамы сторонишься, вот и попала вожжа под хвост. Идея с бегемотом мне в голову пришла, а не Стасу -- тем более не мог удержаться… Прости и за то, какими методами я добился авторитетства… Знаешь, нам татарам иначе нельзя. Испокон веков в семьях учат быть на коне. Но я в душе совсем не таков, мне противно то, как я себя веду… Теперь, когда я признался в любви Мальвине… Марго то есть… да Мальвине же, черт, я стану другим… Я этого хочу.
Послушав Салавата, я захотел пожать ему руку; и сделал, может быть, самое на сей момент важное в моей жизни заключение: люди -- странные существа. Но выразился не совсем определенно:
-- Ладно, Салават… Чего уж там.
Батый смотрел выжидающе: ему, видимо, все же хотелось услышать от меня "Прощаю".
-- Смешно со стороны было?.. Ну, с моим… бегемотом? В мастерской?
-- А ты не помнишь?.. А, ты о бегемоте-инвалиде, -- догадался Салават о чем это я. -- Никто не смеялся. Пацаны как увидели… ну, бегемота… твоего… сразу от окна на землю попрыгали. Девчонки, те смотрели, но не долго, и не смеялись… когда дивиться надо. Дамы там не было… Но видел бы ты нашу Мэрилин Монро! Очки сняла, глазищи выкатила, челюсть повесила -- ну, лошадь! А когда нас в окне увидела, поднялась по ступенькам в кафедре, спрыгнула, и к тебе бегом. И давай закрывать… бегемота… Юбку в обе руки и, то передом к тебе станет, то задом… Слышал, как она Квартального с твоим отцом чистила?
Ну, а когда увидала бегемота… ну, озверевшего… стояла, ну кобыла кобылой -- ни "тпру", ни "но". Ты отключился, а стоишь… ну и это… как встало, так и стояло. Даже, когда ты упал. Лежишь, а "зверь" -- в потолок. Квартальный, тоже мне нашелся, снял шляпу, и надел -- голову "зверю" только и укрыл… Девчонки, что к окну последними -- на места пацанов -- залезли, видели -- те, что с попы смотрели -- что без трусов, но, по-моему, не поняли отчего подол вздыбился… Не удивительно: если бы я не видел все сначала, подумал бы, что тебе между ног оглоблю просовывают. Как только зоологичка юбку убрала, девчонки сразу все на землю и посыпались. А тут входит в мастерскую Вера Павловна. Отец твой стоял, стоял, тер уши, а тут как бросится джинсы тебе натягивать. Снял с бегемота шляпу -- завуч: "Ах!" То ли за сердце, то ли за грудь схватилась. Отец тебе джинсы подтянул, заправил в них… бегемота, а молнию застегнуть не успевал: заправит, потянет молнию -- бегемот из джинсов выскочит. А поторопился -- защемил. Распустил молнию -- кровь чуть ли не фонтаном. Квартальный бух на колени, пытался зажать рану, но где там. "Что вы делаете… с человеком, звери!" -- кричит из кафедры зоологичка. "Пустите! Дайте мне!" -- отталкивает отца и директора завуч. Приседает над твоими коленями, снимает свои перчатки, одной рукой берет бегемота за голову, пальцами другой щелкает куда-то под корень -- тот сразу и изогнулся, скукожился, упал. Срывает с себя кружева, расстегивает платье, достает грудь и выдавливает молока на ранку. Я за окном не слышал, зашипело ли, но кровь свернулась -- запеклась на глазах в закорицу. Прямо как в киноужастиках… Извини, может, тебе неприятно об этом слышать… Что с тобой такое стряслось -- тебя будто парализовало и без сознания был? В первый раз, когда нас застукал Квартальный в стойках, готовых к драке -- подумал, струхнул ты и финтишь. А тут, -- какие финты: без трусов и с этими… юбкой и шляпой на бегемоте.-- Этот -- третий случай. В первый -- мы с дядей в Рождество в спарке работали. Первый же мой прямой -- дядя с катушек, а меня вот так же сковало. Дядя встал, потрепал за волосы: "У тебя страх прорезался? Ты становишься настоящим мужчиной, малыш… Пойду опохмелюсь". Ушел, а я так еще минуты две стоял… Парадоксы переходного возраста, как думаешь?
-- И не сомневайся даже. Один из моих братьев мочиться в постель начал, а другой жаловался на ужасные головные боли. Прошло -- так что и у тебя пройдет.
-- Почитаешь, что-нибудь из своих стихов?.. А лучше, вот что: сыграй на флейте.
-- Подожди минутку, флейта в гостиной.
С уходом Салавата кто-то сделал запрос на подключение к связи. Катька заскучала, предположил я, и нажал кнопку запроса номера ячейки абонента, но номер оказался Сумарковых. Я его знал: иногда звонил по просьбе сестры передать, что Мальвина задерживается у нас. Если отвечали не родители, без подключения видео подходила Марго, назвылась "Марго", слушала и, ни слова больше не сказав, отключалась. Вот и сейчас, я подключился, но в возникшем третьем окне викама ничьего изображения не появилось. "Слушаю, -- сказал я. Молчали. -- Да слушаю же!.. Если с Батыем нужна связь, так он за флейтой вышел -- сейчас будет, держи запрос", -- предложил, уверенный в том
, что это Марго -- она дышала.Вошел Салават с флейтой. "Про флейту брякнул, олух", -- ругал я себя. Услышав зуммер запроса, Салават спросил меня одними глазами: "Кто?" Я пожал плечами. Он засунул флейту за резинку шаровар на пояснице и подключил абонента. "Да". Продолжали молчать. По выражению лица понял: и у него третье окно на экране викама пустовало. Салават протянул руку к панели управления, чтобы отменить подключение, но тут прозвучал еле уловимый вздох. Тут же догадавшись, кто звонит, как-то затравленно взглянул на меня, опустил руку и невпопад сказал: "Извини, Покрышкин, -- я заставил тебя ждать". "Ерунда, -- заверил я. -- Ладно, в другой раз покажешь, как ты двумя пальцами перерубаешь флейту. С моим дядей все равно тебе не сравняться -- он это проделывает одним. Пока".
"Что, если Марго пристанет и ей показать, как под пальцами ее героя разлетается надвое флейта? Вот брякнул". -- Отсоединяя сотофон от пульта, подумал, что завтра запись можно "поломать" на компьютере, но решил этого не делать. Не врет Батый. Если есть флейта, -- значит, играет; и запись "К Элизе" Бетховена никакой не монтаж. Может только, на флейте играл старший Хизатуллин, а Батый на бубне? Тогда, кто же на фортепьяно? Батый, выходит.
Я запер дверь спальни на замок, в ванной комнате принял контрастный душ, десять минут порасслаблялся на кровати и поднялся в свой "закуток". Включил "
PO TU", просмотрел программу чемпионата и репертуар "культурного досуга" -- наша с Батыем "разборка" первая. Внимание привлек "общак" с названием: "Руслан и Людмила" А.С. Пушкина в снонизации Марго". Авторской снонизацией поэмы Пушкина смелые и счастливые девчонки публично признавались в том, что влюблены в Руслана по гроб. Участь Батыя и свахи -- незавидная. Разволновался даже: Катька -- сестра мне, а Салават вроде уже как друг.Я сбросил с себя одежду и, усевшись в кресло перед плазоплеем, взвесился, снял параметрические и физические показания, по результатам внес коррективы в базу данных. Затем принялся выбирать костюм боксера. Полистав библиотеку всевозможного их облачения, остановился на костюме английского боксера середины девятнадцатого века: короткие до колен кожаные бриджи на подтяжках, белая свободного покроя рубаха. Покопавшись в двадцати восьми "копидах" бывших соперников, отобрал одного двенадцатиклассника, по комплекции и по силе равного Батыю, и промоделировал предстоящий поединок. Тогда я проиграл, а в поединке с Салаватом моделер выдал 1286486 различных вариантов прохождения боя, только в ста тридцати одном я проигрывал. И это при моем решении не применять дядину секретную стойку. Правда, со сцепленными на ягодицах руками стать в нее не просто --
все же "прицел" и "мушка" служили противовесом в удержании тела на толчковой ноге. Порывшись в выдвижном ящике стойки, достал из пакетика пластинку двухстороннего скотча, сжал ее за спиной ладонями и влез в потутошний костюм…Мне снилось:
Будто телепортировался я в подъезд дома. На мне костюм английского боксера, рукава сорочки висят пустыми. Попробовал разлепить ладони, скотч не поддался; хорошо: в пылу драки разлепил бы, а это -- проигрыш поединка. "Утром хватило б сил разлепить. А не получится? Катьку попрошу, -- будет же за позором брата с трибун наблюдать. Впущу в "закуток", скальпелем клей вырежет. Е-мое! Я же без плавок! Из костюма вылезу, а плавки как надену? Придется Плохиша ждать, а он, сурок, по субботам до полудня спит". Думал, -- чуть было не прозевал время: часы над выходом показывали 23 часа 58 минут. Дверь я открыл ногой.
Никаких трибун вокруг Манежной площади поселка Отрадный никогда в действительности не было,
но в реальности виртуальной имелись. Узнал многих. Плохиш сидел в первом ряду, ириску не жевал, в руках держал транспарант с текстом: "ВРЕЖЬ ЕМУ КАК СЛЕД". Рядом -- Доцент отводил глаза. Марго, по-бабьи с платочком у рта, одиноко стояла у западного крыла трибун. Катька -- на верхотуре свистела в два пальца.Крыльцо подъезда дома, из которого должен был выйти Батый, пустовало. Трибуны ревели. Взрывались хлопушки и петарды, на площадь в цветной дым падало конфетти со снегом. Наконец Салават появился. Его трудно было различить, отметил только, что он одет во что-то красное с синим. Успокоившись, я спустился с крыльца.
У подъездов установлены помосты: по правилам -- места секундантов во все время поединка. Здесь они перед появлением соперников демонстрировали публике избранное оружие, случалось, завязывали противникам глаза, если бились "втемную". Как-то неприятели пожелали без всякого оружия испепелить друг друга взглядами, чтобы такой поединок не закончился обыкновенной дракой, секунданты их связали веревками. С испепелением ничего не вышло, потому как предстали противники у барьеров в образе саламандр. Зато развлекли публику: кусались, катаясь со связанными лапами по площадной брусчатке. Нам с Батыем связать руки некому: от секундантов мы отказались, поэтому и применили скотч. Взобрался на помост, отсюда полагалось поприветствовать секунданта противника и публику. Поклонился на три стороны. Батый на свой помост почему-то не залез.
Следуя указаниям Истребителя
в том, что "никаких базаров -- начинать сходиться сразу", я спрыгнул на брусчатку и поспешил к центру площади. Трибуны взревели еще сильнее, но, неожиданно для меня, сразу же и поутихли. Присмотрелся и невольно замедлил шаг: навстречу мне Батый …скакал. Не шел, а скакал, прыгая вперед -- с места, сразу двумя ногами. Одет он в красную с черным горошком атласную косоворотку и в синие с белой полоской портки, на ногах лапти с онучами. Пустые рукава от прыжков смешно взлетают к плечам и падают на бедра. Но не костюм русского кулачного бойца восемнадцатого века привлек внимание, на шее у Салавата висел хомут, а ноги его стреножены конскими путами. И даже не это всех поразило. К хомуту прикреплен лист белого картона с надписью:ПОКРЫШКИН --
КЛАССНЫЙ
АВТОРИТЕТ!
Я приблизился к Салавату. Он, отдуваясь от прыжков, улыбался. Наушник съехал с места (оставил наушник, а обычно в своем "потутошном" образе ухо второе добавлял), в середине лба красовалось багровое пятно будущего синяка. Я сразу догадался, отчего оно у него:
дверь подъезда у южной стороны Манежной площади была и шире и выше, чем та, которую я только что открыл ударом ноги… А он -- со склеенными на заду руками и в путах.Трибуны "взорвались"…
…В понедельник я был утвержден Комиссией в должности классного авторитета 9-го "Б". А в день выдачи зарплаты
получил ежемесячное денежное довольствие -- сумму чуть ли не большую, чем выручил мой отец за огурцы и помидоры, поставленные к школьному столу. И это я еще не загреб на контрабанде "кино" как купец -- отец, как я и предвидел, месяц экономил на керосине для моего "парубка"._________________________________
Я запаковал архив. Поднял на лоб бивикамы, потер уставшие глаза и снял с головы портком. Хотел поваляться в гамаке, но со двора позвала жена помочь занести тюфяки. Шел к ней, в "коралловке" (в сенях, по-земному) включил радиоточку. По радиовещанию -- не Уровня, а почему-то Метро -- сообщали на китайском языке: "…сегодня в три тысячи восемьсот третий цикл "Великой Победы над Ползучим Гадом" непилотируемым кораблем "Земля-7" наконец-то была совершена удачная посадка на поверхность Земли. Ландшафты планеты, скрытые с орбиты густой непроницаемой облачностью, бортовые телекамеры транслировали шесть минут до потери связи. Песок, один песок. Пустыня. Только наличие на планете воды оставляет надежду на то, что и там есть кораллы".
Прослушав сообщение, транслируемое Небом на Уровень вместо Метро, видимо, по чьей-то оплошности, я выключил "колокол" и подумал: "Подрастут детишки в норах -- прознают, что никакие они не марсианские черви, а люди, зачатые на Земле, что тогда?" Узнают, что, на самом деле, больше века обитатели Неба регулярно летают на эту планету. Там, на малозараженных экваториальных островах Тихого океана выращивают пшеницу, подсолнечник, овощи, в стылых океанских водах ловят рыбу, в джунглях охотятся на выжившего зверя. На Уровне и Небе все это применяют не просто в пищу, а как лекарство, иначе люди сойдут с ума, как это случилось с первыми переселенцами на Марс. Крестясь, я произнес привычную молитву: "Господи, дай здоровья китайцам". Китайцы одни серьезно верили в то, что Землю погубят террористы. С ультиматумом их главаря Капитана бин Немо в столетний срок перебраться всем людям на Марс, они (китайцы) спасли человечество. Имея большой опыт в демографических проблемах, деторождение по всему миру систематизировали и создали на Луне Колумбарий Исхода с оплодотворенными женскими яйцеклетками. Американцы и россияне общими усилиями построили Анабизарий Сохрана Исхода -- своеобразный космический плот из блок-модулей (связующим материалом конструкции служило, открытое к тому времени, Поле профессора Толкина), внешне похожий на виноградную гроздь или новогоднюю елку украшенную игрушками. С людьми, согласившимися покинуть родную планету, "Елку" (так назвали плот) направили в сторону Марса. К планете плот летел сто лет. По пути число блок-модулей росло: плот догружался людьми в анабиозе и пробирками с яйцеклетками. У Марса разобрали. Часть конструкции, оставшаяся на орбите, послужила основой Небу, другая часть была использована в освоении поверхности планеты, на какой среди каналов с водой заложили Уровень, снабжавший Небо, а позднее и Метро, кораллами -- пищей; служившими также и материалом, какой заменил землянам дерево, камень, металл, пластмассу. Строили люди, пробужденные в Анабизарие, они же основали и подмарсовое Метро, куда и был перебазирован с Неба Колумбарий Исхода. В пробирках развиваются эмбрионы, из них -- дети, "черви Марса". Им дают одно имя -- без фамилии и отчества, причисляют к какой-либо из национальностей, сообразуясь с цветом кожи, волос, глаз, типом лица, и внушают, что они черви Марса! Господи, дай китайцам здоровья!
Выйти во двор под миску я не успел: жена вбежала в коралловку (сени, если по земному), заслышав зуммер сотофона. Пока она говорила в трубку, я, добавив освещения, смотрел в оконце. Сегодня предстояло на какое-то время (сколько мы с женой вынесем) снять затемнение с миски -- дать кораллам на грядках в сажелке естественного марсианского освещения, снять поспевшие, посадить рассаду.
Звонили из интерната. Классная учительница жаловалась на Динку -- дочь опять напроказничала: росла пострелышем, как моя Катька. Жена долго слушала, потом спорила, что-то с жаром доказывала. Я, присев на край ящика с рассадой, любовался ею.
Поженились мы в Архангельске. Обвенчались в церкви, расписались и провели вечер в ресторане. Там к нам неожиданно присоединился Стас Запрудный. Он учился в институте, жил у тетки и, как рассказывал, "не тужил". По нему было видно: растолстел безобразно, но весь ухоженный -- аккуратно постриженный, одет в шикарную тройку. Расплатился, со щедрыми чаевыми официанту, один за всю честную компанию. Хвастался, что зарабатывает, играя на бирже с ценными бумагами. Позже я узнаю, что на самом деле, работал он на китайцев: выслеживал супружеские пары, намеривавшиеся не сдавать оплодотворенную яйцеклетку в Колумбарий Исхода, а произвести ребенка на свет. Из ресторана на своем "крайслере" он отвез нас в лучший отель города, где, правда, номер достался не самый дорогой: в одну комнатку с крохотной кухонькой, бедно обставленный, захламленный, холодный. Безысходность ультиматума Капитана бин Немо тогда уже накладывала свою печать на все сферы жизнедеятельности россиян, в том числе и на сервис. Но мы и на это не рассчитывали, свою первую брачную ночь думали провести в рабочем предместье города, где снимали угол у какого-то забулдыги.
Утром я пробудился поздно. Солнечные дневные лучи пробивались сквозь приоткрытые створки жалюзи в окне недорогого, но уютного номера. Жены рядом в постели не было. Собрался было вскочить, но услышал звуки за дверью в кухоньку. Звуки -- звяканье посуды, шипение и бульканье: молодая жена не чашечку кофе в постель супругу приготавливала, а готовила обильный, сытный и вкусный завтрак. Хотелось еще поваляться, но выучка курсанта брала верх,
решил только минутку не вставать. Отметил, как аккуратно по постели расправлено одеяло, меня укрывает до подбородка (стояли тридцатиградусные морозы: в номере не было тепло). Шинель, шуба и вся другая наша одежда не валяется по полу от двери номера до кровати, а висит, наверное, в шкафах. Сладко, с хрустом в костях, потянулся. "Люби-имый, ты проснулся!" -- послышалось из кухоньки. В голосе жены отмечались радость и легкая досада, от того, подумал, что к этому счастливому моменту завтрак еще не совсем был готов. "Так точно, старшина", -- ответил я бодро. Называл ее так с тех пор, как три года назад неожиданно для домашних заявился домой в форме курсанта военного училища. Спал на сеновале, среди ночи проснулся, в невольном испуге открыв глаза: почувствовал во сне, что не один. Она ждала моего пробуждения. Своих глаз под моим взглядом не закрыла, не отвела. Вздохнула и улыбнулась… После того, что с нами произошло дальше -- на сене -- шептал ей в ухо: "Я люблю тебя". Называл ее: "пушистый мой кузнечик" и "старшиной". Она ни тогда, ни после на это не обижалась, только попросила в наш первый выход на люди называть Марусей.-- Через три минуты завтрак будет готов. -- Затем слова из кухни прозвучали с легким смущением в голосе: -- А пока, любимый, поставь на бегемоте… засечки… На прикроватной тумбочке. Начерти стеком… Сколько засечек, я думаю, милый, ты помнишь.
Я посмотрел через плечо, на тумбочке та самая дощечка с моей поделкой, что слепил пять лет назад на зоологии. Светлые и темные полосы от отсвета жалюзи лежали
поперек самой пластилиновой фигуры, по блинчику, изображающему воду с концентрическими кругами, и по надписи ЮБИМЕЦ ДАМЫ. Рядом поблескивал пластмассой скульптурный стек. Пять лет хранила!Сел в кровати, взял стек.
-- Шесть… засечек? -- В моем голосе смущения оказалось больше, чем у жены.
-- Семь!
В ее поправке было столько восторга, что я, уже без всякого смущения, а, напротив, с чувством переполняющей меня мужской гордости, нанес стеком на боку "бегемота" столбик из семи горизонтальных канавок. Эти семь были первыми, утром другого дня нанес новое звено -- из девяти штук. А скоро на пластилиновой поверхности не оставалось живого места. Как-то проснулся, а бегемота на тумбочке нет, лежит новая дощечка, брикет скульптурного пластилина и стек. Слепил нового и оставил на боку обычных семь засечек. За те недолгие годы супружества до хрона "бегемотов" наплодилось стадо. Офицерская общага, -- часть стояла высоко в Карпатах, -- маленькая, тесная, туда-сюда снуют по двум нашим комнатам то мои сослуживцы, то ее подруги; стенки модуля тонкие -- слышно через них все. Только и спасал "наш закуток" -- кладовочка в прихожей. Тахта в ней уместилась только стоя на боковине, даже ножки пришлось отпилить, в ней и "бегемотов" хранили. От запаха пластилина меня мутило, но вида не подавал. Вот только засечек в звеньях со временем становилось все меньше. Супруга, умница моя, не подавала вида, что замечает это, и что уменьшение "обоймы" ей не нравится.
На Марс бегемотов, разумеется, не перевезли, и пластилина здесь нет. Но после хронного сна, уже с поселением в отдельную благоустроенную нору Метро, в первую нашу после столетней разлуки супружескую ночь жена принялась за свое. Я, утром сидя в красном углу норы (какие в норе углы?), ожидал завтрака. Она вышла (какой, к черту, вышла -- выползла) из кухни
c заставленным подносом. Выпили светлого кораллового вина и закусывали салатом из красных кораллов, только тогда я заметил странное на вид яство: на овальном блюде лежал, как потом выяснил, пряник из муки белого коралла. Очень и по размеру, и по форме схожий с тем, что этой ночью на подстилке из коралловой трухи не раз видел и держал в руке, а супруга баловалась, украшая чепчиком из половинки своего бюстгальтера. Еще похож -- я сразу вспомнил -- на мою поделку из пластилина.-- Что это? -- не подав, однако, вида, что мне все понятно, спросил я жену.
-- Бегемот. Пьет в пруду. Видишь, круги по воде, -- немедленно ответила она. Ждала вопроса, и приготовила именно такой ответ.
-- Где ноги? А уши, глаза… хвост, наконец?.. Что у него с пастью? -- подыгрывал я.
-- Этот бегемот -- инвалид. В былом артист цирка, воздушный гимнаст. Однажды сорвался с трапеции… Вот… От удара об арену лишился ног, глаз, ушей и хвоста. Пасть ему зашили, -- прыснула со смеху жена, протянула мне столовый нож и попросила: -- Поставь засечки.
-- Пять… засечек?
-- Четыре!
Как и когда-то в Архангельске, в поправке жены было столько восторга, что я, украдкой пряча слезу (хотя, какой к черту, свет в норе), тщательно, -- и на этот раз с чувством переполняющего меня мужского достоинства, -- нанес ножом на боку бегемота столбик из четырех канавок.
Переселились на поверхность планеты -- на Небо, разрешили нам зачать детей, в доме под "это дело" отвели пространства целых два куба. Пряников накопилось -- место занимали. Но придумала жена не выпекать каждый раз новый, а поместить один в большую герметизированную пробирку, по стеклу которой я, теперь писчим кораллом, наносил засечки, не потому: муки, хоть и коралловой, на Марсе не напасешься. Свои дети вечно голодные, а Клумба в Метро -- это "ненасытное брюхо" планеты! Китайцы с теми подрастающими головорезами только и справляются. А вымрут? У них на Марсе, не как на Земле, с рождаемостью плохо… Я зарисую черточками пробирку, супруга сделает фотографию, протрет стекло начисто и положит пробирку мне у изголовья гамака. Вчера вот сфотографировала, вытерла -- я утром три черточки оставил.
Жена попрощалась, только опустила трубку, сотофон снова зазвонил.
-- Здравствуй… Будешь с ним говорить?.. До встречи… -- Жена положила трубку. -- Салават звонил. Приглашает на ужин. Сошлись. В какой уже раз?.. В конце концов, она его съест.
--
Скелетик оставит. Знаешь, были на земле такие рыбки -- пираньи назывались… Да что это я, ты же зоолог. Зоологичка. Моя Мэрилин Монро. Женушка моя.Днем мы дали кораллам на подводных грядках естественного марсианского освещения, сняли поспевшие, посадили рассаду. Выдержали под не зашторенной миской и в воде не многим больше трех часов. Вечер провели у Хизатуллиных. Неожиданно нагрянул Запрудный -- с ним было весело. А дома перед сном супруга подала торт из белой коралловой муки, на яйцах редкого желтого коралла, украшенный по краям проросшими зернами земной пшеницы. Этот торт из коричневого деликатесного коралла, оформленный по верху помадки из коралла цвета сливок надписью "Жеребой кумыс" -- этапный в моей жизни: съев его, я впервые на стекле пробирки оставил две черточки. Нарисовал их крестом, -- так на фотографии видно будет отчетливей…
Через неделю, поздним вечером мой офицерский комлог, -- висел на стене рядом с сотофоном, но притронуться к аппарату никто не смел, -- подал сигнал экстренного вызова с отметкой: "Правительство Неба и Метро". Я поспешно надел на голову обруч, второпях (да и отвык уже) больно придавил левый глаз бивикамом. Прищурил правый и с волнением ждал. Вывел на
дисплей окно с собой, увидел себя босого, в косоворотке на выпуск не скрывавшей галифе, с комлогом на голове, прищуренного, с руками по швам. Бежать из коралловки в тамбур обуться не рискнул. Застегнул ворот косоворотки на пуговки, подпоясался жениным пояском, висевшим на стене, поправил волосы под дужкой комлога и снова руки по швам. Открылось еще одно окно, в нем Салават. Запыхавшийся, он торопливо поправлял свое искусственное ухо -- снес в поспешности дужкой викама, понял я. В отличие от меня одет Салават был приличней -- в офицерское обмундирование, правда, без знаков отличия и не подпоясанное. И мешковатое на фигуре: в долгосрочном отпуске майор Хизатуллин похудел заметно. Пораженные такой для нас неожиданностью, мы даже не поздоровались, ждали молча. Возникло третье окно, но без изображения абонента и приятным девичьим голосом: "Здравствуйте господа, приносим наши извинения: помощнику премьер-министра неожиданно позвонили. Вам придется…" Голос секретарши прервали: "Спасибо, Камилла, я подключаюсь". Третье окно заполнило лицо старика негра, он, сидя в кресле в окружении стационарных комлогов, говорил в трубку сотофона: "Вы, дамочка, до седых волос дожили, а все в облаках витаете. Прощаюсь: у меня неотложные дела". Выключил сотофон и повернулся к викаму комлога, задействованного на связь с нами.-- Здравствуйте господа. К сожалению, располагаю только тремя минутами, но я надеюсь еще свидеться с вами. Ваш затянувшийся отпуск окончен, приказ заступить на службу получите по утру. Вам присвоены очередные воинские звания. Надлежит в кротчайшие сроки создать первые спецподразделения Особенных Войск межпланетного реагирования. Задача -- добыча на Земле оружия. Задача секретная -- уничтожить Капитана бин Немо… Скрывается он на Земле, в Пруссии на острове Бабешка в Тихом океане, возможно, под именем простого колхозника… Вы знаете, в Метро не спокойно, на Небе продолжаются политические брожения. Правящая ныне партия арабов серьезно считает, что бин Немо, вынудивший людей переселиться на Марс, спас тем самым Землю от неминуемой ядерной войны. Арабы, да и примкнувшие к ним африканцы, превозносят террориста и провокатора хрона. Китайцы колеблются, иначе европейцам и американцам пришлось бы уйти в подполье. Партия русских, сейчас консолидированная с американцами -- оппозиция -- считает, что человечество обречено: на Небе и Уровне Марса болеем, рождаемость низка; в Метро подрастают бедующие если не головорезы, то революционеры, -- китайцы дурят мальчишкам мозги; на Земле, -- мало, вымирают от болезней и мутаций, -- гибнут в междоусобных войнах "волков", "мустангов" и "драконов". Крах неминуем, если не предпринять мер по возвращению людей на Землю и наведению на ней порядка. А значит, необходимо ликвидировать террориста… Бин Немо Вооружен. Не знаем -- чем, но надо полагать хорошо: "волки", "мустанги" и "драконы" найденное оружие продавали бы нам, или более активно контрабандой переправляли на Марс в Метро, да бин Немо этого им не позволяет. Что у него на складах нам неизвестно: электронная разведка с орбиты планеты и океанскими сухогрузами невозможна из-за мощных, целевого характера помех по всей территории и акватории Бабешки. Активизировался бин Немо с прошлого года -- пытался поднять с океанского дна спецконтейнеры. Достал ли, нам неизвестно. Субмарин у него оставалось три. Под четвертую малого класса -- об этом мы узнали недавно -- закамуфлирована баллистическая ракета с кассетной ядерной боеголовкой. Предположительно, базируется она на одной из подлодок или на Бабешке. Что в утопленных спецконтейнерах мы знаем: "
PO TU"… Те, что были у нас на Новой Земле… Нам пудрили мозги, и с крушением японского транспорта, и с подарком семьям "игрушек". На самом деле, "Булатным трестом", до секретной организацией еще хрона, проводилась глобальных масштабов операция по аккумулированию на винты "PO TU" в формате "виртуальных печатей" всей истории развития цивилизации на Земле. Наш "Колизей" -- своего рода "тарелка", на которую подавался сигнал с информацией со всех уголков земного шара. Мы же, с нашими дурацкими "благородными дуэлями", "групповухами", Русланами и Людмилами -- ширма. Зачем "PO TU" Капитану бин Немо мы только предполагаем. Возможно, намеревается создать что-то вроде Диснейленда с виртуальным миром -- приманивать нас с Марса на травке поваляться, газонокосилкой по газонам пройтись, ягод, грибов пособирать, порыбачить, поохотиться, по горам полазить, в море искупаться. Оплата эмбрионами из Колумбария Сохрана. Не детишек -- как мы в Метро -- растить, нет: эмбрионы ему нужны, как исходный материал для производства андроидов-солдат. Понимаете, чем это может грозить нам… -- марсианам? Проблемами с лекарствами с Земли, а в перспективе и межпланетной войной. Причем войной не на равных: что наши мечи из коралла железного цвета против винтовок М-38 и "калашниковых"?Вам должно быть особенно интересным: есть основания -- правда, не достоверные -- считать сподвижницей бин Немо… Сумаркову Пульхерью Харитоновну… Бежала на Землю с секретными научными сведениями и материалами, она занимается у бин Немо производством андроидов. Есть предположения, что основать на Бабешке Пруссию, ее идея -- на эту мысль наводит название поселков на острове: Отрадное, Мирный и Быково. Случится встретиться, устранить. Кстати, президент Пруссии проверен тщательно, он не Капитан бин Немо; работал в администрации строительства на Бабешке, получил контузию и ослеп. С нами он ладит.
Миссию начнете с тщательной подготовки, с полной уверенностью в успехе. Раскроется бин Немо, полагаем, потребовав доставки эмбрионов с Марса на Землю. С этой целью, возможно, начнет шантажировать уничтожением баллистической ракетой Америки, Аллады и Руси в Антарктиде… До встречи. Надеюсь.
Мы не успели опомниться, как помощник примьер-министра в окне исчез и на смену ему возник мужчина преклонных лет, но спортивного телосложения. Он стоял у боксерского мешка, вытирал полотенцем шею, лицо и откусывал от огурца.
-- На самом деле, с вами говорил не только помощник премьер-министра, но и помощник Командера Сохрана хрона… Командовать ОВМР поручено мне. Подполковник Хизатуллин Салават, твой оперативный позывной прежний -- Батый, ты назначаешься руководителем кампании под кодовым названием "миссия "бин"". Майор Франц Курт, Покрышкин, ты назначаешься ликвидатором, на Землю полетишь под марсианским именем Вальтер. Завтра поутру за вами заедет полковник ОВМР Курт -- твой дядя. Все. -- Бросил в рот остаток огурца и пальцем пробил кожу боксерского мешка.
Себя в своем окне бивикама я, стоявший с началом появления помощника премьер-министра по стойке смирно, теперь видел -- после как сообщили, что он еще и помощник Команлера Сохрана хрона -- чуть присевшим и с неестественно белыми ступнями под крагами галифе. Друга увидел сидящим на табурете, с отвисшей губой и пылающим на темечке сквозь редкий с сединой ежик родимым пятном. Он долго, в попытке что-то выговорить, жестикулировал руками в кольцах и перстнях-печатках.
-- Ты видел, огурец ел, -- подобрал он, наконец, губу.
-- И-истребитель, -- выдохнул я.
-- А… этот негр.
-- Портос… Мы спали в Сохране, а они, выходит, как и Стас, раньше нашего пробудились. Истребитель позже Стаса: выглядит моложе. Но гораздо старше моего дяди… Отец мне писал в академию, что Дама в Оксфорде вышла замуж за студента-негра -- вот, значит, за кого.
-- Эта мразь -- мы еще жили в браке -- сменила себе пол. -- Салават не слушал меня. -- Я тебе об этом не рассказывал. Однажды после длительной экспедиции на Амазонку, домой заявилась мужиком. Бросил… бросила на стол свой новый паспорт на мужское имя Кастро Пауль Харитонович и потребовала согласия на развод. Будто я его сам раньше не добивался. Уехала в Америку, где получила два образования: биохимика и нейрохирурга. А стала знаменитостью в научных и медицинских кругах, вернул... вернула себе прежний пол, снова звалась Сумарковой Пульхерьей Харитоновной. Не блядь? Я ей на Кавказе ни жизни, ни учиться не давал! В номерных Метро успешно занималась проблемами трансплантации мозга… Она -- сподвижница бин Немо! Ради всего святого, будь с ней осторожен… Про "мед" нашей супружеской жизни ты знаешь. Я тебе не рассказывал, однажды в медовый месяц нашего брака -- ночью меня, спящего, попыталась кастрировать… Майор Курт, задачу выполнить в точности: Марго устранить... то есть ликвидировать! Никаких попыток взять живой! Прошу тебя, Франц.
-- Я, как назло, ногу в пруду подвихнул. Сильно. -- Я едва ли отдавал отчет тому, что нес.
-- Майор Курт, то есть Вальтер, -- привыкай к новому имени, -- забыл, как в академии учили вывих вправлять? К утру не хромать! -- Салават поднялся с абурета.
-- Слушаюсь, господин полковник!
-- Так-то… Вальтер! Мы дождались! Тебе я завидую -- ты побываешь на Земле… Но, честно сказать… с этим заданием, я бы туда не рвался. С подачи Стаса, поди, подвалило нам. А? Как думаешь?
-- Портос… с Дамой прощался.
-- До утра, майор.
-- Привет… Катьке…
Закончив читать, Хизатуллин вписал под текстом фразу: "Клепа, мне понравилось. Но надежды, что издадут, никакой. Сама понимаешь. Вернется Франц, напишешь с его слов вторую часть, может быть, тогда?" и закрыл файл с повестью. Окинув взглядом, экраны викамов наружного наблюдения по периметру Уровня и Метро, вытащил из папки на столе лист паперы, взял писчий коралл и под печатной строчкой "Помощнику премьер-министра господину Изе Беллу" написал:
Прошу Вас уделить внимание проблеме добычи коралла табачного цвета. Мои соображения и предложения записью-ком на приложенном диске.
Подписал:
Диспетчер шахты 44, подуровня 18, Салават Хизатуллин.
В комлог продиктовал:
Спецподразделения полковника Франца Курта и майора Франца Курта (в кампании на Земле носит марсианское имя Вальтер) из частей ОВМР задействованных в миссии "бин" исключены: первое -- ввиду гибели по причине рокового истечения обстоятельств; второе -- на основании оперативных сведений о неспособности выполнять им даже обычную задачу кампаний на Земле. Подробности изложу позже, как только получу обстоятельную информацию по проблеме. Доложил полковник Хизатуллин.
Дал команду комлогу установить на доступ к записи пароль, вытащил из аппарата диск-ком, прикрепил к папере и вызвал ординарца. Отдав ему, указание доставить депешу по назначению, перекусил "крабовыми" кораллами, запил "горькое мясо" сладким кукурузным отваром.
Пригласил в кабинет заместителя, сменить, пока сам отлучится по нужде.
Небо,
24.7.**39.Хизатуллин окинул взглядом экраны викамов, отслеживающих работу диспетчерских вырубных шахт Уровня. Неделя прошла, как он ворвался в свой прежний кабинет начальника Штаба ОВМР на Небе и арестовал полковника Мусаму бен Ладена, назначенного на его место после правительственного переворота семь лет назад, но решением ЦК -- в целях секретности и конспирации -- пришлось занять этот кабинет в Департаменте по добыче кораллов. Вытащил из ящика стола форменный бланк с реквизитами Министерства поставок лекарств и писчим кораллом в строчке "Помощнику Министра поставок лекарств, господину Джабраилу бен Ладену" зачеркнул имя и вписал новое: Изе Беллу. Ниже написал:
Прошу Вас уделить внимание проблеме добычи коралла табачного цвета. Мои соображения и предложения записью-ком на приложенном диске.
Подписал:
Зам. управляющего Департаментом по добыче Салават Хизатуллин.
С викама еще раз прочел записанный раньше текст:
Мне стали известны обстоятельства, какие явились причиной исключения спецподразделений полковника Франца Курта и майора Франца Курта (Вальтера) из частей ОВМР задействованных в миссии "бин".
После переворота полковник Курт подвергся аресту в Антарктиде, но сумел бежать с ротой на остров Бабешка, где получил прусское гражданство и основал Вооруженные Силы Пруссии. Это было удачей. По всей вероятности, он раскрыл под чьим именем скрывался Капитан бин Немо, потому что дал условленный знак на получение приказа по исполнению миссии "бин" -- ликвидации террориста. Официально, все Вооруженные Силы Пруссии -- взвод под его командованием, но в деревнях острова под видом крестьян имелась личная охрана Немо -- андроиды, выдававшие себя за крестьян,
поэтому Курт попросил подкрепления. Запрудный, сохранивший за собой пост командующего ОВМР, переправил ему решение ЦК и приказ миссию "бин" исполнить. Тогда мы еще не знали о кончине Капитана бин Немо. Вальтеру же Запрудный отдал приказ срочно прибыть на Бабешку под предлогом досмотра деревни Отрадное, где дядя и племянник должны были объединить свои силы. Что-то не заладилось: их контакт возымел трагические последствия -- полковник погиб, и погубил дядю племянник. Назревал межпланетный скандал: кроме инцидента уничтожения Вооруженных Сил Пруссии, в поле, на котором высадился на остров Вальтер, по случайности погибли и колхозники. Но во время похорон Президент Пруссии передал правительству Марса свое решение о снятии обвинения в агрессии -- на основании вывода, что командир взвода, первым открывший огонь на поражение, марсиан принял за "волков". Во избежание уменьшения поставок на Марс земных лекарств Премьер-министр попросил Президента оставить роту майора Вальтера на острове с целью восстановления колхоза.В живых из взвода Курта остался тайный агент Комитета безопасности Исхода Чон. Полковник о нем ничего не знал (Чон помог покинуть Антарктиду и сам пристал к беглецам), и, разумеется, не держал денщика в курсе своих тайных дел на Бабешке. Запрудный установил с Чоном связь. Вашему вниманию предлагаю запись-ком, скопированную им с комлога Вальтера; авторская обработка-ком записи сохранена
.Земля, Тихий океан, остров Бабешка, Пруссия, 3.05.**38.
…"Балаян". -- "Слушаю". -- "Что за культура такая?". -- "Не помню". -- "Топинамбур. "Земляной грушей называли"", -- вмешался в мои переговоры по комлогу со старшиной роты сержант Брумель. -- "Вроде картошки?". -- "Так точно".Двадцатью минутами раньше я, высадив разведчиков у деревни Отрадное, направил флайнер через поле с посельчанами, половшими по колено в желтых цветах. Пролетев над головами, посадил машину на песчаную сопку у края поля. Деревня, отсюда в двух километрах вверх по уклону ровного и пустынного плато острова, пока просматривалась. Под ее куполом были видны ратушная площадь по центру с четырьмя десятками хижин, приютившимися кругами к стене, бараки и хозяйственные постройки. В стороне на расстоянии двухсот метров одиноко стояла башня водокачки с водонапорным резервуаром, она первой скроется за стеной пыли, поднятой смерчем, прошедшим вдруг полосой меж деревней и полем. "А вот прибудет взвод, тогда и проведем досмотр", -- это бурчание председателя колхоза, упертое до тупости, вывела меня из себя, а фраза, которую услышал брошенной через плечо от сутулой спины: "Не мешай, майор, мне полоть надо", -- стала последней каплей моего терпения. Стараясь не вытаптывать цветы, прошел вслед мужику, склонился над его ухом и тихо, чтобы не услышали колхозники, спросил: "В деревне есть кто живой?" К машине возвращался с улегшимся гневом. "Топинамбур, говоришь… Ладно. Кто за гашетками?" -- спросил я по комлогу.
Стрелку дал команду луч лазера положить на крышу башни водокачки. Я совсем забыл, что в Антарктиде генерал-шеф "Крепости" выпросил у меня обменять на время бортовую лазерную установку на "скорострельную пушку", та на поверку оказалась турельным крупнокалиберным пулеметом, известным как "сорок шестерка", "варганили" такие афганские террористы кустарным способом еще задолго до хрона, и применяли в перестрелках с гор по долинам. Спустя минуту после трех очередей из турели, из деревни по полю открыли шквальный огонь…
…Когда последний из пехотинцев в доспехах оказался по ту сторону боевого щита купол над флайнером пропал, но, когда машину и бегущих к ней крестьян отделяли только каких-нибудь десять метров, снова возник преградой непробиваемого полупрозрачного шатра из мутновато-голубой взвеси мельчайших разрядных искр. Смешались приказы, мат, визг и предсмертные вскрики. Пехотинцы набрасывались на крестьян, сбивали их с ног, подминали под себя. Собраться взводом в "черепаху" и укрыть крестьян под многократно активированными доспехами, уже было невозможно. Но и подмятые под боевые комби-ком на "тушканчиковом меху" -- брони непробиваемой ни пулей, ни лазерным лучом, люди гибли: "лазерная дробь" не картечь -- находит любую брешь…
Дробь проникала уже и через бреши в куполе щита, забарахлившего при включении в момент неожиданной артатаки. Видя это, остававшиеся у флайнера пехотинцы ринулись к люку машины, а старшина Балаян, схватив мня поперек талии, бросился в просвет передних колес.
-- Майор, приказ! -- требовал он, втаскивая меня за руку через люк в днище.
-- Лейтенант Стас, приказываю тебе и сержанту Брумелю применить "шмелетницы". Твой выстрел -- по деревне, Брумеля -- по нашему щиту. -- Приказ командиру первого взвода я отдал по комлогу, сидя на командирском месте.
-- Убираться будем? -- спросил Балаян.
-- Оставить трупы? Нет! Остров не покинем, пока не разберемся, почему нас атаковали.
-- От "шмелей" пруссаки оглохнут, -- предостерег старшина.
-- А что делать?! Комиссар роты и разведчики погибли! Колхозники погибли! Мы -- дерьмо! -- под дерьмовым щитом застряли! И смотри, бреши в куполе затянулись, нам не выбраться, пока не уничтожим щит.
-- Другого нам не остается. От пули можно схорониться и без доспехов -- залечь; лазерная дробь и под "горшком" достанет, если он дырявый, -- согласился со мной старшина. "Горшком" он называл боевой щит, генерируемый генераторм-ПпТ ротного "борта" за схожесть формы с солдатской ночной вазой, перевернутой под гамаком вверх дном, и с таким же под куполом запахом, что от вазы по утрам.
Случилось ужасное: все тридцать шесть человек прусского взвода не оглохли, чего опасался Балаян, а погибли. Как выяснилось уже в деревне, "шмели" под воздействием на них электроники мобильников, оказавшихся у каждого солдата, издавали жужжание такой частоты, что в простых касках второй мировой войны было не вынести.
Пока "шмели" "поедали" щит, я, скрывая глаза за окулярами бинокля, плакал. Мне было жалко, погибших по такой нелепости воинов и крестьян Пруссии, даже тех тридцати андроидов, которые, знал, выдавали себя за колхозников, но с комиссаром и разведчиками, погибшими еще до начала атаки лазерными установками, я прошел не одну "мясорубку". Комиссар Вильгельм и сержант Милошевич были настоящими профессионалами; разведчики Януш и Дмитрий спасли мне жизнь -- раненого и тонущего в болоте вынесли на руках; Николку, совсем мальчишку, по-отцовски любил. Здесь, на поле, я еще не знал, кем окажется мне комвзвода пруссаков. На деревенскую ратушную площадь я прибежал первым. В одном из окопов по офицерской фуражке и пистолету ТТ нашел комвзвода, с подоспевшим сержантом Брумелем вытащил труп и в нагрудном кармане капитанского кителя обнаружил патронную гильзу, внутри которой -- лоскут ручной вязки. По нему и узнал, кого я погубил…
Я просматривал найденные в несгораемом шкафу колхозного правления паспорта, когда из места расквартирования взвода -- лагеря неподалеку от деревни Быково, прибежали трое. Первым узнал прапорщика Силантия Лебедько, еще издалека: человек гигантского роста и невероятной силы, он был известен еще в российских воздушно-десантных войсках до хрона. Помнил второго: кок ефрейтор Глеб Хлебонасущенский. А третьего, судя по внешности -- китайца, не знал и никогда до этого не видел.
Прапорщик бежал с китайцем на плече, ефрейтора тащил за руку. Не добежав десяти шагов до погибших уложенных на земле рядами, упал на колени, содрал с головы пилотку, разорвал на себе телогрейку и, причитая, пополз к капитану. Оправил на трупе китель, заправил вывернутые мной карманы галифе, счистил пилоткой с хромовых сапог "шмелей". Вытащил из своих волос, оставшихся только на затылке, гребенку и расчесывал ею бороду командира.
Намериваясь как-то утешить уцелевших, я направился к коку и китайцу. Они стояли рядом со скорбящим Лебедько, первый молился, второй размазывал по щекам слезы -- плакал, как ребенок. Подошел к ним и тут же был сбит с ног. Прапорщик выжидал случая и, как только я его предоставил, набросился, подмял под себя. Я не сопротивлялся и, если бы не вызволили пехотинцы, наверное, был бы задушен. Великан, как только вытащили меня из-под него, затих, лежал ничком и сдавленно рыдал:
-- Да если бы ты не был мне земляком… Да я б тебя…
Хоронили погибших на третий день. Премьер-министр Марса Президенту Пруссии прислал соболезнование, попросил власти Америки, Аллады и Руси в Антарктиде создать комиссию по расследованию трагедии. Гробы сделать на острове не из чего, русский генерал доставил на вертолете складные из цинкового листа, да капитан дирижабля "Распутин" Кныш выделил недостающие. Крестьянское кладбище устроили на южной околице Отрадного, воинское -- на северной. Под могилы выкопали траншеи, надгробья же готовили каждому. Обелисков и крестов сделать, тоже ничего сподручного не нашлось, но выручил Лебедько: по его идее в форме из половинок разрезанного надвое пенала для зарядов к ракетницам сделали из глины девяносто три одинаковых столбика и обожгли огнебаллистой с малой подачей "шаров". Заодно сделали еще один -- для первого председателя колхоза "Отрадный", погибшего год назад при невыясненных обстоятельствах и захороненного у тропинки от Отрадного к соседней деревне Мирное. Рядом с его могилой прапорщик и определил место крестьянскому кладбищу
.Островитяне помощи в похоронах не оказали, во все три траурных дня простится с соседями не пришли ни из Мироного, ни из Быково. Даже детей погибших, которые в день трагедии гостили в соседней деревне, не привели. Прибыл только из столичной деревни Быково Президент Пруссии; слепой, старик сидел в сторонке -- никому не мешал. С утра в день похорон погода стояла отвратительная, из-за песка и пыли, поднятых ветром, ничего не было видно за двадцать шагов, поэтому световая связь с ратушными башнями деревень бездействовала. Я послал вестового к председателю колхоза "Мирный" с приглашением на погребение, так вернулся с запиской, содержания членам комиссии не совсем понятного:
Господа адмиралы и генерал,
Вы как прилетели, так и улетите в Антарктиду. Ты, майор, натворив делов, -- твое счастье, что дети погибших гостят у нас, -- тоже улетишь. Пусть твой путь к Марсу окажется успешным -- там тебя распнут. Нам же на Земле и острове оставаться по гроб жизни. А манны небесной с киселем здесь на головы не проливается -- лично каждому приходится добывать хлеб и питье. У меня в страду прополочную каждая пара рук на счету! Нам -- больно, но мертвым -- все равно.
Председатель правления колхоза "Мирный"
Прочли Президенту Пруссии, тот поскреб в затылке, но ничего не сказал; достал из внутреннего кармана френча фляжку, отпил, попросил в Быково к председателю "Звездного пути" вестового не слать, и отвести отлить.
Надмогильные надписи крестьянам Лебедько нанес клинковой резьбой по дну алюминиевых мисок, воинам -- по дну солдатских котелков. К именам, датам рождения и смерти первым вырезал кресты и проставил "колхозник", вторым -- звезды и "воин". Обрабатывал огнебаллистой верхушки обелискам и надевал на подрасплавленное "стекло" миски или котелки.
Надписи комиссару, командиру разведотделения, председателю колхоза, командиру взвода, а так же первому председателю колхоза "Отрадный" Лебедько разнообразил дополнительными сведениями и чем-то вроде эпитафий.
На котелке комиссару вырезал:
ВИЛЬГЕЛЬМ
15.05.***4. X 09.06.**32.
Первый урожденный марсианин
Воин, комиссар ОВМР
Погиб в поле
На котелке сержанта:
МИЛОШ МИЛОШЕВИЧ
14.02.2059. X 09.06.**32.
Сержант ОВМР.
А был пчеловодом
На миске второму председателю колхоза "Отрадный" вырезал:
ДЕМИДОВИЧ ТАТЬЯНЫ
ИВАН ЕФИМОВ
15.11.2152 X 09.06.**32.
Второй председатель колхоза "Отрадный".
Господи, за что ему такая доля?
С дощечки на кресте из тяпищ перенес надпись на миску:
ХАРИТОНОВИЧ АННЫ
ПАУЛЬ КАСТРО
01.01.2151 X 16.02.**31.
Биохимик, нейрохирург, академик,
основатель и первый председатель
колхоза "Отрадный"
Надпись своему командиру Лебедько вырезал особенно аккуратной клинковой резьбой по кевлару облегченного котелка пехотинца Особенных Войск межпланетного реагирования (выпросил у старого друга Балаяна) кевларовым же лезвием овэмэровского ножа.
ФРАНЦ КУРТ
24.11.2034 X 09.06.**32.
Капитан, командующий Вооруженными Силами Пруссии.
Упокой, Господи, его заблудшую душу
Вильгельм был первым из людей зачатых на Земле, а рожденных на Марсе после хрона из пробирки в Колумбарии Сохрана Исхода, в четвертый год от Судного Дня последних стариков. Из тех стариков, что жили на Земле официально, последних на планете проживших больше ста лет. Они "увенчали" столетний хрон: сидя в секретных бункерах управления стратегическими вооружениями, от безысходности, в помешательстве расстреляли ракетами обезлюдившие города Земли. Родился Вильгельм на Марсе светленьким, "вынули" его из пробирки, он, прося грудь, верещал: "Муттер", поэтому был назван немецким именем. Милош Милошевич был мне земляком: как и я, зачат и родился у мужчины и женщины на Земле до хрона, сто лет спал в Анабиозарии Исхода по пути к Марсу. Председателей не знал, оба родились за двадцать лет до Судного Дня, и как у всех послехронных землян с презрением относящихся к безродным марсианам, у них в паспортах сделана правка: сначала прописано отчество, затем имя матери, только потом имя собственное и фамилия. Франц Курт мне -- дядя. За год до моей первой кампании на Землю официально сообщили о пропаже без вести роты Особенных Войск межпланетного реагирования под командованием полковника Курта, где-то на островах близ Кубы, но я знал, что, на самом деле, дядя жив и выполняет секретное задание. Как-то жена связала пару кальсон из ниток коралла небесного цвета, называемого еще "теплым", и подарила нам обоим. В шутку, будто заговоренные от луча и пули, а всерьез -- чтобы не мерзнуть, берегли взять на Землю. Сейчас мои кальсоны на мне, а от дядиных остался лоскут в гильзе. И погиб он не от луча и пули, а от страшных мук -- раздираемый нестерпимым высокочастотным жужжанием "шмелей". И направил их на погибель дяди племянник -- я. Никогда себе этого не прощу! Конечно, о том, что прусский комвзвода Франц Курт мне дядя ни кто не знал, я не признался, но знали об этом Балаян и Лебедько. Второго попросил молчать. Прапорщик понимающе кивнул, а когда я попытался узнать, что, по его мнению, произошло, почему взвод атаковал мою роту огнем из лазерных установок, при этом, накрыв и колхозников, не замечал ли он за полковником странностей и неадекватного поведения, тот плюнул и послал куда подальше.
После салюта на воинском кладбище Президент Пруссии отбыл в Быково. Снимая намордник с огромного дога-поводыря, запряженного в велосипед, усаживаясь на седло, он попросил адмиралов придать захоронениям статус "братских", помнить его оставшихся в живых пока несчастных сограждан, лишенных теперь единственной защиты от набегов на остров "мустангов" и "волков". А он лично готов "положить все силы в расследовании трагического инцидента" и до конца жизни останется в печали по "хорошему товарищу, верному другу капитану Францу Курту". А генерала попросил передать генерал-шефу "Крепости", что вся вина лежит на нем, пославшем на Бабешку роту спецназа по причине смехотворной -- доноса. "Все оружие в Отрадном -- несколько дробовиков, которыми распугивали над колхозными полями чаек, налетавших на остров во время захода сюда парусников менял; ружья в прошлый их заход были обменены у менялы Зямы на сладости детям".
Мне Президент сразу показался странным. Одет во все теплое и темное, скрывающее тело с головы до пят, перчаток не снимал, хотя погода к вечеру восстанавливалась и теплело; ночи в отведенной ему палатке не спал -- уединялся где-то в сопках с догом. Здоровался по утрам и прощался по ночам с адмиралами и генералом за руку, не сняв перчатки. Мне руки не подавал, но на кладбище, простившись со всеми, подозвал, подал руку и сказал утешительное: "Не отчаивайтесь, майор". Растроганный, я предложил доставить его в столицу на флайнере. Тот отпустил мою руку, поправил очки и отказал:
-- Нет уж спасибочки. Меня встречать выйдет в поле перед столицей вся деревня, а у вас, насколько я осведомлен, щит флайнера глючит, и защищаться своими М-38, даже применяя резиновые пули, вам на дружественной территории запрещено. Не думаете же вы, что у нас в Быково есть и боевые шлемы ФРКУ для защиты от ваших "шмелей"-убийц. Уж, как ни будь, своим ходом.
Тогда я помог ему сесть на велосипед и с километр катил, удерживая под седло. Остановил Президент перед сопкой, поблагодарил, сказав, что дальше дог сам справиться. Я поправил упряжь и пожелал счастливого пути. Слепой ноги держал не на педалях, а скрюченными на раме, подметив это, я опасался, что тот упадет, съезжая с перевала сопки. Чтобы увидеть, и в случае если такое произойдет, помочь и предложить доехать до Быково на мотоцикле, позаимствованном у капитана "Распутина" Кныша, запустил зонд-видеокамеру. Каково же было мое удивление оттого, что увидел! За перевалом в самом начале склона Президент неожиданно затормозил, слез с велосипеда, упал в песок на колени, снял перчатки, сбросил френч, сорочку, брюки и начал энергично и безудержно чесаться. В этом ему, лениво лапой по спине -- казалось, эта процедура ему порядком надоела -- помогал дог. Потом, спустив трусы, онанировал. Пес улегся перед стариком -- ждал, видимо, струи.
Озадаченность мою прервал по комлогу капитан Кныш: он звал на поминки и сообщил, что в полученной с дирижабля депеше от генерал-шефа "Крепости" ему предписывалось проштрафившуюся роту -- без офицеров и старшины, под командой только комроты и комиссара -- оставить на Бабешке с целью восстановить колхоз. Я удивился тому, что генерал-шеф не знал о гибели Вильгельма, и на поминках, подпоив члена комиссии генерала, получил разрешение оставить вместо него старшину Балаяна.
Президент Пруссии уволил со службы и лишил гражданства уцелевших Лебедько, Хлебонасущенского и китайца, но остались они на острове не потому. Забрать их на дирижабль капитан Кныш приказа не получал, а сами они, к моему удивлению, уезжать не собирались. Лебедько, когда Кныш все же предложил улететь с ним, отрезал: "Куда нам с такими ушами? Людей смешить? И потом мы трое поклялись не покидать острова, пока могилы наших товарищей здесь". А надо сказать у старожилов острова уши, действительно, были необычными -- увеличенными (выросшими, правильней сказать) раза в два, за сет мочек налившихся чем-то тяжелым и висевших чуть ли не по плечам серьгами похожими на дохронную пивную бутылку. И смешно было, и оторопь забирала. Такой необычной болезни -- а я тогда думал, что это болезнь -- до тех пор не видел, даже у мутантов на материках.
Довольствия на старожилов не было, поэтому я своим каптенармусу, повару и денщику приказал присоединиться к отбывавшим в Антарктиду.
Зачем роту оставили на острове, а не вернули в "Крепость", после на Марс, где командира неизбежно ждал трибунал, а роту расформирование и увольнение, я понял уже скоро. Флайнер поднялся и прибортился к "Распутину", летели уже далеко над океаном, когда ротный "борт" вдруг вернулся и выбросил на парашютах мешки. В приложенной записке Кныш сообщал, что генерал-шефом получена лучеграмма с просьбой командующего ОВМР оставить "мудаку капитану" дополнительный, из НЗ его команды дирижабля, запас провизии, "чтоб за год не подохли". "Год тебе, бывший майор, в колхозе пахать, растить петрушку и укроп -- потом трибунал". Отбросив записку с оскорбительной припиской, я принялся расстегивать молнии мешков. В них под банками "солдатской пшенки с батоном" и пачками "морских макарон" оказались КНТМ -- комбинзоны-ком на "тушканчиковом меху", БККСКП -- ботинки крокодиловой кожи с кевларовыми подошвами, ФРКУ -- боевые шлемы-ком, спецназовские ножи, саперские лопатки и комлоги.
"Не смотря, ни на что, рота нужна здесь на острове!" -- ликовал я.
Провизию и овэмэровское боевое снаряжение, кроме ножей, я приказал хранить в ротной каптерке, назначив на должность каптенармуса прапорщика Лебедько. Ножи запер у себя на КП в ротный походный сейф…
Записывать воспоминания Вальтер начал недавно, есть еще записи, но только эта проливает свет на трагические события семилетней давности. Майор, удрученный случившимся на Бабешке, забыл, что под фамилией Кастро Пауля Харитоновича жила до хрона и на Марсе после хрона известная нам Сумаркова Пульхерия Харитоновна -- Марго, наша с Вами одноклассница. Когда вспомнил, возможно, пытался сообщить о смерти сподвижницы Капитана Немо, но налаженной связи с подпольем у него не было, как, впрочем, нет ее и до сих пор, но это -- в целях его безопасности. И Чону я Вальтера не раскрыл: не доверяю китайцу, хоть и тайному агенту КБИ.
По моему заданию Чон эксгумировал могилу. Труп был бальзамирован, поэтому хорошо сохранился, Чон, отличный рисовальщик, запечатлел на бумаге все до мелочей, и все же в опознании Сумарковой у меня, бывшего ее мужа, возникли бы проблемы, если бы не одна важная деталь: татуировка с картиной пожирания пираньями пингвинов. Помните, Марго в школьные годы мечтала уехать на Амазонку, выводить там жароустойчивых пингвинов и скармливать их рыбе? В нашу совместную жизнь татуировка эта была только на животе и ягодицах. Мне она не нравилась. Однажды я подметил, что одна из маленьких родинок на ягодице аккурат приходится в месте глаза одной из пираний. Трижды меняя пол, Марго не сохраняла прежние и не продуцировала новые половые органы -- мужские, после женские, и снова мужские, а татуировка теперь занимала и всю промежность. Так вот, "подставы", я в этом убедился, нет: Чон, срисовывая картину с ягодиц, нарисовал эту родинку точно на месте -- вместо глаза пираньи.
Обследуя труп, Чон обнаружил следы трепанации. Вскрыл череп и определил, что покойнице пересажен мозг. Это озадачило агента. В Антарктиде он слышал о раке мозга у Капитана Немо, что тот обречен на смерть, и китаец небезосновательно (он не знал об известности покойника, как нейрохирурга, прочел в надмогильной табличке) предположил, что пересажен мозг в тело умиравшего Капитана Немо. Сегодня я получил подтверждение этому. Вот уже восемь лет зачинщика "Ультиматума" на Земле не существовало, осталось только его тело самого с мозгом сподвижницы. Операция не совсем удалась: Марго слепая.
Курт прибыл на Бабешку в год избрания Марго Президентом Пруссии, через несколько месяцев после операции, Вальтер -- семь лет спустя. Прошло два президентских срока, все годы Марго не проявляла себя как продолжательница идей и дел Капитана Немо, никак не вынуждала и не заинтересовывала нас в передаче эмбрионов из Колумбария Сохрана. Видимо, Капитан Немо согласился на операцию при условии, что та оставит на -- теперь ее -- теле половой орган. Чесалась и онанировала. Полагаю, и впредь так будет. Как бы плохо я лично не относился к бывшей жене, допускаю, что она за нас таким необычным способом ликвидировала террориста. Теперь помехой возвращения людей на Землю остаются "волки", "мустанги" и "драконы"; смею высказать свои опасения, что -- и адмиралы с генералами Антарктиды.
Учитывая все выше изложенное, прошу дать санкцию на отозвание Вальтера -- он нам нужен на Марсе.
Закончив читать, Хизатуллин дал команду комлогу установить на доступ к записи пароль, вытащил диск-ком, прикрепил к папере и вызвал курьера…
Небо,
16.06.**40.Хизатуллин взял паперу, доставленную ему курьером, и прочел:
Зам. управляющего Департаментом по добыче Салавату Хизатуллину.
Ответ на Ваше предложение по проблеме добычи коралла табачного цвета.
Хизатуллин открепил от паперы дис-ком, вставил в комлог, назвал пароль на доступ к информации по миссии "бин" и прослушал:
-- Плохо работаем, полковник. Сегодня мне стали известны обстоятельства, какие явились причиной вывода двух подразделений спецназа из частей задействованных в миссии "бин". Сведения переданы непосредственно с Бабешки моим агентом Резчиком, вот его утверждения. Прочтите, если слушаете.
Хизатуллин поспешно опустил на глаза бивикамы и читал:
Генерал-шеф "Крепости" в Антарктиде, восторженный согласием майора Вальтера обменять лазерную установку с ротного флайнера на пулемет, забыл передать тому запись-ком полковника Курта с оперативными инструкциями. Полковник планировал в день высадки майора на Бабешку сразу обезвредить спецоружием андроидов Отрадного, потом уже совместными силами -- андроидов Мирного и Быково, личную охрану Капитана Немо. Пулеметные очереди по водокачке, произведенные Вальтером с целью припугнуть председателя колхоза, добиться его согласия на досмотр деревни, стала началом в цепи трагических последствий. Ведь Вальтер не знал, что ему предстояла встреча с дядей: Запрудный ему об этом в приказе лучесвязью по понятным причинам не сообщил. Курт действительно подразделение ОВМР принял за "волков", ведь Вальтеру в инструкции указывалось высадиться на остров по времени чуть позже, и не на топинамбуровом поле, а в самой деревне на площади у ратуши. Из-за пыли, поднятой смерчем, и одежды под цвет растений на поле, пользуясь даже не простым оптическим полевым биноклем, а театральным, не заметил он колхозников.
Сегодня же я положил на стол Командеру Сохрана хрона лучеграмму с Земли. В ней, угрожая атаковать ракетой с кассетной боеголовкой Русь, Америку и Алладу, -- ты знаешь "Крепость", "Форт" и "Мечеть" в Антарктиде так скучены, что хватит десятка тяжелых авиабомб, -- требуют возобновления переговоров по доставке на Землю эмбрионов из Колумбария Исхода. Подписана лучеграмма Капитном бен Немо. Этот слепой ублюдок закопал нашу Марго! Ее я, получив задание от Командера уничтожить террориста, назначил ликвидатором, ты и Курты, как и сама операция миссия "бин" -- отвлекающий фактор, ширма.
Вальтера оставь на Бабешке и жди указаний.
-- Да провались в шахту с кораллом поносного цвета весь этот КБИ с его тайными агентами -- китайцами, -- простонал Хизатуллин.
Эпилог
Тихий океан, остров Бабаешка,
16.06.**40.У края поля на песке,
c босыми ногами в пахоте, сидит мужчина средних с виду лет. Растрепанная, ниже плеч шевелюра, необычайно густые брови, широкая по грудь борода скрывают ему лицо. Одет он в тельник и кальсоны. Тельник из трикотажа в бело-синюю полоску -- знаменитая тельняшка матросов военного флота, морских пехотинцев и десантников-парашютистов. Кальсоны не трикотажные, а ручной вязки, в прошлом небесного цвета и пушистые, теперь -- серые от стирки без мыла, и истертые в паутинку от бессменной носки. Кроме исподнего на нем еще ремни офицерской портупеи -- по талии, плечам и груди, табельные морского пехотинца-межпланетника браслеты -- на запястьях рук, лодыжках ног, и ошейник -- на шее. Он только что вытащил застрявший меж пальцев ног -- шел через поле, напрямик -- цветок, теребил и переминал бутон в заскорузлых пальцах. Думал о том, что сельхозработы затянулись и, вообще, давно можно было посчитать, что про его роту спецназа забыли, если бы не доставляли менялы из Антарктиды сюда на остров посреди Тихого океана фильтры для респираторов. Они, первым годом на острове, привезли известие о кончине Капитана бин Немо и с тех пор сообщали новости из Антарктиды, где узнавали и о событиях на Марсе. Рассказали о случившемся там очередном правительственном перевороте, поддержанным очередной революцией в Метро. Во власти, если и помнили о его подразделении Особенных Войск межпланетного реагирования, то просто оставили не у дел. Он понимал: как и арабы роту дяди. После смерти бин Немо натянутые межпланетные отношения потеряли свою остроту, а значит, его военный профессионализм в добыче на Земле оружия никому стал не нужен. А в исполнении секретной миссии "бин" на Земле, о которой из всего состава роты знал только он один, нужда отпала семь лет назад с кончиной бин Немо. По весне меняла Зяма привез контракт на поставку колхозом "Отрадный" Небу и Уровню сельской продукции на семь последующих лет. Подписан документ был Премьер-министром Марса, Министром поставок продовольствия, а согласован с командующим ОВМР -- это был удар, которого он не ждал, но уже предвидел.-- На Марс мне уж не вернуться -- здесь помирать… Год, видать, неурожайным будет: "земляной груши" -- и той не вдосталь. Не избежать, стало быть, голода. Выдам КНТМ, БККСКП, спецназовские ножи, саперские лопатки и комлоги: всем не выжить. Разбойничать примутся, -- стало быть, такова судьба островитян.
Вальтер поднялся с земли, заправил тельняшку за пояс портупеи и отряхнул на заду кальсоны. Они у него не уставные -- не трикотажные, а ручной вязки, в прошлом небесного цвета и пушистые, теперь -- серые от стирки без мыла, и истертые в паутинку от бессменной носки.
В деревню от дальнего поля возвращался всегда, обойдя сначала купол кругом. Заходил на северное воинское кладбище, посидеть у обелиска с надмогильной надписью:
ФРАНЦ КУРТ
24.11.2034 X 09.06.**32.
Капитан Вооруженных Сил Пруссии
Упокой, Господи, его заблудшую душу
Потом шел на южное крестьянское кладбище. Подходил к одинокому, чуть в сторонке от остальных, обелиску. Столбик, когда-то гладкий как стекло, стал матовым, в выбоинах и трещинках -- посек песок, подымаемый на голом острове ветром. Алюминий миски, прилаженной на верхушке вместо надмогильной дощечки, темнел, надписи по нему, поэтому становились неразличимыми. Просил завхоза, тот поправлял обелиск, счищал налет на алюминии, обновлял надпись. Вырезанные ножом буквы забивались песком, очищал и всякий раз, не веря своим глазам, перечитывал.
ХАРИТОНОВИЧ АННЫ
ПАУЛЬ КАСТРО
01.01.2151 X 16.02.**31.
Биохимик, нейрохирург, академик,
основатель и первый председатель
колхоза "Отрадный"
Стирал песок и, обронив: "Таки дела, Марго", допивал из фляжки остатки и брел к проходу под миску…
© Владимир Партолин
bobkyrt@mail.ru
|| «назад ||
[ Другие произведения ||Обсудить ||Конура ]
