Федор А. Чернин

ПЕТЯ И БЕСС
или
СВЕТЛОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ КУРИЦЫНА

11

Перед тем, как вернуться в наш мир, то есть в свое тесноватое, пребывающее в холодильничке тело, Петя попросился полетать над Нью-Йорком, чтобы еще некоторое время, напоследок, побыть наедине с собой, в бестелесной, близкой к божественной, ипостаси. Кроме того, он хотел навестить кое-кого из знакомых, точнее - присниться им (после многих попыток вступать в контакты с приятелями, он научился-таки, по желанию, являться во снах человеческим существам). Содержание петиных снов вариировалось в зависимости от его отношений с реципиентами, т.е. были они в большинстве добрыми и приятными. Только одно из навеянных им сновидений было злонамеренным, и произвело цепь событий, хотя и значительных, но выходящих за рамки данного повествования.

Как ни странно, наблюдатели "оттуда" засчитали Пете этот поступок не в минус, а в плюс, чем в определенной степени поставили под сомнение необходимость в известных обстоятельствах подставить другую щеку. Впрочем, то было в Новом Завете, а Петя, хоть и формально, однако по крови и праву рождения был все-таки иудеем, и евангельские правила на него как бы не распространялись. То есть в его, именно, случае, как он полагал, счет велся по Ветхому, а в Ветхом, он точно помнил, было сказано: "Око за око, и глаз за глаз!".

Да и по природе своей, как мы знаем, Петя не был существом или сущностью мстительной. Даже перестав уже быть человеком, то есть лишившийся большинства сансаррических характеристик, старался сохранять и культивировать в себе именно положительные качества, в частности добродушие: "Я не злопамятный, - в таких случаях подкалывал его Рукосуй, - просто я злой и у меня память хорошая." А Петечка лишь светло улыбался чертяке в ответ, впрочем условно, так как во все время полета Петя и бес оставались невидимыми. Ближе к утру разразилась гроза, разом сняв напряжение последних дней, когда влажная смурная жара изводила жителей великого города на Гудзоне. В воздухе волшебным образом полегчало, давление выравнялось, на крыльях у Пети и беса наладился возносящий момент. И ливень был кстати, ополоснув нагретые крыши, тротуары, прямые и наклонные плоскости, помогая растениям цвести, опыляться и плодоносить, а тварям животным, соответственно, копулироваться и размножаться

Ночные полеты над Нью-Йорком, как известно большинству бестелесных энергетических сущностей, выгодно отличаются от ночных полетов над другими населенными пунктами. Они приятны и безопасны, даже в грозу, в то время как, летая над Парижем или Петербургом, нет-нет да и зацепишься метафизическими легкими крылами за Эфелев или Адмиралтейский, ясный, шпиль. Например, одному знакомому Рукосуя, однажды пожелавшему для разнообразия оскотиниться в Лондоне, прищемило хвост в механизме Биг-Бена. Другой, отдыхая в Москве и предварительно закусив в "Слявянском базаре", угодил в циферблат Спасской Башни, после чего, таинственным образом, куранты стали играть "Тбилисо".

Впрочем, описание ночных полетов над Нью-Йорком в отличие от полетов над другими населенными пунктами, издатели посоветовали сократить, как неотносящееся к делу. Да и в самом замысле описания ночного полета над великим городом усмотрели определенный элемент подражательности, следовательно, вторичности. Не будем спорить с издателем, поскольку себе дороже, и вернемся к нашей истории, идущей, тем временем, своим чередом, где Петя летал над Нью-Йорком и выборочно снился знакомым, пока не выбился из сил, и не спланировал на тучку, располагавшуюся в районе Сигейта. Там и заночевали они с Рукосуем.

* * *

А на следующее утро, по всем понятиям, наступило пасхальное воскресенье. Очень кстати, в первый раз за несколько дней, выглянуло солнышко, а ведь еще с начала недели над городом плотно и как-то безоговорочно, зависла липкая хмарь. А тут - распогодилось! На деревьях набухли почки, вся природа разьяснилась и стала ласковой, легкой, как будто выпила небесного светлого пива после вчерашнего урагана. Православные оделись нарядно и чинно вышли на улицу, христосовались, как полагается, святили куличи, хвастались друг перед другом крашеными яйцами. Даже в Боро-Парке по этому поводу как-то посветлело.

Пока Петя отсыпался на тучке, во дворе похоронного дома Яблокова на Кингз-Хайвей уже составилась процессия, оркестр настраивал инструменты, и собирались его, материального, выносить. Спасибо разбудил Рукосуй, а то бы Петечка, наверное, забыл, что следует хотя бы формально отметиться, как сказал классик, на собственных хохоронах. Поторопились и успели-таки, благо было неподалеку. И только лабухи дали первый аккорд Шопена, Петя, ко всеобщему изумлению, восстал во гробе. Явился, что называется, с того света без повестки.

Повисла тяжелая пауза, из серии "Не ждали". Поскольку Петя, действительно, чуть не опоздал и не выспался, то предстал перед собравшимися в виде сущности взмыленной и недоброй. Все подумали, что сейчас он, скорее всего, будет карать. Анфиска, хоть и не лишилась чувств, но впала в некоторое остолбенение, и один из шуриньев уже описался, по случайному (или неслучайному) совпадению именно тот, кому при более благоприятном раскладе полагался бы петин "Мерсюк". Музыканты, побросав инструменты, прикидывали, куда бы немедленно смыться. Последним затих гобой (исполнитель был глуховат и не сразу смекнул в чем дело), испустив перед кодой пренеприличнейший звук. Руководитель оркестра перекрестился, хотя был, вроде бы, иудейцем, во всяком случае политубежище именно по еврейской линии получал. В задних рядах заволновались полагая, что угощение отменяется. Пошло шепотком, непонятно к кому относящееся, "аферисты". Действительно, тяжелая сцена.

- Это не он! То есть, я хотела сказать, - это не Петечка! Потому что Петечка умер, а этот живой! - Анфиска вышла из прострации и сразу перешла в наступление. Она, вообще, считала контратаку лучшим видом самообороны, к тому же категорически исключала элемент мистики в данном конкретном случае, как, впрочем и в более широком смысле, по жизни. Отреклась, то есть, теперь уже по третьему разу.

Петя, конечно, мог бы натурально разогнать и Анфиску, и шуриньев, и гостей, всю эту шатию-братию, но зачем, спрашивается, ибо не царское это дело заниматься разборками. Семе, Зяме и Неме, поборовшим первоначальный испуг, осмелевшим и теперь глядевшим с угрозой, направил все же по метафизическому пендалю, но только в воображении, и не так, чтобы очень. Во всяком случае, обошлось без членовредительства. На прощание завещал им и "Мерин", и шмотки, и ненавистные галстуки. Взамен попросил лишь об одном, чтобы они исчезли из его жизни, по возможности, навсегда. Тут же и подписал разводные бумаги. Захватив из дома только самые необходимые вещи, покинул помещение без скандала, к большому, надо сказать, облегчению всех присутствовавших. Пропади ты пропадом, фурия!

В тот же день он отметился у бруклинских бесов, дружков Рукосуя, к которым небесные инстанции определили его на поруки, выпил с ними вина по поводу Светлой Пасхи и лично за свое чудесное воскресение. Через некоторое время бесы увлеклись понятными только им одним внутренними дискуссиями, и Петя, воспользовавшись моментом, выбрался из ихнего логова и поспешил навстречу новой жизни Еще через час, прикупив в дорогом цветочном магазине самый роскошный букет из роз, а в вино-водочном - самый лучший коньяк, Петечка, на этот раз уже ни от кого не скрываясь, направился в гости к Любане, а затем, вместе с нею, к Заходеру и Тете Моте. А наутро они переехали в просторный и светлый пентхаус в Манхэттане, и, действительно, начали теперь уже совершенно новую жизнь.

Петю, конечно, потом подергали и потаскали в полицию, но он лишь лучезарно улыбался на допросах, называл собеседников "любезными" (слово, до того не свойственное его лексикону и позаимствованное в потустороних беседах с бестелесной сущностью Андрея Дмитриевича Сахарова), всячески выражал стремление помочь правосудию. Как впоследствие говорили друзья, он уже тогда начал "просвещать", и, как утверждали недоброжелатели, "зомбировать" нью-йоркцев, в частности - сыщиков бруклинского уголовного розыска. С течением времени его вызывали реже и реже, а вскоре и вовсе отстали, поскольку злого умысла в петиных действиях так и не смогли усмотреть. Дело по факту гибели (на самом деле летаргии, продолжавшейся, по земным понятиям, чуть более суток) также закрыли, а с Любани, соответсвенно, сняли подписку о невыезде.

Уладив самые неотложные делa, Петя Курицын удалился от всех и, практически не выходя из дома, просидел в уединении что-то около года. В первое время ему, конечно, досаждали папарацци, но он упорно отказывался от интервью, ссылаясь на занятость и нездоровье, и они его вскоре оставили в покое. Постепенно стала забываться и сама история о происшествии с летаргическим сном и чудесным пробуждением, а потом и вовсе стерлась из памяти, поскольку передовицы газет, что ни день, подкидывали очередные сенсации: "Одноклассница Хендрикса беременна от инопланетянина!","Сотрудник ЦРУ был российским шпионом!!", "У Жореса Алферова отобрали Нобелевку, потому что он коммуняка!!!".

Так зажили Петя с Любаней счастливо, тихо и уединенно, наладили быт и повседневные распорядки, нормализовали режим труда и отдыха. Идилия! Проснувшись в девять утра и сьев тарелку овсянки, он шел к письменному столу и работал, прерываясь в полдень, когда выпивал стакан молока, и в три, чтобы похлебать горячего супчику. Так и жили, пока Петя снова не сделался обьектом внимания, на этот раз по вполне заслуженному поводу.

12

Любой уважающий себя специалист по рекламе и связям с общественностью знает как завязать интригу, установить запал, сдвинуть костяшку, чтобы эффект домино потом как бы сам собой раскручивал человека ли, торговую марку, произведение искусства, а потом только изредка подливать керосина. И хотя пресловутый черный и белый пиар является, несомненно, бесовским занятием, Петя-то, к тому времени был знаком с большинством нью-йорских, вашингтонских и бостонских бесов. Они и подсобили на первых порах.

Находясь в уединении, Петечка написал основательный труд, страниц около тысячи, в котором, по слухам, содержались элементы божественного. Роман-не роман, трактат-не трактат, произведение непределенного жанра, выйдет к Рождеству (хотя вряд ли, поскольку имееются спорные нюансы и даже, местами, откровенная бесовщина). Конкретно ничего неизвестно, так как автор и издатели содержание не разглашают, но слухи, смутные слухи…

Говорят, на самом деле, что писал журналист-негр. Нет, сразу несколько негров, бригада писателей! Почему негров? Потому что так политкорректней! Ох, Ольга Марковна, любите Вы присочинить, хотя и работаете в солидном журнале, существующем частично на научные гранты! Но что же, Ася Мироновна, за произведение такое, загадочное? Скоро все выяснится. Вероятнее всего, чушь собачья, однако, говорят, с козырным названием, которых, к тому же, имеется сразу три. А в эпилоге, и вовсе, формулируется нечто ранее несформулированное. Короче говоря, заинтриговали издательских девушек бесы по самую темно-вишневую шаль.

Так прошло еще одно лето и осень. Все подтвердилось. К Рождеству, действительно, книга вышла, и каждый нашел в ней то, что ожидал найти. В сочинении описывались петины приключения на том свете, и откровения, посетившие его, пока он сидел на облаке в виде бестелесной энергетической сущности. Книга называлась:

ЭТО Я, ПЕТЕЧКА
или
(СТРАСТИ-МОРДАСТИ И БЕССОРА ПО КУРИЦЫНУ)
с подзаголовком: "Eternal Life Extraordinaire".***

Литературная новинка встретила оживленное обсуждение и получила благоприятные рецензии. Иммиграция была готова поднять Петю на щит, но он отказывался, зная, как больно бывает оттуда впоследствие падать.. "Наконец-то в изгнании по разным причинам появился гений! Одно очаровательное словечко "додонжуанился" чего стоит!", - и тому подобное, таким образом давая журналистам хлеб насущный, в виде гонораров от новых статей, а Пете возможность опубликоваться в хорошем издательстве, где в свое время начинали печатать Бродского и Довлатова, т.е. первый раз в жизни попасть в приличную компанию. "Вот что значит в нужный момент присоединиться к большинству!" - писал по этому поводу один продвинутый критик, - простой нью-йоркский муравейчик из наших иммигрантов пробуровил глазок в непонятное! Теперь заживем!" Напрасно, конечно, надеялся. Но дело не в этом.

Другой критик и вовсе выразился пафосно: "Нам давно нужна была книга, где в продолжение темы "преступление-наказание", закрытой в девятнадцатом веке автором одноименного произведения, имярек, линия человеческих переживаний, размышлений и чувств устремлялась бы дальше, где был бы красочно описан катарсис с последующим выздоровлением. Фигурально выражаясь, рассмотрена была бы жизнь Родиона Раскольникова по освобождения из ссылки и лагерей, или сказочного принца Венички Е., доехавшего, несмотря ни на что, до своих Петушков и там растворившегося в глазах расписной подруги, непосредственно по выходе на платфому. Или выплывшей из речки Муму, в конце концов, - Ларисы Дмитриевны, бесприданницы из одноименной пьесы. Интересны были бы и дальнейшие похождения Анны Карениной после разбора ее поступка в отделе железнодоржной милиции. Именно в этом, а не в формальных кульбитах с буддистскими аллюзиями, заключается будущее русской литературы! Есть истинно духовные задачи, а мистика есть признак неудачи, в попытке с Ним сравниться т.д."

***"Бессора" - по-арамейски "благая весть", именно это слово употреблял Назарей в своих проповедях (прим. переводчика).

"Из банальной половухи произрастают элементы божественного, - писал третий, наиболее подкованный теоретически. - Когда бы знали, из какого сора…"

"Злоупотребляет знаками препинания, одновременно их игнорируя," - писал четвертый, наиболее дотошный из всех, по образованию и роду занятий - учитель русского языка

Так Петя Курицын стал ньюзмейкером. Впрочем, к тому времени он, как было сказано, освободился от большинства человеческих зависимостей, в частности - гордыни. Поэтому рецензии не вырезал и не клеил в альбомчик, а использовал газетки по прямому назначению.

- Служенье муз чего-то там не терпит, это понятно. - Писал Петя. - А я, конечно, отдал предпочтенье классицизму, но дело тоже не в этом. Главное заключается в том, чтобы осознать свои тварные обезьянские качества (жадность, гордыня, сладострастие, аппетит, повышенная волосатость и т.д.) именно закабаляющими страстями, понуждающими действовать под их диктатом, таким образом создавать и поклоняться ложным сансаррическим кумирам ("Сансарра" по-древнетибетски означает не только "колесо", но и "каторгу"), характерным тем же короткошерстным обезьянам, а не всеблагим бестелесным энергетическим сущностям, сделанным по образу и подобию Известно Кого. Ну, а знаки препинания, синтаксис, орфография, - такая же фикция, как и все остальное. "Есть, есть она, другая жизнь!" - продолжал Петя, - "Не бойся! Знаешь, как душа твоя, необремененная телом, воспарит!?! Эх, обложите меня яблочками, - во как!!!"

В книге Петя конспективно сформулировал откровения, полученные в результате потустороннего опыта. Их было десять, и расположены они были в таком порядке:

1. Не пытайся выразить словами.

2. Понятие о Боге - чисто человеческое (т.е. модель отношений "хозяин - раб" или "зека - конвоир" (человек на зоне, а Бог на вышке, откуда и формулировочка "раб Божий"). На самом деле дело обстоит совершенно иначе. А именно:

3. Бог и человек являются частью единого целого ("Уже интересно, - навострили карандашики интеллектуалы").

4. Большое целое носит название "Ща", - это его настоящее имя. "Ща" представляет собой энергетическую субстанцию, имеющую форму бесконечно огромного белого шара. Это единое целое, и взаимоотношения с ним каждый народ материализует в своем массовом сознании в соответствие с местной культурной традицией, обращая в религии и системы верований, т.е. пытается облечь необьяснимое в привычные формы. По сравнению с этим, Большим "Ща", все наши частности - такая ерундовина (заменено цензурой, в тексте Петечка, конечно, употребил более емкое и энергетически насыщенное выражение), что о них не стоит думать, как и о наших, так называемых, проблемках.

5. Энергией "Ща" все питается и пропитано все (это наиболее близкая формулировка того, что ему удалось протащить на эту сторону). Энергия "Ща" (в восточных религиях - "Чи"). По-русски, от него происходит, и является однокоренным, слово "Щастье".Так мстят ханжам, ревнителям орфографии и пунктуации первобытные духи семмантики.

6. Человеческая любовь и секс, независимо от способа, - одно из проявлений "Ща" и способов его воплощения. На самом деле имеет место процесс жонглирования энергией "Ща". На этом уровне любовь мужчины к женщине, родителей к детям и советского народа к партии (включая культ личности, как ее крайняя шизоидная манифестация) в энергетическом плане, - явления одного порядка.

7. Внешнее и внутренее - одно. Т.е. глубокое подсознательное и есть выход на внешние энергетические уровни, где присходит соединение с безразмерным вселенским "Ща". В этом смысле человеческий мозг представляет собой точку фокуса, где сходится бесконечно внутренее и внешнее. В этом смысле было справедливо отмечено, чтобы выйти в астрал, надо глубже уйти в себя.

8. Крест, как символ веры, основывающейся на выражении "Бог есть Любовь", не может ограничиваться тем, что на столбе такой формы распяли Спасителя. Это было бы как-то противоестественно.*** Мистика заключается именно в его геометрии, конфигурации крестоцентризма, поскольку человек, как совокупность тварного и божественного (о чем см. выше), находится в точке перекрещении миров, материального и тонкого, обладая характеристиками того и другого. В этом и заключается мистический символизм креста.

9. "Не пытайся выразить словами" - вовсе не означает запрет, а невозможность выразить словами, в смысле, что "даже не пытайся, все равно не получится".

10. И десятое, - расслабься и, по возможности, получай удовольствие, поскольку главные события жизни начнутся именно после того, как ты проживешь эту полную мук, свою, как тебе кажется, единственную и неповторимую жизнь.

Так и сформулировал свой декалог. "Вот как устроен мир, и как я его познал, будучи бестелесной энергетической сущностью, - писал далее Петя, - По форме он напоминмает гигантскую луковицу, без начала и конца, в том смысле, что кругл (точнее шарообразен) и чешуйчат до чрезвычайности. Каждая из этих слоев-оболочек представляет собой сферу, на поверхности которой происходят события, - то, что проживающие там более или менее разумные существа ошибочно называют жизнью. У луковицы этой нет ни начала, ни конца, - ни первого, ни последнего слоя, - все промежуточные. Это и есть параллельные измерения.

Закольцовываются ли в конце концов "первая" и "последняя" чешуя "Всеобщего Лука", мне не удалось разузнать, скорее всего имеет место бесконечность, как наружу, так и вовнутрь, в этом, кстати, смысле - вполне укладывается в картину мира, как ее представляют ученые. При этом нельзя сказать, что кто-то всем этим управляет, и смотрит на гигантскую луковицу со стороны. Правильнее сказать, что луковица саморегулируется, т.е. делает соответствующие выводы в зависимости от самочувствия. Ну, в этом, как раз, не было ничего особенного нового, а луковица, в свою очередь, прекрасно укладывалось в гурджиевскую концепцию "Олбогмек", о том, что Его нет, а точнее Он есть, но представляет собой гигантский чешуйчатый овощ. Все вышесказанное понимает часть продвинутой молодежи, но в большинстве своем, не имеет возможности сформулировать, потому что постоянно колбасится в клубах, и главной задачей считает необходимость "сохранения ощущения".

Кое-какие соображения Петя для наглядности иллюстрировал графиками: Как можно видеть одновременно прошлое, настоящее, и будущее? - в одной из глав задавал вопрос Петечка и сам же на него отвечал: - Нагляднее всего будет картинка тараканьих бегов: виден и старт, и дистанция бега, и финиш, и сама тараканья фигурка. В общих чертах, все более или менее известно заранее (куда из колеи денешься?), поэтому в какой-то момент становится невыразимо тоскливо. Таким же образом можно наглядно представить некоторый отрезок и во временном измерении, поскольку время является дополнительным измерением, где все время сидящий на диване перед ТВ мужик, недвижимый в трехмерном пространстве, мчится с бешенной скоростью, и к сожалению безвозвратно, по вектору времени в четырехмерной системе координат. Для более высокоорганизованных сущностей наглядно и это, невидимое для нас измерение. Таким образом, все зависит лишь от степени развития органов чувств.

***Так, например, в некой гипотетической религии, основанной, скажем, на выражении "Жадность фраера сгубила", символом веры не может быть изображение чудовища (или приспособления) "Жадность", тем более момент убийства фраера, если, конечно, концепция религии не основана на убийстве в себе человеческого, фраерского, тварного, т.к. только в этом смысле и контексте, конечно, изображение Жадности (или Распятия) имеет смысл.

Человек воспринимает окружающие предметы и явления (свет) на определенных частотах, невидимые называя инфракрасным и ультрафиолетовым. Оба из них, замыкая с двух сторон видимый спектр, человеческому глазу невидимы. Тем не менее это не означает, что их нет, - их можно "увидеть" и измерить с помощью аппаратуры, имеющейся в распоряжении ученых. Существа, обладающие "третьим глазом" (продвинутые йоги, конченные алконавты и т.п.) видят мир гораздо более широким по спектру. Чем больше у существа (или сущности) органов чувств и сложнее их устройство, тем в большем многообразии оно ощущает явления окружающего мира. У человека, как известно, органов чувств имеется пять, или шесть, включая "интуицию" - ни что иное, как зачатки или, наоборот, - рудименты многих других чувств, несостоявшихся в человеке по причине его несовершенства, называемых одним словом, как древние славяне называли неподдающееся учету множественное число "тьмою".

А теперь представьте существо, у которого не пять, а 55 органов чувств. А если их 555? И так далее. Все существа (или сущности) населяющие Вселенную можно условно разделить на известные нам и неизвестные. Известные (нам) сущности и природные явления (с ними у нас совпадает минимум одно из чувств и способность на него воздействовать), и существа неизвестные, которые не могут или не хотят воздействовать ни на одно из имеющихся у нас чувств (известно, что собаки умеют "чувствовать" приведения). Эти существа или сущности образуют иерархию, в зависимости от количества чувств и от того, насколько они развиты.

Понимаешь это только когда сам становишься бестелесной энергетической сущностью: способность ощущения многомерности окружающего мира само по себе является одним из качеств, обычно несвойственных человеку. У Рукосуя, например, даже и в худшие времена, таких чувств и свойств было около ста, у Асмодея - примерно сорок, и так далее. Вспомним, кроме того, что такое любимое чертякой свойство, как возможность оскотиниваться в любое время (по желанию материализоваться в тварном мире и получать удовольствия) могло у него отниматься старшими по званию и возвращаться, в зависимости от поведения

Так, говорят, находясь в состоянии расширенного сознания и под воздействием различных субстанций, некоторые люди могут видеть звуковые волны, смотреть сквозь предметы и т.д. Их ранг в человеческом обществе, соответственно, повышается. Сатановер, как мы помним, на третьем дне запоя беспрепятственно разговаривал с Космосом. То же самое происходило со мной, без всякого запоя, когда я, в своих снах, будучи бестелесной энергетической сущностью, сидел на облаке. В этом смысле, взгляды политеистов, веривших в разнообразных множественных богов и божков, и им поклонявшиеся, были недалеки от истины, потому, что отражали склонность всего одушевленного создавать иерархии.

Схема, которой Петя эту концепцию иллюстрировал, изображала бесчисленный пучок лучей, исходящих из "угла" во всех направлениях. Углом, как в пространственной геометрии, предлагалось считать три сходящихся в одну точку параметра, определяющих обьем, как высшее достижение нашего трехмерного мира: длину, высоту, ширину. Так, кроме склонности к литературе, у Пети прорезались и некоторые способности к рисованию.

Вообще, в петечкином произведении было чтение нескольких категорий сложности. В частности, как полагается в основополагающей книге, автор приводил много иллюстративных примеров, большинство из которых, правда, производило впечатление малопонятных притч с неясной моралью. В этих историях какие-то неумные персонажи ходили туда-сюда, иногда совершая дикие немотивированные поступки, называемые почему-то подвигами.

Часть притч была стилизована под славянский изборник. Там кто-то куда-то "ходе", кто-то кого-то "воевах", причем было неясно, имеются ли в виду более или менее реальные события, или происходит чисто внутренняя борьба с собственными демонами. Причины, побуждавшие действовать персонажи историй лежали вне человеческого понимания, а сами поступки были иррациональными, т.е. происходило что-то подобное примеру с рыбками, которые в своем мире занимались политикой, а в нашем - плавали в аквариуме, ни о чем не догадываясь.

В одной из них сумасшедший прибил к обеденному столу свои гениталии, и очень гордился этим, охотно демонстрируя домашним (особенно рада была почему-то жена) и третьим лицам, приходившим к прибитому, очевидно, в поисках просветления. Прослышав об этом, к нему явился местный царек, а прибитый, увидев того на пороге, продиктовал находившемуся поблизости отроку-свинопасу некий туманный текст, потом передаваемый из поколения в поколение, в результате чего жизнь каким-то образом изменилась к лучшему.

В другом молодой человек почему-то не мог пройти без шуток мимо места, где находились родители любимого им существа более высокой формации. Ему в это время хотелось показывать им различные части своего, очевидно, астрального, тела. У читателей старшего поколения возникала догадка, что притча каким-то образом связана с первомайскими демонстрациями. Но это было не то, или не совсем то, что на самом деле имелось в виду.

В третьем хорошая память отрицательно влияла какому-то, очевидно, пророку, на зрение. Пророк был очень пожилым человеком и многое помнил. Это был тот случай, когда со временем зрение портится, а склероз, наоборот, не липнет до очень преклонного возраста. Такое бывает, вероятно, но почему же одно за счет другого?

В каждом случае, при этом, жизнь персонажей описывалась очень подробно, начиная с раннего детства, а сам нелепый курьез преподносился одновременно как наивысшее достижение героя, и как мораль всей истории, после чего повествование прерывалось, неизменно на патетической ноте. Очевидно, что в каждой истории присутствовала некая аллегория, попытка выразить ранее не сформулированное, но витающее в едином информационном пространстве, привязать к понятной знакомой реальности новые для человеческого бытия понятия и концепции. Однако, то ли выразительные средства подкачали, то ли неподготовлено оказалось еще человечество к восприятию новых концепций?

Такими, наверное, в период раннего христианства казались "поганым" язычникам библейские притчи, суть которых - демонстрация необходимости творить добро и любить ближнего.Для этих людей сама концепция добра была неведома, более того, противоречила всем понятиям. Ближнего (к примеру - соседа) можно было зарезать, дом спалить и забрать имущество, жену или дочку, - это, как ра, было понятно. Но любить соседа и творить добро, извините, казалось занятием не только бессмысленным, но и крайне опасным, поскольку и соседи по жизни придерживались аналогичных зверских понятий. Поэтому в Писании язычники узнавали лишь внешние бытовые реалии, изображенные так точно, что по описанию маршрутов передвижения действующих лиц можно было впоследствие составлять географические карты. Что-то подобное прочитывалось и здесь.

Целые страницы, кроме того, Петя излагал неким фонетическим звукорядом, имеющим при этом четкое деление на катерены, что у читающей публики получило название "рапсодий на птичьем языке". Короче, формулировал на уровне подсознательного:

  Раф-ти, ах-ди, а-ху, фур шти.
  Уер-шти, мишди-юху,
  Каху-мер, мер-мер, мер-ю,
  А-мер-шти, ю-мер, ли-ли.

  Ни-гиль, зо-гель, ма, та-ма
  О-му, фо-му, май-а-тмай,
  Гульбугды-добугды-хай,
  Амель, шмель бельды-вайс-райс.

  Живель, зихер тру-ля-ля
  Окин-да, на-на, ва-та
  Пикель-докель, лекаха
  Амель гус, фур сан-сар-ра.

Были в такой же степени странные звукоряды, срифмованные под хоку, также бессмысленные, хотя и более приятные на слух. Что все это означало, Петя и сам обьяснить не мог, утверждая лишь, что это не просто орнаментальные элементы, а как раз то самое, главное, что "не надо пытаться выразить словами", что составляет особую ценность, без чего описание посетивших его откровений осталось бы незавершенным. Некоторые говорили, что этот набор звуков есть ни что иное, как "божественная феня", универсальный код, проникающий в подсознание, когда мозг отдыхает - состояние, достигаемое йогами в результате длительной медитации (так называемый "белый шум", сквозь который пробивают из единого информационного пространства божественные откровения). Говорили-то говорили, но ничего, тем не менее, не сумели расшифровать. Ноль информации, но красиво. И даже попытки усмотреть какой-либо акростих не привели к желаемому результату.

По этому поводу Петя выражался примерно так: Поскольку все, изложенное в книге фактически является продуктом единого информационного пространства (Е.И.П.), было бы самонадеяно приписывать себе эксклюзивное авторство, тем более комментировать. Справедливо было бы сказать: не "сочинил", а "принял и записал" такой-то. В этом контексте термины типа "гений", "талант", "литературные способности" и прочие подобные категории - лишь различные степени подключенности к единому информационному пространству.

А Вас, читатель, мы, кажется, уже замистифицировали по самое небалуйся. Поэтому тут кончаем, и, с Божьей помощью, начинаем следующую главу.

13

Однако самыми живыми и непосредственными страницами повествования, это признавали все, была чистая беллетристика, - там где описывалось, как Любаня Сабонис чертыхается по поводу петиного отключения, а потом ползет к телефону, и их обоих выносят под простыней. Читая, надрывали животики. Однако лучшие страницы похерила напрочь цензура. Изьяли, к тому же, почти всю ненормативную лексику и описание двенадцати разновидностей любовного акта (в том числе между советским народом и партией), приведенных не из хулиганских соображений, а как примеры жонглирования энергией "Ща". Так в нашей литератундре, озорная дурашливая проза превращается в наукообразный трактат.

"Миром правят бенкендорфы, - писал по этому, в частности, поводу Петя, а александр-сергеичей всю дорогу убивают на дуэли. Невозможно, согласитесь, представить себе, в нашем измерении, такую версию реальности, где бы поэт Пушкин убил на дуэли в Ленинграде сотрудника иностранного консульства Жоржа Дантеса, а поручик Лермонтов в Пятигорске застрелил поэта Мартынова. Это тоже было бы как-то противоестественно.

Ну, бенкендорфам, положим, Петя-таки дал повод. Он, действительно, иногда злоупотреблял в тексте куртуазными выражениями, типа "балдохин", "ануслинг" и "перверзия". Поэтому, да и не только поэтому, среди читателей нашлись такие, кто называл Петечку аферистом, припоминал аморалку, с которой началась вся история, а некоторые и вовсе настаивали на расследовании обстоятельств его потусторонней деятельности.

Поступали также предложения распять его раз семь или восемь, по крайней мере извалять в смоле и перьях, и в таком виде погнать по Бродвею. Особенно старались, конечно, ортодоксы всех конфессий, недовольные, что рассказаное Петей не совсем соответствовало представлениям традиционных религий о добре и зле, рае и преисподней, а в особенности же петрино заявление, что белого и черного в действительности не существует, а сама действительность представляет собой расплывчатый по степени серости спектр. За это на него, дополнительно, ополчились художники.

Так общие предстваления метафизиков о добре и зле до последнего времени напоминали схемы, построенные диалектиками-материалистами. "Кто не с нами, тот не с пацанами", - невыносимо скучный дуализм бытия, представляющий расстановку сил в виде двух бойцов, непрерывно сражающихся друг с другом, забывая о "Том-Кто-Сидит-На-Заборе", наблюдающем за ходом схватки, типа это им бокс. Продвинутые граждане утверждают, что имеется также "Наблюдающий-За-Наблюдающим", и "Наблюдающий-За-Наблюдающим-За-Наблюдающим", и далее - до бесконечности (в зависимости от степени продвинутости), как отражение зеркала в зеркале. Кроме того, в рядах самих сражающихся "друг с другом" имеются сомневающиеся, дессиденты, просто держащие кукиш в кармане, и "пятая колонна", отьявленные подонки, взгляды каждого из которых, в зависимости от хода схватки, изменяются до диаметрально противоположных. Есть, конечно, и собственная закольцованность, именно по этому поводу в народе имеется поговорка: "Никогда не разнимай дерущихся, - они наверняка единомышленники."

Противоположность "Добру" не обязательно "Зло", как и "Антибес" - не обязательно "Ангел". Таким же образом "Рай", как нечто противолополжное "Аду", представляют разные грани единого целого, во всех (как стало модно выражаться с петиной легкой руки) "ипостасях". Это соображение относится не только к характерным сущностям, но и к явлениям окружающего мира, природы. Так вот, меньше всего мировое устройство похоже на битву "стенка на стенку" (Петечка пытался обьяснить необьяснимое по возможности, более доходчиво, опять-таки в соответствие с местной культурной традицией), где сходятся две противиположные стороны, а скорее драку в салуне, где каждый дерется со всеми и против всех. В этом контексте лучше всего проявляется загадочное русское "против кого дружим?"

В одном из отрывков петиной книги, в частности, был подвергнут критике последний принцип отличия так называемого "Добра" от так называемого "Зла" , - в зависимости от субьективного ощущения, на примере поступка Павла Морозова. Морозов, в этом смысле становился диалектическим символом, также, впрочем, как и его двойник Александр Матросов. А если два этих подвига рассматривать во взаимодействии? Что будет, если закрыть вражескую амбразуру своим папаней? - с неизбежными неконтролируемыми фрейдистскими ассоциациями. ("Неумно, но современно, - написал по этому поводу критик, работавший под интеллектуала, - поскольку критерии, конечно, в нас, но мера, тем не менее, в Его руке". Не говоря, что уже давно известно, что гораздо проще выпить наркомовские сто грамм и лечь на амбразуру (или раз в жизни запездячить дракона, чем изо дня в день повторять ежедневный жизненный подвиг - вставать по будильнику на работу и т.д.).

А Пете все это критИки были по барабану. В одном из отрывков своего "Откровения" он, в частности, писал: "Если бы я был главным религиозным (и даже светским) авторитетом, то дал бы своим евреям (что евреям, всем верноподданным дал бы!) послабление - отдыхать от работ не на седьмой день, а каждый второй или третий, и кроме того два выходных в неделю, то-то бы они меня славили, и в мою веру обратились бы и греки, и римляне, и иудеи!

Далее. В человеке все должно быть прекрасно, и душа, и мысли, и особенно половая жизнь. Однако, пока красота спасет мир, уроды его трижды погубят. Поэтому надо действовать стремительно. Я разрешил бы не только плодиться и размножаться, но также: тащиться, колбаситься, плющиться и говеть сколько душе угодно, все то, что мы почему-то считаем запретными. Сам Далай Лама недавно высказался в том духе, что получение удовольствия от жизни не противоречит добродетели. Аскеза не нужна, если вызывает страдания. Только цинизма быть не должно, т.к. цинизм - это уже весомая энергетическая субстанция, влияющая на расстановку сил между вселенскими "Добром" и "Злом".

Об этом, впрочем, писали неоднократно. Борьба Добра со Злом, - вечная тема человеческой литературы. Причем как зло, так и добро, приобретает со временем, наиболее изощренные формы. По концовке, кстати, Добро совсем не обязательно побеждает. Чаще наоборот, победившее "зло" заставляет нас думать, будто победило "добро", т.к. у победившего "зла" в руках теперь находится административный ресурс: газеты, телевидение и высокооплачиваемые пиарщики. Бодрые слоганы о пользе раннего вставания, чистки зубов, физзарядки, необходимости соблюдать диету и бытовые приличия, имеют, несомненно, бесовское происхождение. Победившее Зло, таким образом, успешно претворяясь Добром, внедряется в подсознание, сотрудничает с организатарами пошлой затеи, называемой жизнь.

Я это Я, - писал далее Петя ( с ним трудно было не согласиться), - Я свободен, и пью вино цельное! И заявляю со всей ответственностью: Богу (называйте как угодно - "Спаситель", "Чешуйчатый" или "Атлет") до наших земных заморочек дела нет! И вообще, по большому счету, ничто не имеет значения для него, кроме того, что Он любит нас, аки собственных деток. В этом смысле традиционные религии на девяносто девять процентов составлены из правил совместного проживания материализованных в нашем измерении энергетических сущностей, помещенных в обезьянскую шкуру, а о самом важном, том, о чем, собственно, и хочется узнать, к сожалению, умалчивают, а если излагают, то как правило, очень туманно.

Глубоко пахал Петечка, и густо сеял. Что ни слово, - то Цицеррон.

Были и такие, из новых живоцерковцев, что настойчиво предлагали его канонизировать, а сочинение "Это я, Петечка" официально признать откровением, кодифицировать, включив если не в Главную Книгу, то вместе с апокрифтическими евангелиями, воспоминаниями очевидцев, комментариями и приложениями. С риском быть вписанными в святотатцы стали просить, чтоб расширили святцы. Новые живоцерковцы вообще боготворили Петю, и считали, что решение передать его на поруки бруклинским бесам (и последовавшее за этим светлое Воскресение), - исключительно петина личная заслуга. Потому что ни Тетя Мотя, ни тем более Пролетарьев, по их мнению, не имели и не могли иметь достаточно авторитетных знакомых, чтобы влиять на решения тамошних инстанций. "Заходер с Рукосуем, - писали сторонники петиной канонизации, конечно, по-своему помогли Курицыну, вдохновили и подвигли его, однако не без соображений личной выгоды. Действительно, Заходер был через некоторое время трудоустроен на теплое местечко в мире ином, на всю обозримую вечность, а Рукосуй получил возможность оскотиниваться когда заблагорассудится.

Дискуссиям не было конца. Впрочем, и продвинутые мыслители, двигаясь в ногу со временем, и, как оказалось - лично с Петей, так серьезно развили и обосновали намеченные им концепции, что и самым замшелым обскурантистам пришлось признать, что многое из того, что они выдавали за истину, не имеет к ней отношения, и придумано попами, ксендзами и раввинами в целях охмурения, а значит - закабаления рабочего класса, кондового крестьянства, интеллигенции и люмпен-богемы. А приятные вещи, связанные с переходом в мир иной, и вообще бытием и сознанием, на протяжение всей новейшей истории скрывали от народа. Так все написанное Петечкой на папирусе начинало жить собственной жизнью.

А сам он, в результате, дико прославился, и как-то само собой оказалось, что жизнь его прожита была не зря. Имя его, уже при жизни, было вписано золотыми буквами в книгу мировой культуры. Примерно через год он женился, таки, на Любане Сабонис, которая по этому поводу перестала совершенно блядовать, сделалась образцовой супругой, и матерью его детей, нового поколения, которое не боялось смерти, а воспринимало ее естественно, как окончание одного из жизненных этапов, какими для некоторых бывает окончание университета, продвижение по службе, освобождение из тюрьмы или выход на пенсию.

За последующие годы Петя совершил немало подвигов и поступков. Например, проснувшись как-то поутру, обнаружил, что превратился в отвратительное насекомое, подмышкой у своего же товарища Биренбойма, причем был, несомненно, кровососущим. Он выдержал это испытание, к тому же с большим достоинством. Петя также совершил три чуда:

1. Как было вышесказано, он написал книгу, которая, вопреки цензуре и черному пиару, заказанному ортодоксидураками, все-таки стала бестселлером.

2. Построил дом, храм собственного духа и пребывал в нем, изредка гоняя Любаню за пивом.

3. И наконец, величайшее чудо из чудес:Сабонис родила ему сына, потом второго и третьего, таким образом и сама совершила три чуда, необходимых и достаточных для канонизации.

Выяснилось, кстати, что в этом контексте практически каждый при жизни способен совершить по крайней мере одно из чудес, и что, вообще, жизнь - гораздо более чудесная штука, нужно только ее соответственно воспринимать. В конце концов даже по самым строгим канонам Петя,что называется, наработал на святого. Он тем не менее отказывался от предложений, поступавших ему от клериков нетрадиционных религиозных ориентаций. "Я бы и стал святым, говорил он в одном интервью по этому поводу, да только свинство не позволяет." Не отрицая в себе божественного, Петечка, как мы знаем, признавал в себе обезьянские качества, с чего, как мы помним, и началась вся история. Кроме того: ему удалось создать прецидент, согласно которому, найдя убедительные аргументы, можно вернуться с того света назад и жить так, как подсказывает невероятно расширенное сознание.

Получалось, что даже в атмосфере всеобщей амбивалентности можно оперировать, дав убеждением силу простым словам и словосочетаниям, типа "Не хочу - не буду" и "Если жизнь повернуть, и сначала начать", материализовать наиболее сокровенные желания нашего измерения: красивых девушкек, богатство, востребованность в своем отечестве, всеобщее обожание и вечная молодость. И, как мечтал Рукосуй, ублажать свои тварные склонности.

В конце концов, прожив большую хорошую жизнь, и теперь уже преставившись естественным образом, в своем дому и своей постели, и переходя в следующую ипостась, солнечное царство Лим, как и полагается трубадурам, Петя завещал пить на его похоронах шампанское, петь и плясать, будто на празднике жизни. Что и было исполнено. Земные дружки его, бруклинские бесы, и особенно Тетя Мотя, что называется, будто только этого и ждали и тут, в соответствие с заветом покойного, не ударили в грязь лицом. А Петя смотрел с высоты на товарищей и себя, улыбающегося во гробе, и на душе у него было светло.

Э П И Л О Г

Мораль истории такова: каждому воздастся по вере его. Петя всегда верил, что все окончится по-хорошему, так оно в конце концов и получилось. На девятый день он развоплотился, как полагается, и отлетел, сделав прощальный круг над Брайтоном и окрестностями, попрощался с теми, кого в этой жизни любил. А на сороковины вернулся обратно. Попарив немного над Заливом Овечьей Головы (иначе говоря - Шибзхедбеем, с которого и начиналось наше повествование) полетел в сторону моря, забирая все дальше в открытый Атлантический океан. Потом был туннель, и Петечка на этот раз проследовал его с полным достоинством. В конце туннеля встречал с фонарем старый знакомый, Мишаня. Следуя в зал для особо важных персон, Петя посматривал на бедолаг, сидевших в ожидании головомойки и, как они полагали, решения своей участи, завидовал, что главные откровения у них еще впереди. По случаю петиного прибытия там, в VIP, была накрыта поляна, ожидали засланного чертяку-гонца с коньяком и шампусиком. Приглашенные по этому поводу вечно юные Клеопатра и Таис-Афинская пудрили носики. Они могли и с помощью астрального тела проделывать такие штучки, в смысле изящного жонглирования энергией "Ща", что иным, даже и самым искусным девушкам, оставалось им только позавидовать.

Собрался весь небесный бомонд. Пожилые расписали пулю. Св. Никола-Угодник, как обычно, обыгрывал всех. Молодые танцевали и корректно ухаживали за девушками. Бес Анамелех,*** публицист в трехсотпервом поколении, пытался впарить охране левое удостоверение прессы, так как был вечным фрилансером и на презентации определенного уровня его обычно не приглашали. На этот раз он был в списке гостей как один из однокашников Рукосуя, а с охраной прикалывался так,из чистого озорства. Вообще для него это был скорее повод как следует угоститься на банкете. Не то чтобы у беса совсем не было денег, просто сама концепция бесплатного получения горячей пищи всегда волновала его. Анамелех собирался взять у Петечки интервью и пристроить его в желтоватый "Небожитель". Там, по его словам, с удовольствием брали горячую светскую хронику.

На сцене пел и плясал сводный ансамбль КГБ (что-то из оперы "Порги и Бесс"), грехи которого тоже оказались хуйня по сравнению с вечностью. Гэбуха к тому времени и под новым названием была реабилитирована в глазах общественности, поскольку и в ее действиях, как выяснилось, несомненнно присутствовала любовная энергетика "Ща" (пусть в извращенной форме), способов жонглирования которой, как известно, имеется ровно двенадцать. Так и откуда им было знать, что заламывать руки и загонять иголки под ногти нехорошо? Таким образом палач выпивал с жертвой, кинжал с раной, курица с яйцом, пенис с вагиной, так что и не поймешь кто есть кто. Все стало одно, сливаясь воедино, поскольку противоположности с точки зрения баланса нужны, желанны, необходимы именно для того, чтобы из них в конце концов получилось единое-целое, великое, безразмерное "Ща".

Св.Георгий, - Юра, - как он неформально представился, - подошел к Петечке еще до того, как стали садиться за стол, пообещал показательное выступление с драконом. Он был действительно тонконог, весь из стали, и за спиной у располагались полноценные крылья. Находясь в помещении, впрочем, он драпировал их плащом, либо вовсе снимал и ставил в угол. Товарищ Юры, молодой дракон по имени Евгений Аронович (Гена), змий радикально зеленого цвета, вытащенный из угла (он был скромняга) просил его по возможности, половинить и соразмерять. Гена хоть и знал, что насилия над ним не допустят, на всякий случай и помня былое, отбегал в сторону и глазом косил, считал выпиваемые Юрой коктэйли. Поговорили о житье-бытье. Юра посетовал, в частности, что любимым образом христианской культуры является почему-то именно его поединок с Евгением Ароновичем, а не то как они в нормальной повседневной жизни гоняют чаи и мирно беседуют. Именно это, а не отдельные вырванные из контекста поступки, после которых наутро бывает мучительно стыдно, должны определять символику великой любви и гармонии. "Чудо Георгия о Змие" должно быть таким. Мы с Геной сидим под деревцем и улыбаемся друг другу. Людям вообще свойственно вырывать из контекста нетипичные ситуации и поступки, и делать вид, что они-то и являются наиболее характерными. Что было, то было конечно, не отрицаю. За те именины я давно принес Евгению Ароновичу свои извинения. Так зачем всю Вечность поминать, попрекать, сыпать соль на раны? Петя в этом вопросе, кстати, с Юрой целиком и полностью согласился.

*** Анатолий Анамелех, дружок Рукосуя, "бес, приносящий плохие известия", - традиционно считается покровителем журналистики (прим. редактора).

Так или иначе, Петя уделил внимание всем. Успел поговорить со святыми Борисом и Глебом. С Кириллом и Мефодием поделился соображениями по поводу реформирования русской орфографии, со знакомыми бесами обсудил женские достоинства бестелесной энергетической сущности Жанны Д. Арк. Со святым Александром Невским посетовал на неблагоприятные климатические особенности северо-западного региона России. У Адама поинтересовался, насколько успешно заживает травма ребра. Еве сделал комплимент в связи с новым фиговым листиком от "Гесс?". Праматерь слушала благосклонно, закусывая яблочком, которое для нее разрезал по воображаемым меридианам некто пожилой и облезлый, все время находившийся неподалеку, представленный Пете как дедушка Евгения Ароновича. Тот самый, пресловутый, конечно, ныне с виду безобидный персональный пенсионер.

Сьезжались гости. Кто на метле, кто в пивных бутылках, кто материализовался обычным, естественным образом. Наконец пригласили за стол, очень вовремя, потому что большинство гостей уже основательно оголодало, одновременно зарядившись апперетивами. Примерно к шестнадцатой перемене блюд появился Рукосуй. Петя поначалу его даже не узнал. И немудрено. В связи с предстоявшей канонизацией Петечки (Сабонис все-таки настояла), его друга и верного спутника произвели в тамошние брандмейстры, назначив повсеместно курировать адовы котлы и топки, в том числе на предмет возгорания. Выдали и новенькую униформу с крылами из белоснежных перьев (чертяка был счастлив сложить с себя хвост, обломать рога и откинуть копыта). Он сел по правую руку от Петечки, нарядный, к спиртному не притрагивался, покачивал пурпурным плюмажем.

Типа Байрона давал, как охарактеризовал его поведение Анамелех.

То есть стал Рукосуй по всем понятиям ангел. И имя ему разрешили выбрать по собственному усмотрению, Павианий, в честь любимой им в прошлом породы короткошерстных животных. Получив заветное право оскотиниваться в любое время, и заработав-таки, желанное заболевание в нудистской коммуне где-то под Коктебелью, он, как это часто бывает, остепенился, существенно охладел к тварным радостям, и успешно завершив курс лечения, стал подумывать о создании моногамного семейного очага. И ангелицу достойную присмотрел, из хорошей семьи и с приданым, но это уже другая история.

Старший по званию бес Асмодей, к слову, хотя и выслужился со временем, благодаря исполнительности и смекалке, не продвинулся дальше вспомогательных должностей, сменив в каптерке Бельведера, к тому времени лишенного сущности за аморалку.

А во главе стола восседал, разумеется, Тетя Мотя, по обыкновению жизнерадостный и нарядный, как Ярославский вокзал. Его решающая роль во всей истории была тут всем очевидна, вопреки земным разговорчикам. Небесная канцелярия Тете Моте как раз накануне присвоила очередной титул и чин, "Приблудный Шелапутный Очаровательный", приравнивающийся, как известно, к генеральскому званию в войсках.. Заодно состоялась и презентация нового мундира. Элементы декора эполет, аксельбантов и прочих излишеств, действительно, позаимствовали у архитектора Федора Шехтеля.

Пролетарьев, деятельность которого была также отмечена (он был награжден орденом "За заслуги в расширении Горизонтов", второй степени), не прибыл, хотя и был приглашен, поскольку давно положил на награды, впрочем как и на порицания. Светские рауты он не любил, предпочитая портвейн на скамеечке, что и понятно. Ибо что мне в ваших рукоплесканиях? - как выразился, кажется, Иоанн Златоуст.

Альтшуллер выкрутился и на этот раз, сославшись на неотложные дела. Он к тому времени постоянно переселился уже в Калифорнию, куда собачек за ним посылали неоднократно. Не прибыла и Анфиска с шуриньями, тоже по понятным причинам. Сема, Нема и Зяма не могли ей простить, что она так и не вышла замуж за генерала. Портной Тамаркин и сапожник дядя Боря Зловунов, кстати, умерли противоестественной смертью и были направлены на сансарическую перековку, один в виде иглы, другой, соответственно, в виде шила.

А главврач Раппопорт пришел с удовольствием, прихватив, для пущей экзотики, склянку медицинского спирта и двух филиппинских медсестричек. Он долго тряс Петечке руку, вспоминая с каким успехом прохиляла его, откровенно говоря, довольно слабая диссертация о неожиданных случаях гиперимии периферических органов.

Три собачки, Шиф, Наом и Шарон, активно шуршали и хихикали под столами. Пирующие бросали им кости и ни тем, ни другим, это было, как говорится, не в падлу, поскольку собачки по старой памяти явились именно в этом обличии. Петя время от времени запускал руку под скатерть, теребил чешуйчатые холки, щекотал собачек меж перепончатых петлистых ушей.

На следующем витке истории, когда гонцы-чертяки в очередной раз побежали в небесный чапок, (которым уже некоторое время заведовал Заходер, а бесы, включая Доброва, служили у него на посылках), к пирующим присоединилась Любаня, а после некоторого перерыва, и в правильном порядке стали подтягиваться сыновья, оказавшиеся вполне самостоятельными бестелесными сущностями, так что замечаний им делать не за что было, не то чтобы шлепать или ставить в угол. Им также налили на радостях, и наказывали закусывать обязательно.

До прибытия сыновей, хотя и были нематериальны, но сохраняя стыдливость, Петя с Любаней уединились в подсобочку неподалеку, и оттуда доносились не обычные в этих случаях всхлипывания и завывания, а только "шу-шу-шу, мур-мур-мур", - звукосочетания безусловно божественные. Они любили друг друга именно как бестелесные сущности, безо всякого стремления засунуть что-либо под хвост (не то, чтобы у них, на тонком-то плане, было чем и куда). Это нравилось обоим, и было прекрасно даже с самой консервативной точки зрения. Таким образом подтверждалась хрянящаяся где-то в глубине подсознания информация о том, что не только бестелесные сущности, но и человеческие существа когда-то были андрогинами (в энергетическом, разумеется, плане). Потому что Петя нашел, наконец, свою половинку (Любаню) и стал таким образом самодостаточен, как и она, поскольку вдвоем они представляли собой единое целое, и их никак невозможно было теперь разлучить.

Они вернулись к застолью и теперь все время сидели обнявшись, словно боясь каким-то немыслимым образом потерять и лишиться друг друга. Заходер, по такому случаю оставивший магазин на попечение непьющего серафима, собственноручно жарил шашлыки для всей компании, парил над небесным мангалом. Пиво "Балтика", в буквальном смысле, текло рекой. Для этой цели, действительно, повернули вспять и протянули с Парнаса на небо речку Фонтанку, поперек всех и всяческих измерений, и постоянно пополняли резервуары. Добров и подручные подгоняли закуски, так что все были довольны и веселы. Сатановер рассказывал нескромные сансаррические анекдоты. Собачки Шиф, Наом и Шарон шуровали под столом. Павианий (бывш. Рукосуй) улыбался. А художник Дюша Рублев, святой богомаз, также заглянувший на огонек, именно тогда написал свое знаменитое "Благовещение", где за столом сидели три ангела, лицом и статью подозрительно походившие на Сабониса, Петю и Заходера. Так они пировали, не испытывая недостатка ни в чем. А впереди у них была Вечность. И еще множество, множество, множество самых разнообразных историй…

КОНЕЦ

| 1 | 2 | 3 | 4 |

    © Федор А. Чернин